Гармония - Жан Фрестье

– Да ведь это же он, наш Вальтер, и, как всегда, – на своем посту! – услышал он и узнал голос майора Тампля.

Из машины вышли четверо и обступили его. Вальтера хлопали по спине, представляя двум офицерам, с которыми он не был знаком и которые, тут же утратив к нему интерес, стали смотреть по сторонам, словно изучая топографию местности.

– Ну что, мерзавцы вы мои, – сказал Вальтер, обращаясь к Ришару, – можно подумать, вы явились сюда прямо с поля боя?

– А мы что, мы только подчиняемся, – отозвался Тампль. – Меня в мои пятьдесят заставляют перевалить через горы, чтобы прийти тебе на помощь. Я целую ночь трясусь в машине, приезжаю, а ты меня как встречаешь? Хоть бы пивом угостил, мы просто умираем от жажды.

– Пиво будет, не волнуйся.

– Нам нужно увидеть вашего хозяйственника, – сказал один из незнакомых Вальтеру офицеров.

– Наш маленький автопоезд находится уже совсем близко, не больше часа езды отсюда.

– Я сейчас попрошу проводить вас к нему. Вальтер подозвал санитара.

– Отведите этих господ к майору Оливье. Если он спит, разбудите его, это срочно.

– Интендантская служба дрыхнет, – заметил Тампль, как только они остались втроем. – Это уж как заведено. Ну так как насчет пива?

– Сейчас идем, но только без шума! У меня на руках несколько умирающих, и мне остается отдежурить еще три часа.

Они направились к реанимационной.

– А он похудел, наш Вальтер, – сказал Ришар, ласково беря товарища за локоть.

– Тут похудеешь.

– Охотно верю, – заметил Тампль. – Но если ты думаешь, что мы все это время как сыр в масле катались, то ошибаешься. Сейчас мы из С. Три последние недели у нас были совершенно ужасными.

– Слава Богу, противник сейчас везде понемногу отрывается от нас, – сказал Ришар, – отходя, согласно формулировке, на заранее подготовленные позиции. Так что скоро опять окажемся лицом к лицу с теми, кто против нас.

– Несколько дней вам будет здесь спокойно. Про нас я ничего не могу сказать. Во всяком случае, мы оставляем вам четкую ситуацию. Вы шли на подмогу, пришли на отдых. А вот и моя обитель.

Войдя, Тампль тотчас остановился, ухмыляясь.

– Великолепно хотя бы то, что, где бы мы ни оказались, обстановка везде одна и та же. И я даже вижу Гармонию. Приди ко мне в объятья, малышка!

Гармония, не заставив себя долго просить, подбежала и расцеловала вновь прибывших, с которыми когда-то работала вместе.

– Тише! Тише! – сказал Вальтер. – Ведите себя приличнее.

– Он стал блюстителем нравственности, – заметил Тампль. – Пойми, старина, им ведь приятно, твоим раненым, видеть, как люди целуются. Больше всего им не хватает именно этого.

– Пошли поговорим у меня в кабинете. Гармония вернулась к своим больным. Вальтер водрузил ширму на место. Тампль открыл пиво и стал пить прямо из банки.

– Ух! Как хорошо, – сказал он. – Дорога – хуже не бывает, а какая пылища! Так, значит, двое раненых – это все, что у тебя сейчас осталось?

– Я сейчас расскажу тебе все по порядку. Как я тебе уже сказал, мне остается дежурить еще три часа, в которые все может случиться.

Поскольку Вальтер очень уважал Тампля как хирурга, он обстоятельно рассказал ему и про «живот», и про "грудную клетку". Тот слушал очень внимательно, отпивая время от времени из банки. Ришар сидел на ящике с сигаретой в зубах и тоже следил за повествованием, отмечая кивком головы каждую важную деталь. Наконец Вальтер замолчал, ожидая приговора.

– Так ты хочешь, чтобы я тебе сказал, как у них пойдут дела дальше, – произнес Тампль, прерывавший его рассказ только для того, чтобы уточнить какую-нибудь деталь.

– В принципе я это знаю.

– Да, но ты хочешь послушать и что скажу я. Давид, этот прекрасный мастер своего дела, тоже мог бы поделиться с тобой тем, что думает по этому поводу, но, насколько я его знаю, он не любит говорить о работе. Ему хочется сохранить веру, а я ее уже потерял. Что касается "грудной клетки", то ты положишь его под кислород. У него, конечно, пневмония, и ты будешь производить дренирование. Появится нагноение. Ты будешь колоть ему антибиотики, или это будем делать мы, если сменим тебя. Порой ситуация будет критическая. Но потом наступит улучшение, плевра у парня закроется, и он в конечном счете опять начнет нормально дышать обоими легкими, как ты и я, хотя, разумеется, спайки останутся.

Голос его зазвучал тише:

– А вот что касается «живота», то он человек конченый, как бы хорошо вы его ни прооперировали. Он потерял много крови, а ты должен помнить старое правило: "брюшина может на худой конец вынести дерьмо, а вот кровь ей противопоказана". Парень получит, стало быть, вялотекущий перитонит с постоянным дренированием. Что бы ты ни делал, у него сегодня же поднимется температура и будет держаться постоянно. Он будет понемногу худеть, несколько раз у него возникнет непроходимость кишечника, из чего нам будет все труднее и труднее вытаскивать его, и он умрет от истощения через три недели, максимум через месяц.

– То же самое произошло с Жесюпом, – сказал Ришар.

– Вот-вот, с Жесюпом, которого мы оперировали одновременно с Марком, помнишь, тем артиллерийским офицером, а также с сотней других, чьи имена я уже успел забыть.

Тампль допил одну банку и открыл другую.

– Ну что, ты тоже так думал, Вальтер?

– Увы, да.

– Ну вот, а при всем при том никто тебе не запрещает верить в чудо. Чудо не исключается. Пусть Гармония почаще молится за него, а главное, пусть она почаще его целует – это все, что она может для него сделать.

Он встал.

– Ну а теперь, старина, ты должен найти нам какой-нибудь уголок, чтобы мы могли подремать хотя бы часика три, пока не выгрузят и не разместят основную часть нашего снаряжения.

– Если речь идет только о трех часах, – сказал Вальтер, – то нет ничего проще. Вы займете мою и Давидову постели. Но только, ради Бога, когда будете ложиться, не шумите и не разбудите Грина. Он у нас в палатке третий, и в восемь ему заступать мне на смену.

– Будь спокоен, в вопросах сна мы очень компетентные люди.

– Вот и хорошо. Гармония покажет вам палатку.

– Потому что она хорошо ее знает, – ухмыльнулся Тампль.

– Да, она ее знает, дуралей!

Когда они втроем вышли, Вальтер посмотрел им вслед, и у него слегка сжалось сердце. Проявление дружеских чувств к молоденькой медсестре со стороны товарищей не вызвало у него восторга. Из этого ему пришлось заключить, что он смотрит на эту молодую женщину как на нечто ему принадлежащее, хотя не было сделано ни единого жеста, который подтверждал бы это обладание. Не имело никакого значения то, что их отношения оставались целомудренными, – главное, чтобы она была рядом с ним.