Висрамиани - Тмогвели Саргис

— О кормилица! Заклинаю тебя небом, заклинаю, помоги мне еще раз, у меня нет никого на свете, кроме тебя. Я держусь за твой подол и шею и всецело надеюсь на тебя.

Для меня твои клятвы — радость. Если и ты лишишь меня надежды, я покончу с собой. Не могу больше терпеть, я лишусь ума, разглашу тайну сердца и стану посмешищем среди людей. Если ты еще раз потрудишься и поведаешь тему солнцу о моем несчастье, я отдам тебе душу, пока я жив. Никогда не забуду, что я — раб твой. Быть может, она смягчит свое твердое сердце, окажет мне милость и возжет свечу любви. Может быть, она станет сожалеть о своем равнодушии и о том, что рассердилась на тебя, не прольет моей невинной крови и не лишит меня души, которой мне не жаль для нее.

Передай ей низкий поклон и скажи так:

«О ты, надежда старых и юных! Сердце мое отдано в руки твои, чтобы ты могла распоряжаться им, как мягким воском, и тебе подобает владеть им, ибо ты сумеешь его сохранить.

Ты — царица моя, и тебе пристало быть царицей. Если ты откроешь мне сердце, то все дни моей жизни я посвящу тебе. Ты сама знаешь, что я не откажусь и от рабства, если ты удостоишь меня взять в рабы. Если ты полюбишь меня, ты вкусишь сладость любви. Если бы даже у тебя было сто тысяч возлюбленных, то среди них не сыщешь ни одного, столь преданного тебе душой, как я. Ты солнце, и если будешь бросать лучи на меня, ты превратишь любовь мою в яхонт. Разреши стать твоим рабом, не стыдись иметь меня возлюбленным, избавь меня от всех горестей и несчастий! Даруй мне жизнь, чтобы все дни мои я служил тебе и исполнял твои желания. Если же ты желаешь, чтобы я лишился жизни, то это легко может случиться, если ты останешься столь же безжалостной ко мне. Я не вытерплю столько горя из-за тебя, я низвергнусь с высокой скалы или брошусь в глубокую реку, чтобы избавиться от этой жизни. А на том свете ты будешь отвечать за мою вину, и бог спросит тебя, бог — создатель вселенной и правосудный, которому я все открыл и которого я призываю в свидетели».

При этой речи он от чрезмерного плача впал в беспамятство. Рамин умолял кормилицу, и кормилица сжалилась над ним. Она снова предстала перед Вис, у которой сердце страдало еще больше, еще сильнее, чем у Рамина. Обдумав убедительную речь в пользу Рамина, вот что сказала кормилица:

— О царица всех красавиц! Из-за тебя умирают и те, кто около тебя, и те, кто вдали. Я хочу поведать тебе тайну, но стыд связывает мой язык. Боюсь и шаха Моабада, ибо всякий боится зла. Я остерегаюсь упреков и избегаю стыда, ибо не знаю, какое зло постигнет меня. Боюсь и ада, как бы мне, грешной, не попасть в геенну огненную, но что мне делать? Как только я вспоминаю о страданиях Рамина, как только я представляю себе его лицо, которое то мертвеет, то снова оживает, лицо, беспрестанно обливающееся слезами, — осторожность меня покидает и сердце мое воспламеняется. Его бесчисленные мольбы заставляют меня забыть о страхе. Жалея его, я возненавидела этот преходящий мир. Мне его так жаль, что я не пощажу даже своей души ради него. Много видела я несчастных, безумно влюбленных, у которых сердце пылало в огне, а из очей текли кровавые слезы, но подобного ему несчастного влюбленного, ставшего притчей во языцех, я не видела. Один его вздох сожжет тысячу влюбленных. Слова его резки, а глаза его вечно в слезах. Терпению моему положен предел его мечом, и дом мой разрушен потоком его слез.

Я боюсь, как бы внезапно он не умер и мне бы не пришлось отвечать перед богом. Не будь жестокой, мой свет, пожалей его, обессиленного. Не обагри подол твоего платья его кровью. Какая на тебя ляжет ответственность, если он закончит дни своей жизни без взаимности! Зачем тебе убегать от него? Ведь он предназначен для тебя; бог не создавал и не создаст подобного ему. Бог сотворил его столь прекрасным для того, чтобы дать тебе друга, равного которому нет среди мужчин. Бог оградил тебя своим покровом и сохранил твою девственность, чтобы отдать тебя в руки Рамина. Вы оба будете царствовать над нами, и ему надлежит владеть твоим перстнем. И быть ему старшим над тобой, а тебе познать к нему супружескую любовь, чтобы вам обоим радовать друг друга.

