Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917 - Виталий Оппоков

Мое мнение, которое я и высказал Сазонову, заключалось в том, что в день объявления войны была допущена крупная ошибка тем, что Николаю Николаевичу дали титул верховного. Этот титул присущ исключительно государю и никому другому. Тем, что дали этот титул, государь как бы сложил с себя верховное управление армией и флотом, что было недопустимо, так как он всегда есть верховный вождь и должен был оставаться таковым. Ежели он не хотел сразу вступать в непосредственное командование, то Николаю Николаевичу следовало бы дать звание главнокомандующего, что исключало бы необходимость государю, как это теперь происходит, самому вступать в должность своего же подчиненного…Тогда не пришлось бы Николая Николаевича сменять и делать такую ломку всего штаба и столько шуму в деле, которое принципиально не может вызывать ни споров, ни осуждений и могло бы осуществиться в любой момент простым выражением словесно своего желания государем. Ошибка и заключается в том, что с титулом верховного была дана власть государя, что и приходится теперь изменять. Теперь, конечно, трудно без шума привести все в нормальное состояние, так как приходится уничтожать титул верховного, изменить в церквах ектинию,[51] т. е. придавать всему большое значение, подчеркивать то, что не следует подчеркивать… Но за старые ошибки приходится теперь расплачиваться. Но я заметил Сазонову, что следовало бы все это обставить уже более аккуратно и не допускать новых ошибок, которые лишь вводят народ в недоумение… К концу разговора Сазонов согласился с нами, что решение государя правильное. Он колебался раньше, потому что в думских сферах это решение было встречено с большим опасением. Да и сам военный министр Поливанов был против этого, — по крайней мере он это говорил Сазонову…

Нас всех очень интересовал вопрос, кто надоумил государя принять такое решение. Сазонов уверял, и это вполне вероятно, что императрица настаивала на этом. Ей страшно показалось, — и в этом она права, — что государя лишили власти, устранили совершенно от всех дел. Такое положение не могло продолжаться без существенного ущерба для престижа государя… Мне лично кажется, что командование армией принесет и пользу государю лично. Это его успокоит. Он очень мучился удалением от армии, тяготился неведением, что делалось, и чувствовал, что долг ему велит быть при армии. Это выработает у него твердость воли…

15 августа.

По поводу решения государя принять командование над войсками оказывается, что против этого решения восстали многие во главе с императрицею матерью. Как я уже писал выше, и министры были против этого решения, и в результате государь колебался. По словам лица вполне верного (С),[52] государь последние дни был очень расстроен. Он стал чувствовать, что все его надувают, верить ему никому нельзя, и не знал, как выбраться из создавшегося положения. Кроме того, известия с войны не могут служить утешением. Верховный к тому же написал ему письмо панического оттенка, что еще больше его расстроило, и он даже плакал…

24 августа. Петроград.

За последние дни снова много говорили о предположении государя стать во главе армии и о назначении Николая Николаевича наместником Кавказа… Толки по этому поводу делились на две группы. Одни находили, что государю вовсе не следует становиться во главе армии, так как это его отвлечет от дел государственных; другие, наоборот, что это очень хорошо, но при условии, что Николай Николаевич останется на месте. На последнем условии почти все согласились. И действительно, Николай Николаевич случайно попал на этот пост после того, что совет министров упросил государя не брать верховное управление армией в начале войны. Для поднятия престижа Николая Николаевича в церковных службах была установлена для него особая молитва. Государь осыпал его милостями и достиг того, что личность Николая Николаевича была известна всей России и его популярность не была даже поколеблена последним периодом войны, когда нашей армии пришлось все отступать. Казалось, что результат был блестящий. Но вот именно этот блестящий результат, созданный трудами государя, не понравился А.[53] Тут и причина, почему государь назначает Николая Николаевича на Кавказ. Люди осторожные уверяют, что это вызовет всеобщий ужас и негодование и приведет к тяжким последствиям. Вот вкратце общее настроение…

