Убийцы Российской Империи. Тайные пружины революции 1917 - Виталий Оппоков

Для всего этого племени временных и случайных престолосидельщиков интересы России — это интересы их вотчинных земель, в которые их водворили, да и царствовали они довольно условно, окруженные сонмом фаворитов, опекунов, правителей. Некоторые из них напоминали кукушек в механических часах, заявляя о себе в обозначенное время придворных приемов и дворцовых заседаний. Иные и вовсе были безголосыми по причине малолетства или бесхарактерности. Но действия как первых, так и вторых направлялись купеческим и дворянским механизмом. Они появлялись или исчезали, повинуясь вращению шестерен и шестеренок царских межродовых интриг, различных заговоров и переворотов, концы нитей которых находились не только в отечественных, но и зарубежных руках заинтересованных лиц и группировок.

С годами царское самодержавие крепло и его авторитет возрастал, по крайней мере внешне. И все же межродовые антипатии и противоречия, не переводившиеся в российской царствующей семье, зачастую сводили на нет усилия наиболее решительных и последовательных борцов за прочный государственный престол «помазанника божия». Остановлюсь более подробно на утверждении в императорской роли последнего из российских государей.

Оставим в стороне многочисленные медово-елейные публикации прошлого, а особенно нынешнего времени о воспитанности, образованности, порядочности, «голубоглазости» и прочих, как мнимых, так и действительных, достоинствах Николая Александровича. Возьмем во внимание лишь исторические факты да вполне логичные варианты возможных перекосов в судьбе законного и незаконного монарха.

Доказать законность престолонаследия Николая II несложно: корона перешла к нему из рук умершего отца. Но не представляет большого труда убедиться и в обратном — в незаконности этой передачи символа высшей власти. Несколько подробностей, имевших место, так сказать, на дальних подступах Николая и его прямых предшественников к званию монарха.

Екатерина II воцарилась на престоле после свержения и убийства мужа — Петра III. Спустя два года был убит в тюремной камере обладавший формальным правом на корону Иван VI, пребывавший в заключении с младенческого возраста более двадцати лет. А тут еще пересуды, что сын Екатерины — Павел родился от побочной связи. Будь живы более законные наследники престола и превратись пересуды в доказанный факт, тому же Павлу не только не мыслить о престоле или великом княжении, но и близости к царской семье. Еще меньше перспектив имелось бы у его прямых наследников. Вот, скажем, граф Владимир Павлович Палей, погибший в июле 1918 года (материалы следствия из дела «Об убийстве царской семьи») близ города Алапаевска. Ведь его отец — великий князь Павел Александрович, а вот сын удостоился только титула графа, поскольку родился от морганатического брака, то есть жена (вторая) великого князя оказалась нецарской и некоролевской фамилии.

Но свели счеты и с Павлом І. С молчаливого согласия его наследника — Александра, с Павлом расправились, как отмечалось в записках одного из участников заговора — Чарторийского, обвинив в «безрассудности разрыва с Англией, благодаря которому нарушаются интересы страны и ее экономическое благосостояние». Прошло еще почти четверть века — и снова не совсем законная передача престола. Второй после Александра I сын Павла I — Константин якобы тайно отказался от престолонаследия, и царем был провозглашен, через голову старшего брата, третий сын — Николай. Это был дед Александра ІІІ и прадед Николая II. А ведь оба наследника взошли на престол не по прямому наследованию. Первый из них стал наследником после преждевременной смерти старшего брата, а царем — после убийства отца — Александра II. Второй — тоже не был первенцем в семье, и ему путь к трону освободила кончина в раннем детстве претендента на престол.

Так что воцарению Николая II, как и многих его предшественников, способствовала целая цепочка заговоров, переворотов, убийств, случайностей. И вполне понятно, что те, кто не имел звена в этой цепочке, а тем более те, у кого это звено было вырвано другими, таили в себе обиду, зависть, призрачную надежду на возвышение. Особенно это касалось великих князей, которые, словно члены-корреспонденты Академии наук, желавшие стать, но не очень-то многие становившиеся академиками, с особой остротой чувствовали себя обойденными на иерархической лестнице. Ведь каждый из них, ревниво изучавший родословные (свою и потенциальных соперников), мог явственно просчитать, кем мог быть на самом деле, если бы не всевозможные случайности, царствующий Николай II. Не исключено, что женился бы он на безызвестной принцессе Гессенской, осел бы с ней в заштатном немецком городишке Дармштадте, со временем унаследовал бы, быть может, герцогский титул тестя, да и стал бы подручным у своего могущественного кузена Вильгельма II. Так что в Первую мировую войну он мог оказаться на стороне Германии против России…

