Яма - Гай Берт

Каким он был в детстве? Что с ним произошло, что сделало его таким, каков он есть? Если бы только я знала ответы, думаю я. Возможно, я смогла бы остановить других, таких же, как он. Не знаю.

Когда я думаю о Мартине, все остальное становится тонким, как бумага. И хотя мне не под силу представить, что творилось у него в голове — ведь я пыталась, — иногда я понимаю, что, несмотря на все наши различия, мы очень похожи. До такой степени, что, если бы моя анонимность была гарантирована, я бы без колебаний убила Мартина. Я серьезно. Разумеется, это абсолютно теоретическое предположение; я свято верю в проницательность судебной системы и слишком мало — в свою изобретательность, чтобы рискнуть попробовать себя в роли убийцы. Но одно точно: я об этом задумывалась. Вряд ли кто-то будет отрицать, что без Мартина мир стал бы лучше. И я знаю четверых людей, которые со мной наверняка согласились бы.

В этот вечер, который растянулся на столетие, наконец рушится последняя стена. Мне отчаянно хочется все бросить, и лишь это помогает сохранить разум.

— Боже, я так хочу есть, — заныла Алекс. — Скоро мы опять сможем поесть?

Лиз посмотрела на часы.

— В шесть вечера. Еще полтора часа. Попробуй поспать немного.

— Спать так рано? — возмутилась Фрэнки.

— Да. Поберегите силы.

Майк лежал на боку, обхватив руками живот. Он слышал голоса, но они его не заботили; слова не имели значения. Он смотрел на полотняную застежку рюкзака. Он помнил, что где-то там лежит пакетик палочек. Кукурузные палочки в голубом пакете. Сейчас он не мог их достать, ведь другие тоже увидят. Но если подождать до ночи, он сможет съесть их в темноте, и никто не узнает. Он улыбнулся: как же он мог о них забыть. И представил себе, какие они на вкус.

— Я очень хочу есть, Лиз, — повторила Алекс. — Очень. Мне плохо.

— Нам всем плохо, — напомнила ей Лиз. — Мне лично вообще дерьмово.

Алекс вяло улыбнулась.

— Угу. Понимаю твои чувства.

— По-моему, пораньше лечь спать — хорошая идея, — вмешалась Фрэнки. — Нужно поберечь силы на завтра.

— Точно, — огрызнулся Джефф. — И что же ты собралась делать завтра, Фрэнки? Вылезти наружу?

— Ты иногда такой тупой. — Она брезгливо отвернулась.

Алекс согнулась и сжала кулаки.

— О-о, — простонала она, и пронзившая ее боль перекосила лицо. — Мне совсем плохо.

— Спазмы? — встревожилась Лиз.

Алекс жалобно кивнула.

— Наверное. Проклятье. Это ужасно. Это так ужасно. — Она моргнула и нетвердо поднялась на ноги. — Меня тошнит, — выдавила она и опрометью бросилась в уборную.

Лиз, которая выглядела бесконечно усталой, поднялась за ней.

Спустя минуту раздались глухие рвотные спазмы. Майк слышал, как Лиз повторяла: «Вытри рот. Все хорошо. Все хорошо». Повисла тишина, потом Алекс закашлялась: отрывистый звук, за которым опять последовала рвота. Майк поморщился. Чем же ее тошнило, подумал он? Она едва ли съела лишнего. Его собственный голод был так силен, что ему даже не было ее жаль.

Джефф сел.

— Вот и все, — сказал он. — Если после этой чертовой диеты с нами будет такое, я начну есть сейчас же.

— Нет! — закричала Фрэнки, когда Джефф взял одну из открытых банок с мясом. — Нельзя этого делать!

— Так останови меня, — произнес он абсолютно ровным голосом. Пальцами достал кусок мяса из банки и проглотил его.

— Что ты делаешь?

Все обернулись и увидели в дверях Лиз. Алекс висела у нее на плече и сильно дрожала. Майк с отвращением заметил, что с ее подбородка свисает мутная ниточка слюны. Джефф замер; рука зависла на полпути ко рту.

— Убийца, — бесстрастно проговорила Лиз.

Джефф вытаращился на нее; жир с кусочков консервированного мяса стекал по его пальцам.

— Что ты сказала?

— Ты, — отрубила она. — Если ты съешь это, то станешь убийцей. Думаешь, тебе это нужно больше, чем другим? — Она шагнула вперед, прислонив обмякшую Алекс к дверному косяку. — Хорошо. Кому придется обойтись без еды, чтобы тебе досталось больше? Выбирай.

Повисло долгое молчание.

— Я же сказала: выбирай. — Лиз подошла еще ближе и жестким взглядом впилась в Джеффа. — Фрэнки? Тебе на нее наплевать. Почему бы ей не умереть? Тогда тебе достанется вдвое больше. Или Алекс. У нее не очень здоровый вид, верно? Как знать, может, она долго не протянет. И ни к чему тратить на нее еду. Майк? Разве не ты всегда жаловался, что он слишком прожорлив? Теперь можешь ему отплатить. Пусть он умрет от голода, а не ты. Или я. Почему нет? Я меньше тебя, я не смогу тебе сопротивляться. И не думаю, что после всего этого я очень тебе нравлюсь, так что это будет легче легкого, правда? Давай же. Выбирай. — Она толкнула его в грудь ладонью, и, как ни абсурдно, он торопливо отступил назад. — Выбирай одного из нас сейчас же — или веди себя по-человечески.

