Друзья с тобой: Повести - Светлана Кудряшова

Ой, пусть мама спит завтра подольше. Серафима все сделает сама: сварит суп, приготовит жаркое, приберет квартиру.

Симочка помолчала минутку и снова зашептала. Завтра мама увидит Николая Егоровича Горева. Симочке он очень нравится. Недавно она пришла к Феде, стала снимать в передней калоши и вдруг слышит, как Николай Егорович в комнате говорит:

— Феде любовь нужна, теплота сердечная, а не морали и нотации. Ты же видишь, что тоскует он по бабушке, по родному краю. Приголубить его надо.

— Его и приголубить‑то трудно, —возразила Тамара Аркадьевна. И вспомнила, как Федя еще на вокзале отвернулся от нее, а дома притворился спящим. Это, говорит, на Севере его настроили против нее.

Николай Егорович перебил Тамару Аркадьевну, заговорил горячо, укоризненно. Наверно, очень огорчился. Симочка поспешно надела только что снятые калоши и шагнула к входной двери. Но все‑таки услышала, как Николай Егорович сказал, что на таких женщинах, как Марфа Тимофеевна, белый свет держится, что в колхозе она самый уважаемый человек и большая, беззаветная ее любовь к людям сделала счастливым Рыжика и сейчас греет всех, кто рядом с ней. Дальше Симочка уже не слышала —она тихо вышла и прикрыла за собой дверь.

— Спи, полуночница! — сказала недовольная мать, —Все ты перепутала, ничего не поняла… И что за манера входить к людям без стука.

Симочка хотела оправдаться, сказать, что стучалась, но очень захотелось спать. Она прижалась покрепче лицом к маминой щеке и сладко уснула.

Утром ее разбудила Таня. Мама давно хлопотала на кухне, даже Максим помогал, а она спит. Ой, почему ее раньше не разбудили? Симочка вскочила, наскоро оделась и забегала по комнате. Пришел Максим.

— С добрым утром, председатель! — миролюбиво сказал он.

— С добрым… Иди к себе. Не до тебя.

Она торопливо заплетала косы. Но со своей помощью Симочка опоздала — мать и Таня все сделали.

Пришел Федя. Симочка едва дала ему раздеться и повела к буфету смотреть бисквиты, крендельки и сухарики.

— Красивые? — гордо спросила она.

Федя, восхищенный, ответил, что очень красивые. Минуту Симочка молчала. Она так старалась сдержаться и не раскрыть тайны чаепития, но не смогла! Улыбаясь и морща вздернутый нос, она сказала ему на ухо:

— Это для Анны Васильевны и для вас, мальчишек.

Федя был изумлен. Федя был очень рад. Симочка поняла это по его лучистым глазам. Он сказал:

— Вот это да!

Федю позвала Таня — надо было приколотить большой красивый плакат «Добро пожаловать на наше веселое воскресенье!».

Он приколачивал, Таня подавала гвозди, а Симочка прыгала вокруг них и пела веселую песню, которую тут же сочинила. В песне говорилось, что Максим нарисовал замечательный плакат; который прибил хороший человек Федя Горев, и сейчас начнется веселое воскресенье.

Гости начали сходиться задолго до назначенного срока. Но предусмотрительные хозяева были готовы к встрече. Лешка Кондратьев явился в новой белой рубашке и выглаженном пионерском галстуке. Держался он степенно, зря не смеялся, на болтающих веселых девочек смотрел с явным неодобрением. Миша пришел радостный: бабушка сшила красивый костюм для матросского танца. Уж он станцует его отлично, раз есть костюм! Он сразу же переоделся, надел круглую шапочку с пушистым помпоном.

Коля Сомов пришел с баяном. Наконец прибыли Николай Егорович и Анна Васильевна. Ребята притихли. Тут притихнешь, когда рядом с тобой высокий седой человек в парадном военном кителе, увешанном орденами и медалями. Федя сидел рядом с Лешкой и восхищенно смотрел на отца: «Ты совсем замечательный, папа, и очень мне нравишься», — говорили его глаза.

Николай Егорович рассказывал о своем быстром самолете, на котором за час он пролетает больше тысячи километров. Он попросил лист бумаги и начертил схему управления. Мальчишки окружили Горева, без передышки расспрашивали, как переключить скорость, как идти на посадку, как набирать высоту. Когда девочкам удалось пробиться к Николаю Егоровичу, они стали расспрашивать его о городах, в которых ему довелось побывать. В конце концов Анна Васильевна увела Николая Егоровича, усадила на удобный диван и велела ребятам оставить его в покое.

Таня подала Коле знак. Тот взялся за баян. Миша поправил шапочку, оглядел костюм и вышел на середину комнаты.

Сомов проиграл вступление, первый такт, второй, а Миша все не начинал танца. Коля удивленно взглянул на него.

