Джон Р.У. Стотт Великий Спорщик - Джон Стотт

Еще одной особенностью догматической конституции является то, что она с новой силой призывает верующих посвящать себя изучению Библии. На протяжении столетий чтение Библии простыми прихожанами Римско–католической церкви не поощрялось, а порой даже и запрещалось. Однако теперь Писание получило в этой церкви свободу — и последствия этого предсказать трудно. Параграф 22 гласит: «Все верные христиане должны иметь свободный и легкий доступ к Священному Писанию». В сноске к нему мы читаем следующий комментарий: «Это, пожалуй, самое крупное нововведение в конституции. Это первый официальный документ, принятый церковью со времен первых столетий, который провозглашает доступность Библии для каждого»[70].

В следующем параграфе конституции богословов призывают «посвятить свои силы… исследованию и толкованию Божьего Слова», чтобы «как можно больше служителей Божьего Слова могли наилучшим образом нести духовную пищу Божьему народу…».

Последний параграф (26) заключает: «Итак, именно таким образом, через чтение и изучение священных книг, пусть „Слово Господне распространяется и прославляется" (2 Фес. 3:1) и да наполняются сердца людей все больше и больше сокровищами откровения, вверенного церкви». Кроме того, совет выражает надежду на «новую волну духовного оживления благодаря возросшему благоговению перед Божьим Словом, которое „пребывает вовеки"».

Итак, Римско–католическая церковь, самая консервативная церковь мира, несмотря на все ее уверения в своей неизменности, несмотря на упомянутые выше реакционные заявления и уверения папы римского, все–таки замесила библейскую закваску в свое древнее тесто. Вполне возможно, что она окажется неспособной остановить ее полное действие. Что ж, посмотрим!

На первый взгляд кажется, что II Ватиканский собор подтверждает концепцию Трентского собора о том, что Писание и предание являются двумя отдельными и независимыми частями Божьего откровения. Параграф 10: «Священные предания и Священное Писание составляют одно священное Слово Божие, переданное церкви». Параграф 21: «Церковь… всегда считала Писание вместе со священными преданиями высшим авторитетом веры и будет считать так всегда».

В то же самое время, если копнуть поглубже, можно увидеть незаметную, но значительную перемену. Автор введения к конституции Р. А. Ф. Маккензи рассказывает, что «появление этого документа на свет было весьма драматичным». По всей видимости, предварительный вариант конституции, представленный совету Богословским комитетом, был подвернут такой суровой критике на первом заседании (в ноябре 1962 года), что папа Иоанн назначил новую, объединенную комиссию для переработки текста. Этот пересмотренный текст, подвергнувшийся дальнейшим изменениям на третьем заседании, был принят почти единогласно на четвертом заседании в 1965 году.

Основное различие между первым вариантом и окончательным документом составляет толкование взаимоотношений Писания и преданий. Изначально первая глава документа была озаглавлена «Два Источника Откровения», имея в виду Писание и предания. В окончательной версии, однако, эту главу заменили две другие. Первая была посвящена самому откровению, а вторая — тому, как оно передается, и там «нет четкого разделения Писания и преданий как двух отдельных „источников"»[71]. Вместо этого они уподоблены двум ручьям, вытекающим из одного источника. Параграф 9: «Между священными преданиями и Священным Писанием существуют тесная связь и общение. Ибо и Писание, и предания берут начало из одного и того же Божественного источника, образуют определенное единство и стремятся к одной и той же цели». По всей вероятности, это означает, что наравне с Писанием существует еще один авторитет — традиционное церковное толкование Библии. В последний момент к этой главе по просьбе папы Павла было добавлено еще одно предложение[72]: «Церковь черпает свою уверенность обо всем, что открыл нам Бог, не только из Священных Писаний». А вот фраза, взятая из документов Трентского Собора: «Поэтому и священные предания, и Священное Писание мы должны принимать и почитать с равным уважением и ревностностью».

