Фиолетовая гибель - Владимир Владко

Он улыбнулся. Не очень серьезные мысли приходят ему в голову в этой совсем неподходящей сумрачной обстановке. Да и зачем он сидит тут, когда наверху так весело и радостно, когда там светит ласковое утреннее солнце, под лучами которого, вероятно, уже проснулись и Фред и Джеймс? Должно быть, Коротышка уже помчался к своей плесени, а Фред отпускает язвительные замечания по поводу его научной одержимости.

Клайд поднялся и, бросив еще один взгляд на свое отражение в воде, пошел наверх.

Фред, Джеймс и он сам… Весьма разносортная компания; если вдуматься! Вчера они говорили о том, какой человек маленький и от созерцания Вселенной у него даже кружится голова. Говорили, правда, Джеймс и Клайд, а Фред зевал и ругался относительно сушения мозгов теоретическими рассуждениями. Ладно, не в этом дело… хотя и в этом тоже. Клайд говорил о малюсеньком, крохотном человечке, который считает все же себя центром Вселенной. И Коротышка соглашался. А ведь нужно было сказать иначе, совсем не так.

Вот ты идешь по улице. Вокруг тебя спешит множество прохожих, они идут и в том же направлении, что и ты, и навстречу. Ты их просто не замечаешь, ведь правда, Коротышка? Ты думаешь о себе и о своих делах, своих мыслях, своих настроениях. Потому что именно ты, а не кто-либо другой — центр Вселеннои, и все крутится вокруг тебя, и дождь, который зачем-то пошел, а у тебя нет ни зонтика, ни плаща, и ты очень недоволен этим. И автобус, в котором ты хотел было укрыться от дождя, не идет в нужном направлении, а почему-то обязательно в другом, обратном, и ты злишься. И полисмен дал не тот сигнал, и тебе приходится ждать при переходе через улицу, хотя ты очень спешишь. Одним словом, ты меряешь все на свой лад, потому что ты — центр Вселенной, так?

Ладно, а почему тебе не приходит в голову, что любой твой встречный тоже центр Вселенной? Нет, и это не так. Он — целая Вселенная! В своих мыслях он тоже не замечает тебя, ты для него ничто, если случайно не наступил ему на ногу. Он думает о своей болезни или о болезни жены, о своих собственных успехах или горестях, и ему до тебя нет никакого дела, как, впрочем, и тебе до него. Но ведь он тоже целая Вселенная, и как было бы удивительно, невероятно, если бы ты вдруг понял это! Перед тобой открылись бы совершенно неизведанные глубины чужого сознания, и кто знает, как потрясло бы это тебя. Ты понял бы, что все люди страшно связаны какой-то общей судьбой, хотя и очень разные. И это неважно, идет ли речь об Америке, или Франции, или, скажем, о Советской России. Каждый из людей оттуда, о которых ты и понятия не имеешь, тоже заключает в себе огромную вселенную чувств, настроений, радостей, горя. И он меряет все вокруг тоже на свой собственный лад. Вот что удивительно, милый Коротышечка! Ты не думал об этом? Так вот, подумай. Дело не в том, что от созерцания Вселенной кружится голова, а в том, что вокруг нас с тобой ходят совсем обыкновенные люди, каждый из которых сам по себе оказывается тоже вселенной. И ты, и я, и Фред, и еще куча других.

Подумай об этом, и у тебя тоже закружится голова, как у меня. Понимаешь, Коротышка, вот это самое главное. И знаешь, мне кажется, что пока люди не научатся как-то понимать друг друга, как-то проникать в загадочные глубины сознания других, так они и останутся блуждающими в дебрях Вселенной маленькими атомами. А ведь так просто понять — понять, что в общем-то всем хочется хорошего, чтобы жизнь ничем не омрачалась — ни войнами, ни атомными грибами, ни болезнями, ну ничем решительно! И тогда всем было бы здорово хорошо. Как ты считаешь, Коротышка?… Прав я или нет?

— Конечно, прав, и тебе, Джеймс Марчи, нечего будет возразить мне! — громко и убежденно сказал Клайд, забыв, что его длинный монолог происходит только в собственных мыслях и что никто его не услышит среди деревьев и кустов.

Но как бы в ответ на свои слова до него вдруг донесся возбужденный голос Джеймса, который кричал уже над самым склоном:

— Клайд! Клайд, где ты там? Иди скорее сюда, хорошо, что ты отозвался! Клайд, тут такое делается с плесенью! Клайд!

11

Вприпрыжку, перескакивая через упрямые корни колючих кустов, которые вылезали из-под земли, вились и предательски торчали в самых неподходящих местах заросшей тропки, спотыкаясь и отчаянно чертыхаясь, Клайд добежал до Джеймса Марчи. Коротышка был, надо думать, сильно взволнован. Он нетерпеливо переступал с ноги на ногу, очки его были сдвинуты набок, волосы взъерошены. Дважды он набирал в рот воздуха, но так и проглатывал его судорожным движением, не сказав ничего.

— Что случилось, Джеймс? — спросил наконец Клайд, переводя дыхание. — Ну, я, скажем, запыхался потому, что бежал. А что с тобой?

Джеймс еще раз переступил с ноги на ногу и сказал почему-то громким шепотом, чуть заикаясь от возбуждения, как это часто случалось с ним:

— Понимаешь, эта п-плесень убивает насекомых!..

— Как — убивает? — ничего не понимая, переспросил Клайд.

— Так, убивает. Они лежат мертвые. Были, понимаешь, живые, а сейчас мертвые, — продолжал столь же невразумительно Джеймс, почти испуганно моргая своими голубыми глазами.

— Да говори же ты толком, — рассердился Клайд. Больше всего он не любил, когда ему приходилось слышать путаные, лишенные всякой логики объяснения, как это бывало иногда в беседах со словоохотливыми, но совершенно неделовыми клиентками в его страховой компании, которые пытались при помощи дамских чар обвести его вокруг пальца. — Какие насекомые, откуда они взялись? При чем тут твоя плесень? Рассказывай по порядку, Коротышка!

Джеймс Марчи глубоко вздохнул.

— Лучше всего пойдем, ты посмотришь сам, Клайд, — просительно сказал он. — Это так странно, что мне кажется, б-будто все приснилось… Только нет, не приснилось! М-муравьи… и б-бабочки… И даже стрекоза, п-понимаешь, Клайд? — Он снова начал заикаться от волнения.

Клайд безнадежно махнул рукой.

— Ладно, пойдем, — сказал он, — посмотрим. От тебя все равно сейчас ничего не добьешься.

Они шли через поляну к палатке Джеймса: Клайд быстрыми, решительными шагами, а Коротышка, словно пританцовывая, то забегал вперед, то отставал от него, размахивая невпопад руками и пытаясь объяснить Клайду все происшедшее.

— Я проснулся и сразу же пошел в свою палатку, — говорил он, задыхаясь от возбуждения. — Тебя, знаешь, уже не было… Вот я открыл полог и вошел туда. Сначала я не заметил… стоит плесень в блюдечках, как я и оставил накануне. А потом я присмотрелся… мне показалось, что она немного изменила окраску…

— Положим, это и я заметил, — на ходу бросил Клайд.

— А ты заходил в мою палатку? Вот видишь, значит, все это мне не приснилось! — всплеснул руками Джеймс. — Она, плесень, стала какой-то немножко фиолетовой, правда?