— Ты чего? — громким шепотом спросила Таня Мишу.

— Места мало, — пробормотал тот.

Раздвинули стулья, убрали тумбочки с цветами, вынесли стол. Снова заиграл Коля веселое «Яблочко». Миша оглянулся на Таню, улыбнулся и сорвался с места.

— Ай да танцор! — воскликнул Николай Егорович, наблюдая, как Миша старательно отбивал чечетку. Услышав похвалу, Миша пустился вприсядку, да так лихо, что чуть не сбил с ног подвернувшуюся Надю Асафьеву.

— Рыжик, — Николай Егорович просительно взглянул на сына, — тряхни стариной — сыграй‑ка северную плясовую!

Все повернулись к смущенному Феде. Как, он умеет играть на баяне? И молчал?!

Коля уже тащит Феде свой баян, Симочка подвигает стул. Нечего делать — придется играть. Но он уже давно не играл.

Федя взял в руки баян и притих, вспоминая песню, что ли-, лась белыми ночами над озером, над лесной поляной, где собирались девушки и парни с гармошкой.

…Вдруг запахло черемухой. Вот они, мокрые от весеннего дождя черемушные белые гроздья заглядывают в окошко. А вот и песня, негромкая, спокойная, донеслась до крылечка, где Федя сиживал с Иванкой длинными летними вечерами. Точно шептались в лесу деревья. Точно мягко похрустывал мох. А вот побежала быстрая лесная речка, бурливая, своенравная. Упала со скалы и бежит дальше. Звенит, смеется…

Звенит, смеется баян, и кажется Феде, что он снова в родном селе…

— Ну, Рыжик, — сказал Николай Егорович благодарно, — удружил, братец. А ну‑ка веселей!

Горев вышел на середину комнаты, и дробно застучали каблуки его сапог, зазвенели медали и ордена на груди. Тряхнул он головой и запел песню о том, как ловили рыбаки рыбу, а молодушки красны девушки их ждали и плели сети.

Ему бурно аплодировали. Он сел на диван, улыбаясь, вытирая платком лоб. Симочкина мать заиграла на рояле старую пионерскую песню про картошку и костер. Анна Васильевна запела, ребята подхватили. Они уселись вокруг Николая Егоровича— на диване, на коврике около дивана. Симочкина мама поглядывала на ребят, и глаза у нее были мечтательные, ласковые. Дочка знала, что мать вспоминает сейчас свою пионерскую юность. Она ведь тоже когда‑то была пионеркой и мечтала у ярких пионерских костров о героическом будущем. Таня незаметно позвала Симочку — пора накрывать на стол.

Вскоре к ним присоединилась мать Симочки. Она кое‑что переставила, кое‑что добавила. Велела Тане поставить на стол вазу с мимозами, которые принес Николай Егорович, Симочке — положить на каждую тарелку бумажную салфетку и после этого разрешила позвать гостей к столу.

Анна Васильевна не поняла: какой стол? Таня показала — вот какой! Стряпали девочки. Пусть Анна Васильевна попробует и оценит.

Шумной гурьбой ввалились мальчишки, ведя за руки Николая Егоровича. Сзади скромно шли девочки. Они предвкушали радостное удивление, с которым мальчишки остановятся у стола.

Учительница тут же, у красивого стола, поблагодарила девочек, Таню, Симочкину маму.

— Мальчики, вы со мной согласны? — спросила Анна Васильевна. Они, конечно, были согласны!

— Вот чего они шептались! — догадался Лешка, — Федор, помнишь? А толково придумали! — И Лешка первый уселся за стол.

Федя и Лешка сидели рядом, уписывали пирожные и крендели.

Лешка все спрашивал у Зины:

— А это ты пекла? А это?

Зина гордо отвечала, что пекли все вместе.

Симочка разливала чай и громко приговаривала:

— Чай, настоящий краснодарский чай! Самый вкусный в мире!

Наверно, чай был на самом деле очень вкусен, потому что Симочка не успевала его наливать в чашки. Вазы с бисквитами быстро пустели. Анне Васильевне и Тане то и дело приходилось их пополнять.

— Сима, а правда вы сами? — недоверчиво спросил Коля.

Симочка даже обиделась. Не верит? Пусть спросит у Тани, у мамы, у Максима, наконец.

И тут Таня оглядела сидящих за столом и вышла из комнаты. Любопытная Симочка немедленно последовала за ней. Таня прошла в кухню. Там у стола сидел в одиночестве Максим. О нем все забыли. Вот тебе и почетный гость! Конечно, стенгазета им сейчас не нужна.

— Чего ты здесь прячешься? — немножко виновато спросила Таня. — Пойдем к нам.

— Не пойду…

Таня подошла, взяла Максима за руку, потянула. Он нехотя встал, нехотя сделал шаг, другой. Так Таня довела его до двери.