Баламут 2 - Василий Горъ

Поэтому теперь, когда бездействие в вопросе вашего уничтожения гарантированно закончится большой войной с Китаем, воспользуется первой же представившейся возможностью. Или создаст ее сам. Благо, наложил руку на большинство по-настоящему сильных магов Империи и не стесняется их использовать даже за пределами правового поля.

Дед потер идеально выбритый подбородок, задал нам добрый десяток уточняющих вопросов, пообещал довести эту информацию до Совета, а затем перевел беседу в другую колею. Рассказал о целях операций боевого крыла засечников, описал несколько новых и перспективных идей, попросил помощи в решении пары назревших проблем и где-то через полчаса иссяк. Вернее, покосился на дверь в общий коридор и задал неприятный вопрос:

— Изменения в отношении народа почувствовал?

— Угу.

— Будет еще хуже. Хотя мои считают, что ты в своем праве, и не молчат.

— Не твоих куда больше. И они переобулись в разы быстрее, чем я мог себе представить… — криво усмехнулся я. — Да и плевать: ближайшие два-три дня мы будем только отсыпаться, отъедаться и тренироваться, а потом уйдем в рейд. Так что пусть исходят желчью, как хотят. Кстати, дед, Бестии нужна пелена и кольцо с нормальным пространственным карманом. А мне — как минимум три рейдовых комплекта «химии», ибо мой уже на последнем издыхании. И, если можно, подкинь арбалеты, термитную смесь и все, что требуется для уничтожения «обелисков» — думаю, что найду этому добру правильное применение.

— Будет. Завтра. Эдак к обеду… — твердо пообещал он, посмотрел на часы и решительно встал: — Так, мне пора строить этих тупиц. Не ждите — буду очень поздно или, скорее, завтра с утра. И… Рат, увидишь Жерехова — придерись хоть к чему-нибудь и показательно поломай.

— Объяснишь?

— Нет… — отрезал он и ломанулся к двери. А когда вышел в коридор, развернулся на месте и поймал мой взгляд: — Но ломать надо серьезно…

— …ибо похотливый и трусливый урод! — добавила матушка, дождалась щелчка закрывшегося замка, заявила, что не мешало бы поесть, построила Шахову, на пару с ней накрыла на стол и объявила мораторий на любые серьезные разговоры.

Я поддержал это начинание, слегка пострадав из-за того, что в свете обретения второй любимой женщины придется отвыкать от «родного» кресла и пересаживаться в соседнее. Язва с Бестией предложили альтернативу — питаться, сидя на моих коленях — и даже «сочли необходимым» провести эксперимент. Естественно, в шутку. А потом Дарья Ростиславовна прикипела взглядом к тарелке со свежей зеленью и овощами, полюбопытствовала, откуда в центре Багряной Зоны могло взяться это добро, и выслушала лекцию по магической гидропонике, «альтернативному» синтезу белка, использованию сродства к Природе в экстремальных условиях и особенностях снабжения научно-исследовательских баз типа нашей во времена правления прошлого Императора. Впрочем, большую часть трапезы первую скрипку играла моя любимая родительница: вспоминала молодость, признавалась Долгорукой в давно забытых «прегрешениях», рассказывала ей и мне, как на пару с Язвой кошмарила особо навязчивых кавалеров, делилась «страшными» тайнами юной Императрицы и так далее.

Этот экскурс в их общее прошлое погасил большую часть злости, так что я почти не расстроился, когда матушка собралась на тренировку. И даже попросил как следует поиздеваться над изрядно «обленившимися» и «разжиревшими» рейдерами. А после того, как увел «любимых женщин» в спальню, без особого труда выплеснул недовольство Бестией в самой мягкой форме из всех возможных:

— Даш, скажи, зачем ты так рисковала?!

— Ты имеешь в виду клятву Силой, верно? — спросила она, заметила, что Шахова откинула в сторону одеяло, поняла намек, обошла кровать со «своей» стороны и начала раздеваться.

— Да, ее самую… — подтвердил я, поймал себя на мысли, что отрешенно любуюсь пластикой обеих женщин, обрадовался, что все еще без «левых» желаний, повернулся к Дарье Ростиславовне спиной и отключил чувство леса. Ибо с такого расстояния оно позволяло «читать» даже мелкие движения и, как назло, стало пробуждать фантазию. Впрочем, полностью переключить внимание на что-нибудь еще не получилось — через считанные мгновения Долгорукая заявила, что не сказала ничего такого, что могло выйти ей боком, и отвлеклась «не в ту сторону». То есть, облегченно выдохнула и, вероятнее всего, поймав вопросительный взгляд Шаховой, призналась, что одолженный лифчик слишком мал. Потом пошуршала чем-то еще, аж застонала от удовольствия и продолжила объяснения. Судя по всему, уже забравшись в кровать:

— Скажу больше: перед тем, как дать эту клятву, я прислушалась к себе и пришла к выводу, что могу использовать не в пример более жесткую формулировку. В смысле, заявить, что люблю. Ведь любовь, в отличие от ненависти, бывает разной — любовью мужчины к женщине, матери к ребенку, сестры к брату, деда к внуку, наставника к талантливому ученику и так далее…

— А наличие одного вида любви не отменяет существование другого… — продолжила Язва. — Но в это утверждение никто бы не поверил.

— Верно! — подтвердила Бестия и скрипнула зубами: — В сердце матери, только-только потерявшей ребенка, для этого чувства места нет. Зато хватает места для ненависти и благодарности тому, кто обещал помочь отомстить!

Тут я напрочь забыл о планах держать хоть какую-то дистанцию с этой женщиной и, развернувшись на месте, волчьим скоком метнулся к кровати. А после того, как упал рядом с Долгорукой, притянул ее к себе вместе с одеялом, поймал потемневший взгляд и повторил тезис, которым не так давно они с Язвой успокаивали меня:

— Даш, тебе есть с кем делиться болью. Вот и не смей держать ее в себе!

Глава 4

24 июля 2112 г.

…Последняя смена стихии далась невероятно тяжело. Нет, правая рука, в ладони которой я сформировал плетение под названием распад и принялся безостановочно тянуть Жизнь из ладони Бестии, перестала трястись, приятно потеплела и прострелила уютным жаром по магистральной жиле до самого ядра. Зато начала отниматься левая, с синтезом, так как это плетение безостановочно отдавало мою Жизнь Язве, и очень скоро «порадовало» тремором, все усиливающимся холодом в этой магистральной жиле и легким головокружением. Тем не менее, до конца очередной пятиминутки я все-таки дотерпел, оторвал свои ладони от ладоней напарниц, «сбросил» оба заклинания, посмотрел на стрелки часов, чтобы засечь пятнадцатиминутный интервал, и запретил себе даже думать о восстановлении с регенерацией. Вот и занялся «делом» — поднял с коврика полотенце, вытер мокрое лицо и торс, натянул футболку, рухнул навзничь и вгляделся в себя. Хотя знал, что после шокового воздействия игры со смертью энергетическая система начнет нормально функционировать не раньше, чем через четверть часа.

Через считанные секунды на своем коврике вытянулась и Шахова. А наша венценосная наставница нашла в себе