Логика античного мифа - Яков Голосовкер

Большинство волшебных предметов, обладающих абсолютными свойствами или функциями непрерывного действия (регреtuum mobile) или действия «без промаха», неразрушимости, также входят в раздел чудесного представимого и возможного.

3. К разделу чудесного невозможного, но якобы представимого относятся так называемые «галлюцинаторные образы» при оборотничестве или явлении «мнимой» метаморфозы.

Такое чудесное невозможно (для существа живого). Как акт оно причинно не обусловлено, но представимо и построено «на мнимости»: возникает мнимый зрительный образ – кажущийся предмет. На этом приеме «галлюцинаторных образов» (быть может, они суть проекции образов фантазии, возникающие от испуга, на внешний мир) построено запугивание героя, проникающего в запретную зону: у Гоголя – запугивание при открытии клада; в сказке типа Dornroschen – при проникновении в заснувшее или окаменевшее царство[71]. То же запугивание у Овидия – при проникновении Персея в замок Горгон. У него же – при приближении Ясона к Золотому руну [72].

Но особенно отчетливо в мире мифологии выступает характер «мнимых» представлений или «галлюцинаторных образов» при оборотничестве водяных божеств: борьба Геракла с оборотнем Периклименом или с богом реки Ахелоем и с Нереем; или Пелея – с Фетидой.

Богатырь Периклимен обращается в муху или пчелу. Геракл стрелою поражает муху и убивает Периклимена. Периклимен, представ в образе мухи, остается таким же, каким он был, но его естественное тело делается незримым (вот почему стрела, большая, чем муха, попав в муху, попадает в Периклимена).

Муха – мнимый образ. Герой Пелей хватает Фетиду и не выпускает ее из объятий. Какие бы образы она ни принимала, он ее держит крепко. Образы оборотня Фетиды – змея, пава, дерево и грач – мнимы: в объятиях Пелея все время пребывает тело женщины. Так же и рогатый бог реки Ахелой – только мнимый бык. Ухватив быка за рог, Геракл ухватил за рог Ахелоя и сломал ему этот рог. Образ быка был мороком. Тот же морок (мнимые образы) повторяется и при борьбе Менелая с самим Протеем. Герои знают, что метаморфозы их противников мнимы. Нужно одно: не поддаваться воздействию этих галлюцинаторных видений, как бы закрыть глаза, остаться при здравом рассудке – и тогда победа обеспечена: перед нами чудо как игра в чудеса.

4. Есть еще чудесное невозможное, непредставимое, непонятное, но якобы представимое и якобы понимаемое. Среди явлений «невозможного» есть «чистое чудесное», обладающее только чистым смыслом, – нечто такое, что можно было бы принять в качестве «непонятно-понятного» и «непредставимо-представимого». Таковы бессмертные существа. В качестве специфических бессмертных существ они непредставимы. Под бессмертными мы представляем себе все же смертные образы, раз навсегда зафиксированные, не подверженные изменению во времени – то есть существа не подверженные старости, смерти, разложению. Мы себе представляем их такими, какими они являются в данный момент, но существующими бессрочно – как нечто вневременное, хотя и во времени.

Бессмертие нам понятно в своем отрицательном определении, как неумирание, но в своем положительном определении, как нечто вечно-живое, телесно функционирующее – оно нам, по сути, непонятно и только кажется понятным *. Поэтому в мифах загадочно говорится о том значении, какое имела пища богов, амброзия и нектар – пища бессмертия: давала ли она бессмертие или только вечную юность, то есть жизненную "силу и красоту **.

Нам непонятно бессмертное существо в своем генезисе.

Бессмертные боги рождаются и растут, сообразуясь с законами времени (пусть специфическими) и органической жизни. Нуждаются ли эти бессмертные существа в пище бессмертия или только услаждаются ее вкусом – этого мифология точно не устанавливает. Но она сообщает, как голуби приносят из Сада Гесперид богам амброзию. Есть и другие способы получения богами пищи бессмертия (амброзия – означает бессмертная пища). Хотя боги бессмертны, они подвержены увечиям как все органические существа. Гефест, сброшенный в гневе Зевсом на землю, навсегда охромел. Он – хромоногий кузнец. А. рея и Афродиту ранят Диомед и Афина, и раны их излечивает амброзийною мазью олимпийский врач Пеон. Само наличие на Олимпе врача говорит о том, что бессмертные могут телесно страдать.