Днем я был у тети Minny[54] на Елагином острове. Нашел ее в ужасно удрученном состоянии. Ее волнует больше всего вопрос о Николае Николаевиче. Она считает, что его удаление поведет к неминуемой гибели Н.,[55] так как этого ему не простят. Во всем разговоре она выгораживала Ники, считая Алике виновницей всего. Когда Ники был пред отъездом у нее, она долго его молила подумать обо всем хорошенько и не вести Россию на гибель. На это он ей ответил, что его все обманывают и что ему нужно спасти Россию — это его долг, призвание. Напрасно тетя его уговаривала, что он мало подготовлен к этой трудной роли, что дела государства требуют его присутствия в Петрограде, он остался неумолим и даже не обещал пощадить (т. е. оставить при ставке) Николая Николаевича.

Во время этого разговора Алике сидела в другой комнате с Ксенией,[56] которая спросила ее, неужели Николашу сменят: он так популярен теперь.

„Опять про Николашу, все только о нем и говорят, — ответила Алике, — это мне надоело слышать; Ники гораздо более популярен, нежели он, довольно он командовал армией, теперь ему место на Кавказе“.

Тетя Minny, передавая мне эти разговоры, так волновалась, так возмущалась, что мне страшно стало… Тетя Minny мне еще говорила, что у нее был дядя Алек,[57] который молил ее уговорить Ники не ехать в армию. Он предвидит ужасные последствия до народных волнений включительно. Дядя был прямо в отчаянии. „Он катался по полу“, — так выразилась тетя… Когда мама была у нее, она еще прибавила, что это ей напоминает времена императора Павла I, который начал в последний год удалять от себя всех преданных людей, и печальный конец нашего прадеда ей мерещится во всем своем ужасе.

Мы действительно переживаем в эти дни очень тревожное время. Малейшая ошибка может создать огромные события, непоправимые по тем впечатлениям, которые они оставляют. Удаление Николая Николаевича на Кавказ есть уже одна огромная ошибка. Он сам по себе мало причастен к той популярности, которой он пользуется в России. Как я писал выше, это было создано самим государем и это его огромная заслуга, ибо только человек популярный, который пользуется доверием массы, способен эту массу двигать и одухотворять.

Что скажут теперь в России? Как объяснить народу и армии, что Николай Николаевич, который был покрыт всеми милостями царя, вдруг сменяется? Естественно, спросят, что же он сделал, чтобы заслужить такую немилость. Хорошо, если правительство так обставит этот вопрос, что государь сам становится во главе армии, и, естественно, верховный должен свой пост покинуть. Но он мог бы у него остаться помощником. А молитва за ектенией? Что с ней делать? С уходом Николая Николаевича народное впечатление будет задето глубоко. Во всех судах его фотографии, все за него молятся, — и в один день херь все. Да за что, невольно спросит себя всякий. И, не найдя подходящего ответа, или скажут, что он изменник, или, что еще может быть хуже, начнут искать виновников выше. Еще одно соображение. С принятием государем командования армией, естественно, все взоры будут устремлены на него с еще большим вниманием. И ежели на первых порах на фронте будут неудачи, кого винить?..

В истории не было примера со времен Петра І, чтобы цари сами становились во главе своих армий. Все попытки к этому, как при Александре I, в 1812 году, так и при Александре II, в 1877 году, дали скорее отрицательные результаты. Главным образом вокруг ставки создавалась атмосфера интриг и тормозов… И в те времена государя отговаривали ездить в армию и вмешиваться непосредственно в дела главнокомандующего.[58] Во всем этом много верного. Государь должен быть вне возможных на него нападок. Он должен стоять высоко, вне непосредственного управления…

1 сентября.

Итак, совершилось то, о чем так много все говорили, судили, волновались и беспокоились. Одна группа лиц осталась недовольна, а именно, мне кажется, та группа, для которой всякое усиление власти нежелательно. Естественно, что государь, опираясь непосредственно на свою армию, представляет куда большую силу, нежели, когда во главе армии был Николай Николаевич, а он сидел в Царском Селе. Большинство же приветствовало эту перемену и мало обратило внимания на смещение Николая Николаевича. Отмечают лишь, что рескрипт Николаю Николаевичу холоднее рескрипта графу Воронцову…[59]