О великокняжеских возни и кознях вокруг престола можно узнать из многих источников. Например, один из них — дневниковые записи двоюродного брата Николая II великого князя Андрея Владимировича, оказавшегося впоследствии во Франции. Но ценность предлагаемых записей в том, что это именно дневник, а не воспоминания. Это фиксация впечатлений и мыслей по свежим следам, причем не для печати, а для себя, где человек становится более точным, откровенным и объективным. Это сиюминутный взгляд на факты, события, окружающие уверенного в себе человека, отдаленного пока что только от трона, а не обидчивое или злобное брюзжание эмигранта. Дневниковая тетрадь, которой воспользуюсь, охватывает время с 18 апреля по 23 октября 1915 года.

Выдержка из дневника:

«12 августа. Царское Село.

У мама[46] обедал министр иностранных дел С.Д. Сазонов. После обеда вот что он нам рассказал.

„Начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Янушкевич позволяет себе совершенно невероятные вещи. При этих условиях вести дела совершенно невозможно… Янушкевич низкий, грязный человек, совершенно опутавший Николая Николаевича…[47] К счастью, всему этому будет положен скоро конец. Государь сам вступит в командование армией. Государь уже давно этого хотел, но долго колебался и, наконец, решился. Он послал в ставку генерала Поливанова[48] передать Николаю Николаевичу, что он назначается наместником Кавказа и что его величество сам вступит в командование…“

Сазонов высказал при этом некоторое опасение, что всякая неудача падет на государя и даст повод его критиковать. Ввиду этого ему хотелось знать мнение Бориса,[49] какое впечатление это произведет на войска. Борис высказался весьма категорично, что это произведет такой огромный эффект на армию, подымет ее нравственный элемент и будет встречено с большим энтузиазмом.

При этом он прибавил, что уход Николая Николаевича пройдет совершенно незамеченным. По моему же мнению, уход Николая Николаевича будет замечен. За год войны он все же, несмотря на ряд крупных неудач, пользовался большой популярностью и честно исполнял возложенные на него обязанности… Несомненно, что замена Николая Николаевича другим генералом была бы неудачной, но принятие государем на себя командования армией исключает всякое соревнование или обиду. Я тоже присоединился к мнению Бориса, что впечатление на армию будет огромное, и это имеет, кроме того, еще и другое преимущество, что армия почувствует ближе своего государя, что, при некотором шатании умов, будет иметь свои плоды. И Сазонов должен был согласиться….[50]

Мое мнение, которое я и высказал Сазонову, заключалось в том, что в день объявления войны была допущена крупная ошибка тем, что Николаю Николаевичу дали титул верховного. Этот титул присущ исключительно государю и никому другому. Тем, что дали этот титул, государь как бы сложил с себя верховное управление армией и флотом, что было недопустимо, так как он всегда есть верховный вождь и должен был оставаться таковым. Ежели он не хотел сразу вступать в непосредственное командование, то Николаю Николаевичу следовало бы дать звание главнокомандующего, что исключало бы необходимость государю, как это теперь происходит, самому вступать в должность своего же подчиненного…Тогда не пришлось бы Николая Николаевича сменять и делать такую ломку всего штаба и столько шуму в деле, которое принципиально не может вызывать ни споров, ни осуждений и могло бы осуществиться в любой момент простым выражением словесно своего желания государем. Ошибка и заключается в том, что с титулом верховного была дана власть государя, что и приходится теперь изменять. Теперь, конечно, трудно без шума привести все в нормальное состояние, так как приходится уничтожать титул верховного, изменить в церквах ектинию,[51] т. е. придавать всему большое значение, подчеркивать то, что не следует подчеркивать… Но за старые ошибки приходится теперь расплачиваться. Но я заметил Сазонову, что следовало бы все это обставить уже более аккуратно и не допускать новых ошибок, которые лишь вводят народ в недоумение… К концу разговора Сазонов согласился с нами, что решение государя правильное. Он колебался раньше, потому что в думских сферах это решение было встречено с большим опасением. Да и сам военный министр Поливанов был против этого, — по крайней мере он это говорил Сазонову…