Гектору, изуродованному Ахиллом, благодаря амброзийному умащению была возвращена красота. Тантал угощал уворованной у богов амброзией своих друзей и делал их вечно юными. Но вот и противоречие. Загадку задает миф о Тифоне, для которого Эос выпросила у Зевса бессмертие, но забыла выпросить вечную юность. Он не умирает, но ссыхается и умаляется в размере; так в Гомеровом гимне, так и в оде Горация [73]. Если бы амброзия сама по себе давала вечную юность, силу и красоту, то Эос стоило только накормить и натереть Тифона амброзией – и он бы никогда не старел. Она это делала, но тщетно [74].

Бессмертные существа могут быть обезображены. Зевс молниями испепеляет титанов – их тела обожжены и изуродованы. В Тартаре титаны не получают амброзии и тем не менее они продолжают якобы вечно жить. Конечно, это только логическая Жизнь. Когда Зевс у Эсхила возвращает титанам милость, он поселяет их за океаном, то есть поселяет их в мире Смерти, а не в мире живой жизни. Они, по существу, мертвы, и только присущее им «бессмертие» заставляет оставлять им в Тартаре «якобы вечную жизнь». Но для мифа они все же бессмертные существа. Прикованный Прометей 30 тысяч лет не ест и не пьет, но остается бессмертным. Телесное страдание бессмертного существа в данном случае есть «чистый смысл», имагинативная реальность. Все данные мифа говорят за то, что Прометей низвергнут в Тартар и фактически мертв. Эти данные: 1) терзание его печени адским чудовищем, коршуном-драконом [75], 2) обрушенная в Тартар скала (Эсхил. Прикованный Прометей), 3) голоса Эриний, которые доносятся из Аида до слуха прикованного титана, 4) схождение в Аид Хирона как заместителя Прометея (Эсхил. Освобожденный Прометей). Сам освобожденный Прометей у Эсхила возносится на Олимп. Точно так же был сожжен на костре и одновременно вознесен на Олимп Геракл. Возносит их логика мифа. Вознесены на Олимп не Прометей и Геракл как бессмертные существа, а вознесен бессмертный смысл Геракла и Прометея. И у Эсхила в его трагедии «Освобожденный Прометей» страдания измучили Прометея. Титан-мученик молит даровать ему смерть, хотя он бессмертен. Но когда Геракл убивает коршуна и освобождает Прометея (из Тартара, конечно), условием его освобождения является тем не менее необходимость, чтобы какой-нибудь бессмертный (то есть бог) сошел за Прометея добровольно в Аид и отдал ему свое бессмертие *.

Мы знаем, это делает мудрый кентавр Хирон, страдающий от раны, случайно нанесенной ему отравленной стрелой Геракла. Итак, Прометей бессмертен, но Хирон дарит ему свое бессмертие и искупает своими страданиями страдания Прометея. Очевидно, бессмертие без радости, без вкушения амброзии, пищи вечной юности, – только условное бессмертие. Тифон и получил это условное бессмертие. Все бессмертные чудовища, в том числе и бывшие боги, обладали этим условным бессмертием: и Скилла, и Ехидна, и, надо полагать, Медуза, – но тем не менее их убивают герои. Когда логика мифа требовала, бессмертие снималось у бессмертных.

Бессмертие не гарантирует непреодолимости. Боги свергают богов: такова судьба титанов. Бессмертный лапиф Койней был заживо погребен кентаврами; бессмертная голова Лернейской гидры была у нее отбита Гераклом.

Амброзия сама по себе давала только юность, силу, красоту. Она пища вечного возрождения плоти. Бессмертие богов мыслилось как сочетание вечной жизни с вечной юностью и красотой [76]. Тем не менее мифология дает в различных вариациях образы бессмертных существ, лишенных юности и красоты (но не мощи). Мы оперируем этим противоречивым понятием бессмертия в мире чудесного, как чем-то представимым и понятным, хотя оно есть только некий смысл, идея, то есть оно непредставимо и нам далеко не понятно, ни in origine, ни в своей сущности *.

Само понятие «бессмертие» нам понятно только как некая мысль и тенденция. Но в эллинском мифе, в мире чудесного, оно как явление чудесное лежит по ту сторону осмысления, являя нам свой «якобы смысл» (so sein). Бессмертное существо не обладает там никакими особыми признаками и непредставимо как существо особого рода. Для его понимания от смертного существа отчуждается категория времени и вместе с нею принцип измерения. Существо становится вечным в его моментальном данном облике. Вечное дано как бесконечная длительность. Бессмертие было только якобы представимо и якобы понятно.

5. Чудесное как смысл несмыслицы (то есть «несмыслица» как «смысл»). Есть в мире чудесного еще особое «чистое чудесное» – чудесное бессмысленное, где в факте бессмыслицы и заключается весь его смысл.