Цена крови - Патриция Брейсвелл

Не должен был его предпринять.

– Не думаю, что вам следует переживать за Эльгиву, – сказала Уаймарк. – Она хитра и живуча, как кошка. Подбрось ее вверх, и она в любом случае приземлится на все четыре свои лапы.

И все же Эмма тревожилась. Испытывая облегчение оттого, что Эльгивы больше нет в ее окружении, она все же не хотела бы видеть ее женой этелинга или какого-нибудь военачальника с Севера, как, впрочем, не хотела также, чтобы она попала в руки Идрика и его цепных псов.

Когда заседание совета закончилось, большинство высшего дворянства отправилось по домам. «Бросились бежать, – подумала Эмма, – чтобы поскорее убраться с глаз жестокого и подозрительного монарха». Однако двоим магнатам из Мерсии было приказано остаться. Это были братья Сиферт и Моркар, родственники Эльфхельма по линии его жены, которые первыми начали просить короля за сыновей Эльфхельма. Этельред заявил, что хочет посоветоваться с ними, где искать Эльгиву, но всем было понятно, что они стали заложниками страха короля перед теми, кто поддерживал Эльфхельма. Эти двое не могли плести интриги против него только находясь при дворе, под покровительством короля, так сказать.

Юная жена Сиферта, Альдит, приходилась Эльгиве кровной родственницей. В свои пятнадцать лет она была высокой девушкой для своего возраста – в противоположность Эльгиве, которая, с точки зрения Эммы, по сравнению с ней была миниатюрной. У Альдит же все казалось большим – рот, руки, ноги и даже зубы. И все же ее нельзя было назвать непривлекательной. Большие глаза под густыми темными бровями отличались красотой, а кожа ее – чистотой и гладкостью. У нее была очаровательная широкая улыбка – когда она все-таки улыбалась, поскольку в последнее время случалось это нечасто.

Когда Альдит впервые появилась при дворе, как раз перед самой Пасхой, она показалась одновременно и застенчивой, и чрезмерно деятельной. Однако после ареста кузенов возбуждение ее очень быстро сменилось растерянностью. А когда пришла весть о смерти ее дяди и исчезновении Эльгивы, растерянность эта превратилась в ужас и страх.

Эмма сделала все что смогла, чтобы оградить ее от бесконечных мыслей о судьбе кузенов и от тени подозрений, упавшей на ее мужа и его брата. Но полностью под свое крыло ее взяла Хильда, внучка элдормена Эльфрика, которая точно так же заботилась о юных дочерях короля в свое время, много лет назад, когда она еще сама была, по сути, ребенком.

Сейчас Хильда и Альдит расположились вдвоем на расстеленных на полу шкурах и следили за Эдвардом и Робертом, которые, похоже, были полны решимости обследовать каждый уголок комнаты. Эмма, сидевшая у высокого окна за пяльцами, взглянула на них и улыбнулась. Хильда, с ее длинной толстой косой цвета зрелого меда, превратилась в очаровательную молодую женщину. Она была того же возраста, что и Альдит, но почему-то казалась намного старше. «Вероятно, это связано с возложенными на ее плечи хозяйственными обязанностями при дворе и ответственностью», – подумала Эмма. Или же с тем, что она в юном возрасте потеряла обоих своих родителей: мать ее умерла от болезни, а отец стал жертвой мести короля. Однако сейчас Хильда улыбалась, глядя, как Альдит раскручивает деревянный волчок перед восторженными глазами маленьких детей.

Эдит, сидевшая вместе со своими сестрами рядом с Эммой, тоже посмотрела на эту группу на полу и сердито нахмурилась.

– А нельзя позвать слуг, которые забрали бы детей, чтобы эти дамы могли помочь нам с покрывалом для алтаря? – сварливым тоном спросила она. – Узор тут очень замысловатый, и у нас уйдут долгие годы на то, чтобы его закончить.

– Это подарок архиепископу Эльфеху от королевской семьи, – ответила Эмма, – и поэтому всю вышивку мы должны сделать сами.

Она нахмурилась и посмотрела на Эдит, которая в последние несколько недель была недовольна всем на свете, но особенно Эммой. Старшую дочь короля явно терзала какая-то обида, но Эмме пока не удалось понять, в чем тут была ее вина.

Она видела, что Эдит хочет еще что-то возразить ей, но в этот момент, прежде чем та успела что-либо сказать, в комнату вбежал один из дворовых рабов, мальчик лет восьми, и сразу бросился к Эмме. Не дожидаясь разрешения заговорить, он сразу крикнул:

– Пришла весть из Виндзора, что лордам Уфгету и Вульфеху выкололи глаза!

