Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня - Луи Жаколио
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дундарупы знали, что делали. Они надеялись, что нагарнукский вождь не вытерпит и сделает какую-нибудь неосторожность. И действительно, Виллиго с трудом удерживался, чтобы не кинуться на врагов; однако он все-таки удержался и отвел душу только тем, что произнес страшную клятву испепелить жилища дундарупов, истребить их жен, детей и стариков, одним словом, всячески отомстить им за оскорбление, нанесенное в его лице всему племени нагарнуков.
Потрясая оружием, с пылающими глазами и пеной у рта, он запел вместе с двумя своими воинами песню, в которой оскорблялись дундарупы:
— Ваг!.. Ваг!.. Дундарупы трусы, они прячутся, как опоссумы, когда заслышат голос воина. Они бегут от нагарнуков, когда те наступают на них, потрясая копьями и бумерангами!
— Ваг!.. Ваг!.. Дундарупы трусы, — подпевали вождю молодые воины Нирроба и Коанук.
В этом роде было пропето несколько куплетов с подобным же припевом. Песня продолжалась с час и под конец три нагарнукских воина дошли до крайней степени воинственного задора. Глаза их горели, руки выделывали энергичные жесты. Экстаз сообщился даже европейцам, так что и те начали показывать кулаки дундарупам. Джон Джильпинг тоже позабыл свою роль мирного проповедника и, взобравшись на своего Пасифика, чтобы его лучше было видно, начал осыпать дундарупов всевозможной бранью, называя их нечестивцами, демонами, детьми Вельзевула и пр.
Под конец на него нашло как бы вдохновение свыше. Он взял свой кларнет и резко, пронзительно заиграл британский гимн «Боже, храни королеву». Едва только эти странные звуки долетели до лагеря дундарупов, как там сейчас же произошло невообразимое смятение. Вид проповедника, дующего в трубу и сидящего на невиданном к Австралии длинноухом животном, произвел на туземцев действие совершенно неожиданное. Подобно Нирробе и Коануку, дундарупы упали на землю и завопили:
— Кораджи!.. Кораджи!.. (Колдун!.. Колдун!..)
В одну минуту ни единого туземца не стало видно в густой траве.
Европейцам сейчас же пришло в голову воспользоваться этой минутой, чтобы улизнуть, и они обратились к Виллиго, чтобы поговорить с ним об этом. Виллиго не было: он и его воины точно также лежали пластом, уткнувшись носом в траву.
Оливье и Лоран не могли удержаться от улыбки, а Дик только плечами пожал. Канадцу было досадно за друга и совестно за его суеверие. Он подошел к вождю, взял его за плечи и поднял на ноги, как малого ребенка.
— Не стыдно ли тебе, вождь? — сказал он. — Не стыдно вам всем? Ну какой же он колдун? Ну, разве сдался бы он вчера в плен, если бы это было так?
Последний аргумент подействовал на Виллиго, тем более, что Дик от него подошел к Джону Джильпингу и потребовал, чтобы тот прекратил свою музыку, потому что дикари принимают его за колдуна.
— За колдуна!.. Боже мой! — в смущении воскликнул член Евангелического общества, с сокрушением воздевая к небу руки, однако музыку прекратил.
Дундарупы, полежав в траве, выглянули снова и, убедившись, что колдун против них ничего не предпринимает, стали еще смелее и задорнее прежнего. Таким образом смешной случай с Джоном Джильпингом не внес никакой перемены в относительное положение обоих лагерей. Теперь даже Дик начал сомневаться, удастся ли его названому брату вывести пионеров из опасных тисков. Это сомнение проскользнуло у него как-то в разговоре. Виллиго улыбнулся и сказал:
— Брат мой, отчего ты мне не доверяешь?
— Я доверяю, но мои товарищи беспокоятся, и я не знаю, чем их успокоить!
— Так скажи им, что мы будем далеко отсюда до захода солнца.
— Как, несмотря на дундарупов?
— Несмотря на них. Мы уйдем тихонько, и они не успеют нас хватиться.
— Не понимаю, ты сам, должно быть, кораджи.
— Дундарупы — глупые воины… Здесь неподалеку есть кра-фенуа (трещина в земле), прикрытая ползучими растениями. Хочешь, взгляни сам!
Слово кра-фенуа требует объяснения.
В Австралии сохранилось множество следов различных геологических процессов и, между прочим, много трещин и расселин в земной коре, появившихся, вероятно, от взрыва газов. Эти трещины на поверхности земли имеют обычно очень небольшие отверстия, но по мере углубления в землю расширяются и образуют иногда довольно удобные подземные ходы. Глубина их достигает иногда пятнадцати-двадцати метров, ширина — восьми-десяти метров, а длина доходит иногда до нескольких миль.
Но мы не советуем неопытному путешественнику углубляться в подобные ходы, не зная хорошо свойств каждого из них в отдельности. Может случиться так, что человек, вступивший в кра-фенуа через узкое отверстие, сначала идет благополучно, но потом вдруг нога его обрывается, и он стремглав летит в неведомую бездну. Нужно спускаться в глубину трещины осторожно по веревке, привязанной к дереву на земле, и быть каждую минуту наготове схватиться за нее при малейшем неверном шаге.
Через такую кра-фенуа Виллиго и собирался вывести европейцев из отчаянного положения.
Для исполнения своего плана нагарнукский вождь выбрал время, когда дундарупы станут обедать, потому что тогда их внимание будет сильно отвлечено гастрономическими наслаждениями.
Канадец отправился с Виллиго смотреть трещину и вернулся назад сияющий и довольный. План действия был живо разработан и сообщен европейцам. Даже осла проповедника и мула Дика можно было взять с собой, отправив их предварительно в кра-фенуа с Коануком и Нирробой. Молодые воины, сведя животных в трещину и привязав их там где-нибудь, должны были вернуться назад и снова присоединиться к остальной компании.
Мистер Джон Джильпинг не без колебания расстался со своим ослом. Сойдя с него, он нежно обнял его за шею и долго ласкал, как будто прощался с ним навсегда, а потом, когда осла повели, долго глядел ему вслед со слезами на глазах.
Через несколько минут оба воина скрылись вместе с ослом и мулом, не замеченные дундарупами.
Канадец высек огонь и зажег большой костер из сухих листьев и ветвей. Пламя весело разгорелось, давая знать осаждающим, что осажденные преспокойно собираются обедать, не заботясь о своем опасном положении.
Между обоими лагерями установилось как бы безмолвное перемирие на время обеда. Для дикаря нет выше наслаждения, чем еда. Его обжорство достигает невероятных размеров. Ему мало утолить голод, он должен так наесться, чтобы дышать было трудно, а не только двигаться или говорить. По этому поводу у австралийских дикарей существует весьма характерная поговорка: на-кра-гура-пена, то есть счастлив тот, у кого живот расперло от пищи. Буквально: на — желудок, кра — распоротый, расколотый, гура — деепричастие от глагола «есть», пена — счастливый.