Эта последняя фраза может привести нас к печальному выводу, что ничего не изменилось. Однако перемены есть, хотя бы в том, как расставлены акценты. В утверждении папы Павла не говорится, что Римско–католическая церковь считает своими авторитетами равно Писание и предания (как это было сказано в Тренте); здесь сказано, что «церковь черпает свою уверенность обо всем, что открыл нам Бог» как из Писания, так и из преданий. В данном случае предания все–таки занимают второстепенное, дополнительное место, ибо, если их используют в качестве подтверждения, они оказываются не альтернативой Писанию, но его толкованиями, существующими параллельно с Библией. Мы знаем, что этот вопрос (о том, являются ли предания отдельным авторитетным источником откровения или дополнительным течением) «был предметом многочисленных споров на Совете» и что «большинство отцов церкви предпочло не склоняться ни на ту, ни на другую сторону»[73].

Однако решение по этому вопросу рано или поздно придется принять. Римско–католическая церковь не сможет вечно пребывать в нерешительности и колебаниях, не зная, какой точке зрения последовать. Уже сейчас в Конституции заметно это колебание между двумя мнениями; некоторые ее положения кажутся противоречащими друг другу. Профессор Фредерик Грант в своем «Ответе» на этот документ вполне справедливо пишет: «Если бы эта Конституция хоть что–нибудь сказала об основаниях таких доктрин, как вознесение блаженной Богоматери, хотя бы то, что такие доктрины основаны на истинном предании, — это уже было бы значительным прояснением для многих интересующихся. И, может быть, это позволило бы начать диалог с целью прояснить критерии истинности того или иного предания, а также выбрать мерки, согласно которым следует по–новому оценить внебиблейские учения и, если возможно, вновь определить их в категорию набожных воззрений, где (по мнению многих) им и следует находиться, — но никак не в категорию библейской догмы»[74].

Ко всему сказанному следует добавить еще одно соображение. Даже если преданиям теперь отведено второстепенное место и сказано, что они не дополняют, а лишь толкуют Писание, — а это шаг вперед по сравнению с советом в Тренте — этого далеко не достаточно. С богословской точки зрения, мы должны пойти еще дальше (подобно Христу) и сказать, что все внебиблейские предания подвержены ошибкам и подлежат исправлению с помощью Писания. С прагматической точки зрения довольно опасно утверждать, что предания — это церковное толкование Писания, само по себе обладающее авторитетом: ибо как нам узнать, какие предания ложны, а какие истинны? Во времена Христа существовали соперничавшие между собой школы раввинов, и, чтобы установить истину, Он всегда обращался к самому Писанию. В католической церкви тоже существовали и существуют соперничающие богословские традиции. И вот, для того чтобы отличить истину от лжи, подлинное от поддельного, Римско–католическая церковь обращается к magisteriwn (который, как предполагается в церкви, дан ей Христом), — то есть к авторитету в учении, которым наделен, прежде всего, папа римский: ведь его высказывания ex cathedra считаются непогрешимыми. Поэтому–то папа Пий IX и осмелился утверждать: «Предание — это я». По сути дела, Писание опять оказывается подчиненным преданию, и окончательным авторитетом снова становится церковь. Но мы должны настаивать на том, чтобы все было как раз наоборот, как настаивал на этом Господь Иисус, а именно: провозглашать, что высшим авторитетом в христианстве является Писание, ибо в нем — Бог, говорящий через Писание. И если предания передаются из уст в уста, открыты для добавлений и искажений и часто противоречивы, то Писание записано, навеки закреплено и всегда последовательно.

В то же самое время нам можно и нужно благодарить Бога за эти первые, пробные признания высшего авторитета Библии, которые «проклевываются» в конституции, подобно первым подснежникам, предвещающим конец холодов и начало весны. По крайней мере, теперь, наконец, у нас есть возможность вступить с католиками в разговор, обратиться от предания к Писанию. Теперь мы можем попросить их доказать нам, что их предания действительно являются вполне законными разъяснениями Писания, а не простыми добавлениями к нему, от которых можно отмахнуться или которые противоречат Писанию. Тогда они должны быть отвергнуты.

Современные течения в Протестантских церквах

О Римско–католической церкви, пожалуй, хватит. А что можно сказать о церквах, принявших учение Реформации? К сожалению, Протестантские церкви в середине XX столетия не высказываются по этому вопросу ясно и бескомпромиссно. На самом деле, мы стали свидетелями аномального явления: в то время, как Католическая церковь начинает признавать учение Реформации о высшем авторитете Писания, Протестантские церкви, по всей видимости, начинают отходить от своего исторического причала.