Иголка выпала из пальцев Эммы, и взгляд ее сразу метнулся туда, где на полу, застыв с пепельно-серыми лицами, сидели Альдит и Хильда. Они с ужасом смотрели на нее, а затем Альдит упала вперед, издав сдавленный вопль, словно получила смертельный удар. Рядом с молодой женщиной мгновенно появилась Марго, которая обняла ее, пытаясь успокоить, тогда как Уаймарк тут же подняла с пола отчаянно протестующего Роберта.

Эмма схватила маленького раба за руку и привлекла его к себе. Он был при дворе недавно, еще совсем юный и необученный; продали его в рабство в разгар голода, когда родители были уже не в состоянии кормить его. Он не хотел ничего плохого, просто торопился побыстрее рассказать новости, но раб, который не умеет держать язык за зубами, был ей не нужен.

– Ты никогда не должен говорить в моем присутствии, пока я не дам тебе на это разрешение, какое бы послание ты ни нес, – отчитала его она. – Если ты еще раз ворвешься в мои покои подобным образом, я накажу тебя. Ты меня понял?

Он поспешно кивнул; в его широко открытых глазах был виден страх.

– Вот и хорошо, – сказала она, притягивая его еще ближе к себе. – А теперь расскажи мне, – произнесла она совсем тихо, чтобы ее мог слышать только он, – что еще тебе известно об их судьбе?

Она снова бросила короткий взгляд в сторону Хильды и с болью в сердце увидела, что лицо у девушки мокрое от слез, а сама она прижимает к груди хнычущего Эдварда и с жалостью смотрит на Альдит. Отец Хильды, который был наказан таким же жестоким образом, после этого выжил, хотя остаток жизни провел в изгнании, снедаемый обидой и ненавистью. Хильда впервые увидела его только за несколько недель до его смерти – это были лишь искалеченные обломки человека. Это известие должно было разбудить всю ту мучительную боль, которую юная дочь испытывала из-за судьбы отца. Проглотив подступивший к горлу комок жалости, Эмма вновь обернулась к мальчику и быстро спросила:

– Эти узники еще живы?

– Я не знаю, миледи, – прошептал мальчик, явно испуганный тем горем и страданиями, которые были вызваны его сообщением.

– Пойди и попробуй все выяснить, – сказала она, нежно взъерошив его волосы, чтобы успокоить. – А потом расскажешь мне.

– Да, миледи, – ответил он и бросился к выходу, не забыв перед этим почтительно поклониться.

Эмма тяжело вздохнула и встала, думая о том, что делать дальше. Альдит все еще сидела на полу в объятиях Марго и рыдала от горя или ужаса – а вероятнее всего, одновременно и от того, и от другого, подумала Эмма. И для этого страха у девушки были все основания. Она принадлежала к семье, попавшей в немилость к королю, и было неизвестно, как далеко может зайти месть Этельреда. И, если он сейчас пришлет сюда своих людей, чтобы увести Альдит, даже она будет не в состоянии этому помешать.

Вся работа по вышивке алтарного покрывала для архиепископа остановилась. Эдвард плакал, несмотря на все старания Хильды успокоить его. Альдит была в смятении, и Эдит хмуро наблюдала за этим, тогда как ее младшие сестры глядели на рыдающую девушку испуганными глазами.

– Хильда, – сказала Эмма, забрав у нее Эдварда к себе на руки и начав расхаживать с ним по комнате легким раскачивающимся шагом, что обычно быстро успокаивало его, – пожалуйста, выведи младших девочек на прогулку.

Это должно было убрать детей подальше от горестной сутолоки и одновременно занять Хильду, чтобы отвлечь ее от болезненных воспоминаний.

Но вместо этого встала Эдит, которая, направляя своих сестер к выходу, сказала:

– Я сама отведу их.

– Я хочу, чтобы ты осталась, Эдит, – сказала Эмма. – Мне может понадобиться твоя помощь.

Эдит была уже достаточно взрослой, чтобы учиться, как справляться с кризисами при дворе.

– А я хочу уйти, – ответила Эдит; голос ее звенел, как туго натянутая тетива. Возле Альдит она приостановилась и сказала: – Ты не должна оплакивать этих людей. Они были врагами моего отца. Он не наказывал бы их, если бы они того не заслуживали…

– Замолчи! – резко оборвала ее Эмма. Тут же передав Эдварда на руки Хильде, она отвела Эдит в сторону и прошипела ей на ухо: – Эдит, ты должна выказать сочувствие этой девушке. Ее кузены были ужасным образом наказаны, ее дядя мертв, и, что бы они при этом ни сделали, она сейчас очень напугана. Из-за них она стала заложницей этой ситуации.

– Если она не совершала ничего плохого, – ответила Эдит, – ей нечего бояться. Мой отец не причинит ей вреда. Почему вы сами не сказали ей этого?

Эмме хотелось и самой расплакаться от отчаяния.