Публицистические статьи - Иван Стаднюк

И когда во время финской войны я оказался курсантом Смоленского военно-политического училища, не было конца моей радости. Училище как раз и готовило политработников ротного и батарейного звена. В мечтах я не только проводил политинформации и политзанятия, занимался другими видами воспитательной работы, но уже и ходил впереди атакующих цепей на врага... А чтобы мечты обретали хоть какую-нибудь реальность, я писал рассказы о воинских подвигах. Рассказы читал на занятиях училищного литературного кружка, которым руководил ныне широко известный поэт, публицист и прозаик Николай Грибачев; несколько из них даже напечатал в областной газете "Рабочий путь", а в мае 1941 года был приглашен в Минск на совещание молодых красноармейских писателей, что потом сыграло важную роль в моей жизни.

И вот 30 мая 1941 года нам присвоили воинское звание "младший политрук" и разослали по разным военным округам. Я попал в Особый Западный. Приехал за назначением в Минск, где в отделе кадров политуправления округа меня уже ждал пакет с предписанием. Взглянув на название должности, на которую назначен, я не поверил своим глазам: "политрук противотанковой батареи". Счастью моему не было предела. Я боялся, что это сон. Уходил из отдела кадров, не чуя под собой ног... И вдруг, когда буквально летел по коридору, из кабинета вышел батальонный комиссар в кавалерийской форме. Я узнал в нем инструктора по печати политуправления округа Матвея Крючкина, с которым совсем недавно познакомился на писательском совещании. Осведомившись о причине моей радости, батальонный комиссар Крючкин почти силой отнял у меня предписание и безапелляционно изрек:

- В округе голод на журналистов! Поедешь секретарем дивизионной газеты...

Трудно было мне расставаться со своей заветной мечтой. В снах я продолжал водить бойцов в атаки, не подозревая, что снам этим надлежало сбыться очень скоро. Грянула война. Наступили дни тяжелейших испытаний. Реальность оказалась весьма далекой от картин, которые недавно рисовало восторженное воображение. Но в этой жуткой реальности образ комиссара и политрука нисколько не лишился того привычного и восхищающего ореола. Более того, юношеская фантазия оказалась беднее всего происходящего.

Я глубоко убежден, что еще не оценена по достоинству та грандиозная роль, которую сыграли политработники в начальный период Великой Отечественной войны, особенно политработники старшего звена - комиссары. Являясь участником трагических событий, которые разыгрались в июне 1941 года западнее Минска, я вынес оттуда такое ощущение, что, не будь с нами комиссаров, все обернулось бы во сто крат трагичнее. При этом нисколько не хочу умалять роль командиров, которым в казавшейся неразберихе и кровавой сумятице хватало работы по выяснению непрерывно меняющейся обстановки и организации отпора врагу. Однако, поскольку уже в первые дни немалая часть наших войск оказалась разобщенной, очень важно было, как выяснилось, видеть впереди контратакующих цепей не только политруков рот, а и комиссаров батальонов и полков. Понимая, что главная задача - задержать врага, замедлить темпы его наступления на восток, они останавливали людей и спокойно, но с определенной категоричностью приказывали (даже командирам) развертываться в боевые порядки вправо и влево от магистралей и окапываться. При этом сами оставались тут до конца, продолжали наращивать силы, помогали командирам приводить людей в боевое состояние.

Кажется, не было оживленного перекрестка, переправы через речку, не было заслона, который выбрасывался навстречу врагу, где бы не слышался голос человека с красной звездой на рукаве. Ко всему они были причастны, везде находили себе неотложное дело.

Помню даже такой необычный случай. Штаб нашей 209-й мотострелковой дивизии закопался в землю на лесных высотах близ городишка Кресты в Западной Белоруссии. Командир дивизии полковник Муравьев, начальник отдела политпропаганды полковой комиссар Маслов и начальник особого отдела (фамилию не помню) сидели возле штабной палатки и выслушивали доклады командиров подразделений из разбитых частей, отступавших на восток и задержанных развернувшимися впереди нашими штабными подразделениями. Я, в то время желторотый секретарь дивизионной газеты, вертелся поблизости, снедаемый труднообъяснимым любопытством: хотелось взглянуть на сидевшего в окопе под охраной военфельдшера штабной санчасти, с которым до войны (три дня назад) в местечке Ивье жил по соседству; военфельдшер был приговорен военным трибуналом к расстрелу "за членовредительство" (прострелил себе ногу) и ждал утверждения приговора в вышестоящем штабе. В это время на высоту к палатке приконвоировали задержанного на дороге майора. Майор предъявил начальству документы и объяснил, что следует с двумя грузовиками, в которых сидят его саперы, на восток для выполнения задания по охране мостов. А я, оказавшись свидетелем этого объяснения, был потрясен: в майоре узнал недавнего курсанта Смоленского училища; два года подряд наши роты ежедневно в одном коридоре, а затем по соседству в лагерях выстраивались на утренние осмотры и вечерние позерки. Всего лишь три недели назад мы вместе закончили училище, и вдруг вижу в петлицах своего однокашника не два кубика младшего политрука, а две шпалы, да еще на рукавах золотые шевроны строевого командира. А "майор" между тем, получив разрешение следовать дальше, отдал начальству честь, четко повернулся кругом и... увидел меня. Побледнел, отвел в сторону глаза и зашагал к дороге. Я окликнул его по фамилии, но он будто не расслышал. Я еще раз окликнул. На мой взволнованный голос обратил внимание полковой комиссар Маслов и тоже крикнул:

- Товарищ майор!..

"Майор" остановился, устремив притворно-недоумевающий взгляд на полкового комиссара.

- Вы что, знакомы? - спросил у меня Маслов.

- Да. - И в двух фразах все объяснил.

- Ошибаетесь, товарищ младший политрук, - растянул губы в подобие улыбки "майор".

- Ну как же? - Я сбивчиво начал что-то говорить, а "майор" тут же с дьявольской усмешкой на бледном лице все опровергал.

Полковой комиссар Маслов смотрел то на меня, то на "майора". К нам уже подходили комдив и начальник особого отдела.

- А не являетесь ли вы, младший политрук, засланным провокатором? сурово спросил, не спуская с меня глаз, полковой комиссар. - Ведь вы у нас новичок?

Я остолбенел от неожиданного поворота событий, видя при этом, как рука Маслова скользнула к кобуре и выхватила пистолет.

- Руки вверх! - скомандовал полковой комиссар, но приказ был обращен не ко мне, а к "майору", и вовремя, потому что "майор" тоже схватился за оружие. Его успели скрутить, затем не без трудностей и не без потерь обезоружили солдат в двух грузовиках, которые оказались переодетыми фашистами.