Так убеждала Вис кормилица, клянясь, что говорит правду. Вис поверила ей и обратила сердце свое к Рамину. Она почувствовала любовь к нему, и сердце ее запылало. Настал час радости для Рамина, и Вис не смогла ничего ответить кормилице. Молчание Вис было знаком того, что она поверила словам кормилицы, но не хотела себя выдать. Она стыдливо оглядывалась, то краснела, то бледнела, от волнения тело ее стало влажным, а глаза источали потоки слез. Она горела от тайного стыда, опасаясь позора.

Притча. Сердце влюбленного так же исторгает сердце из тела возлюбленной, как магнит — железо из руды. Любовь без взаимности так же не может расцвести, как нельзя навьючить осла лишь с одного бока.

Действуя колдовством, кормилица знала, что она метко метнула стрелу и загнала испуганного онагра в сети, а волшебством и заклинаниями наложишь оковы даже на ветер.

20.

ВИС ВИДИТ РАМИНА ВО ДВОРЦЕ МОАБАДА И ВЛЮБЛЯЕТСЯ В НЕГО

На счастье Рамина, шах Моабад велел разукрасить царские чертоги и пригласил в гости Рамина и всех вельмож и знатных. Сели пировать и веселиться. Мутрибы пели и играли.

Дворец был подобен небу, на котором сверкали солнце, луна и звезды.

Шло великое веселье. Среди военачальников Моабада Рамин выделялся, как луна среди звезд. Он был в нарядной одежде и украшен драгоценностями. От пего исходил запах мускуса, а лицо было цвета камфары, смешанной с розой. Постоянная дума и тоска о Вис утончили его сердце, и он горевал в этом преходящем мире. Сидя на веселом пиру среди мутрибов, он был похож на утопленника. Он был пьян вдвойне: от любви и от вина. От вина лицо его уподобилось маку, а любовь убаюкала его сердце. Дума о Вис пленила его сознание, и ее лицо неотступно стояло перед его глазами. А кормилица дала возможность Вис тайком смотреть через окно на пирующих вельмож и на Рамина. Сама же она обратилась к Вис с такими словами:

— О свет моих очей! Взгляни: кто из воинов прекраснее Рамина? Скажи, заклинаю твоим солнцем, не прекрасен ли он лицом и не строен ли станом? Разве он не похож лицом на Виро? Не милость ли бога, что дворец шаха Моабада украшен его присутствием? Не следует ли, чтобы ты любила его, бесподобного, и чтобы вы радовали друг друга?

Чем больше Вис глядела на Рамина, тем сильнее захватывала ее любовь. И, хорошо рассмотрев Рамина, она забыла о своей любви к Виро. Вис говорила в сердце своем: «Ах, как счастлива та, кому суждено быть его женой! О, если бы знать, какое сулит мне несчастье встреча с ним, заставившая забыть Виро? Я и так разлучена с матерью и братом, зачем же я буду вечно горевать? Какая польза от этого? Почему мне оставаться так долго одинокой? До каких пор я буду горевать? Не железо же я. Не найти мне прекрасней любовника, и лучше исполнить его волю».

Так она говорила в сердце своем и сожалела о минувших днях, прошедших бесплодно. Она не открылась ему в любви, хотя от его любви была без ума и горела в огне. Кормилице же сказала:

— Рамин точно таков, как ты его описывала. Он прекрасен и благороден. Родовитость заметна в нем, и он похож на моего брата Виро. Но знай, что ему не достичь того, чего он добивается. Будь мое лицо даже солнцем, оно бы не стало светить для него. Не уподоблюсь Рамину, не стану мучить себя, не испытаю великого стыда и не приумножу своего горя. Бог даст ему взамен другую женщину, и он забудет мое имя и мою любовь.

Когда Вис отошла от окна и вернулась в свои покои, очи ее перестали видеть окружающее от любви к Рамину и разум покинул ее. Она побледнела, и сердце ее готово было вырваться из груди. Могучий дьявол вступил с ней в борьбу; он вонзил ей в сердце когти и похитил цвет ее лица, вырвал силу из ее тела, а из сердца — терпение.

Вис была робкой по натуре, и когда любовь ее превзошла меру, она потеряла сознанье и лицо ее стало мертвенно бледным. Порою она преодолевала свою растерянность и цеплялась за разум, отдавала предпочтение терпению и скромности. Глубоко задумавшись, Вис ощутила в сердце божий страх. Когда думы ее прониклись добродетелью, она решила воздержаться от зла и стала сокрушаться о своей недостойной любви, предпочитая ей святость и благочестие. Вис твердо решила не поступать дурно и не класть голову на ту подушку, на которую не следует класть. Ей не нужен Рамин, и она не нарушит целомудрия.