Она отвернулась и, обняв Алекс, повела обратно. Из коридора донесся ее заботливый голос: «Здесь есть туалетная бумага. Дай-ка я тебя вытру».

Джефф так и остался стоять на месте, и впервые за долгое время Майк увидел на его лице проблеск сильного чувства. До сих пор ему казалось, что Яма выжгла из Джеффа все эмоции, но под взглядом Майка Джефф поставил банку на место и сел на спальный мешок. Прошло немало времени, прежде чем он поднял голову.

— Извините, — тихо проговорил он.

— Ничего, — ответил Майк, понимая, что говорит неправду — не совсем правду, — но испытал глубокое облегчение оттого, что уловка Лиз подействовала. Лишь намного позже он стал осознавать, насколько важны и впечатляющи были ее слова; она ясно высказала те мысли, которые в конце концов пришли бы в голову им всем, и отогнала их. Она совершила этот публичный акт не только ради Джеффа. Но в тот момент, еще не достигнув края бездны, Майк не мог и помыслить, до чего их доведет отчаяние.

Примерно в середине всего этого я начала понимать, что до сих пор кое-что выпадало из поля моего зрения. Постепенно мысль стала четче и определенней. И, как ни странно, существовал простой способ узнать, ошибалась я или нет. Но для этого нужно было подождать. Нужно было время. А его нам катастрофически не хватало.

В густом вечернем воздухе звенит смех и крики детей, играющих у кромки воды. Мы с Майком сидим, опустив ноги в покрытую рябью воду.

— И когда ты отвезешь меня в Америку? — спрашиваю я.

— Совсем скоро. Давай сначала подзаработаем, ладно?

— Ты зарабатывай. Я буду бездельничать и ждать, когда это случится.

— Значит, так ты решила, да? — Он шлепает по воде ногой, и меня окатывает фонтан брызг.

— Эй! Прекрати!

— Прекращай валять дурака и ищи работу, — строго говорит он.

— Ну уж нет. Мне и так хорошо. Если бы только не приходилось писать.

— Разве тебе это не нравится? — Он с минуту размышляет. — Хотя, наверное, нет.

— Нет. Но мне уже кажется, что я начинаю терять нить... чем больше пишу, тем дальше ухожу от сути. Только когда я снова погружаюсь туда, жизнь не кажется такой чудесной.

— Да. Понимаю.

Мы сидим и брызгаемся, как дети.

— Итак, — говорит Майк. — До чего ты добралась?

— До самой важной части, — отвечаю я. — Можешь прочитать, как только все будет готово.

— Хорошо.

— Я люблю тебя.

— Я тоже тебя люблю. И больше всего, — добавляет он лукаво, — люблю твой блестящий ум.

— Чушь собачья, — притворно возмущаюсь я.

— Ладно, ладно, признаю. Мне всего лишь нравится твое тело.

— Так-то лучше.

— Хорошо. — Он вздыхает. — Пойдем. Провожу тебя домой.

— Уже?

— Нужно успеть в деревню до закрытия магазинов.

— Я пойду с тобой, — решаю я.

— Нет, не пойдешь.

— Неужели? Это еще почему?

— Потому что кое у кого через две недели день рождения, и вряд ли этот кто-то будет доволен, если не получит подарка, — с улыбкой говорит он. — Я должен подготовиться.

— А, — киваю я, и внутри у меня теплеет. — Тогда хорошо.

— Я тоже так думаю. Вытирай ноги, красавица.

В деревню мы возвращаемся по тропинке, мимо гудящего леса, переполненного жизнью и теплом.

— Попей, — сказала Лиз. — Тебе нужно попить.

Алекс покачала головой.

— Я лучше не буду, — ответила она. — Вдруг меня опять вырвет. К тому же нам нужна вода.

— Тебе она нужна больше всех, — твердо проговорила Лиз. — Если и дальше будешь без жидкости, тебе начнут мерещиться всякие гады, ползущие по стенам. — Она налила полчашки из лимонадной бутылки. — Пей медленно, — добавила она.

Алекс послушалась.

— Что со мной происходит? — спросила она почти про себя. — Мне так плохо.

— Будет хуже, — сказала Лиз. Майку показалось, что вовсе не обязательно пугать ее еще больше, но Алекс, как ни странно, отреагировала совсем по-другому.

— Наверное, ты права, — покорно согласилась она.

— Ты должна усилием подавлять тошноту, — сказала Лиз. — Проклятье. Если бы у нас был такой порошок, который размешиваешь в воде и пьешь. На нем можно продержаться месяцы. — Она улыбнулась. — Нам бы много что сейчас пригодилось.