Империализм от Ленина до Путина - Виктор Шапинов

Новые левые

Новые слои, пришедшие в движение в конце 60-х, – молодое поколение рабочего класса, «новый пролетариат», студенчество, а в странах «третьего мира» – еще и крестьянство, – не были удовлетворены реформистской программой старых коммунистов. То тут, то там от коммунистических партий откалывались группы, недовольные оппортунистической политикой. Создавались новые марксистские организации, альтернативные действующим компартиям.

Революционизация студенчества нарастала в течение 60-х годов, достигнув кульминации к концу 60-х – началу 70-х. Лидеры коммунистических партий сплошь просмотрели это. К тому же они уже скорее боялись, чем желали революционного энтузиазма молодежи. Соответственно, молодежь выбирала для себя более революционные варианты марксистской идеологии, в особенности маоизм. Иммануил Валлерстайн в своей статье о 1968-м пишет о «разнообразных «маоизмах», развившихся в начале 1970-х гг. во всех частях света»[43]. Возник как будто из небытия основательно забытый анархизм, у которого не было почвы, пока политика компартий оставалась революционной. Еще раз подтвердилась мысль Ленина о том, что рабочие партии караются ростом анархизма за оппортунистические грехи.

В ноябре 1967 года многотысячный митинг студентов против правительственного курса в сфере образования стихийно перерос в митинг памяти только что погибшего Че Гевары. Репортаж одной из французских радиостанций: «Известие о смерти Че Гевары, который пожертвовал своим положением «человека номер два» на Кубе ради того, чтобы погибнуть в забытых богом джунглях за свободу чужой страны, пронеслось по умам студентов подобно урагану. Вот послушайте: они скандируют «Че – герой, буржуазия – дерьмо! Смерть капиталу, да здравствует революция!» – и многие при этом плачут».

Это свидетельство отражает настроение студенчества в ту пору. Социологическое исследование, проведенное в США в те годы, дало неожиданные для современников данные: лишь 18 % студентов были согласны с тем, что деньги играют большую роль в жизни, и лишь 12 % хотели стать бизнесменами, в то время как 79 % – людьми творческих профессий: художниками, музыкантами, учителями, психологами, учеными, изобретателями, журналистами и революционерами. Стихийно молодежь чувствовала, что пришло время социального творчества, революционной перестройки жизни.

Нельзя сказать, что рабочий класс был в стороне от такого настроения – среди арестованных на левацких демонстрациях в Германии, к удивлению властей и буржуазной прессы, только каждый четвертый оказывался студентом. «Студент» – это скорее собирательный образ молодого бунтаря, восставшего против системы в конце 60-х.

Лозунги революции 1968 года не похожи на лозунги традиционных левых партий. Но непохожесть эта заключается лишь в форме, которая призвана шокировать, эпатировать. Слоганы 1968 года были политическими лозунгами революционного движения, а не просто причудой. Причудой они становятся, когда их повторяют вне массовой борьбы, при совершенно других обстоятельствах.

Лозунги были направлены против капиталистической системы, и в особенности против реформизма и оппортунистических «старых левых»:

Те, кто делают революцию наполовину, роют себе могилу!

Мы не будем ничего требовать и просить: мы возьмем и захватим!

Как ни проголосуешь на плебисците, «да» или «нет», из тебя все равно сделают козла! (Plebiscite: qu’on dise oui qu’on dise non il fait de nous des cons. – По ритмике аналогично отечественному: «Голосуй не голосуй, все равно получишь…»).

Не торгуйтесь с боссами! Упраздните их!

Рабочий! Тебе 25 лет, но твой профсоюз из прошлого века!

Будьте реалистами, требуйте невозможного!

Освобождение человечества будет всеобщим либо его не будет!

Один уик-энд без революции проливает гораздо больше крови, чем месяц перманентной революции!

Реформизм – это современный мазохизм!

Границы – это репрессии!

Структуры для людей, а не люди для структур!

Университеты – студентам, заводы – рабочим, радио – журналистам, власть – всем!

Упраздни классовое общество!

Захвати фабрики!

Человечество не будет счастливым, пока последнего капиталиста не задушат кишкой последнего бюрократа! и т. д.

Анархизм «новых левых» был не чем-то органически присущим движению, он был именно реакцией на теоретический догматизм и политический оппортунизм, а также организационную закостенелость и забюрократизованность «старых левых».

Студенты Гарвардского университета во время восстания 1969 года вывесили плакат с цитатой из Маркса: «Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его». Мода на марксизм оказалась неожиданной для буржуазных социологов, один из них, американец Сидней Хук, писал в 1966 году: «Будущий историк будет озадачен явлением второй половины ХХ в. – вторым пришествием Маркса. В своем пришествии он выступает не в пыльном сюртуке экономиста, как автор «Капитала», и не как революционный санкюлот, вдохновенный автор «Коммунистического манифеста». Он является в одежде философа и нравственного пророка с радостными вестями о человеческой свободе, имеющей силы за пределами узкого круга класса, партии или фракции…»[44] Сидней Хук награждал будущего историка собственным уровнем понимания исторических процессов и идей Маркса, которые, по его мнению, можно разделить, как именинный пирог, на «экономические», «политические» и «философские».

Лидеры коммунистических партий недалеко ушли от Хука в своем понимании, они не нашли ничего лучшего, чем объявить бунтующих студентов «анархистами», «леваками», «псевдореволюционерами» и т. д. Более того, коммунистические лидеры в большинстве стран присоединились к силам «порядка» против сил «хаоса», фактически поддержали контрреволюцию против революции. Они не только не объединили студенческие комитеты захваченных университетов и рабочих захваченных заводов, но и, согласившись на частичные уступки рабочим, пошли на выборы. Официальные коммунисты выдвинули такой вот «революционный» лозунг: «Против беспорядков, против анархии – голосуйте за коммунистов!» «Порядок» в те времена был основным лозунгом де Голля. Буквально повторилась ситуация, описанная Марксом для 1848 года: «Все классы во время июньских событий сплотились в партии порядка против класса пролетариев – партии анархии, социализма, коммунизма»[45]. Только в составе «партии порядка» оказалась теперь и Французская коммунистическая партия.

Идеология третьей волны: Мао Цзэдун и Эрнесто Че Гевара

Символическими фигурами для революционного течения в коммунизме конца 1960-х – начала 1970-х стали Эрнесто Че Гевара и Мао Цзэдун. Их портреты мелькали над парижскими демонстрациями Красного мая 1968 года, их идеи и их пример вдохновляли тех, кто хотел революции. Они были главными марксистскими идеологами революционной волны 1968–1975 годов. Поэтому, следует показать их действительные воззрения, в противоположность тому, что приписывается им сегодня теми или иными политическими силами в собственных целях. Чтобы сделать это, по необходимости придется прибегнуть к обильному цитированию.

Мао Цзэдун и Эрнесто Че Гевара были теми, кто подхватил знамя Манифеста Коммунистической партии: «Коммунисты считают презренным делом скрывать свои взгляды и намерения. Они открыто заявляют, что их цели могут быть достигнуты лишь путем насильственного ниспровержения всего существующего общественного строя»[46], не разменяв его на сомнительные коалиции и соглашения в рамках буржуазной системы.

В противоположность теориям о мирном парламентском пути к социализму, Че пишет, что «решимость достичь более справедливой общественной системы должна заставить нас думать главным образом о вооруженной борьбе»[47]. Гимн вооруженной борьбе поет и «Красная книжечка», цитатник, составленный из произведений Мао Цзэдуна в 1967 году для малограмотных солдат Народно-освободительной армии Китая. Парадоскально, но именно он стал непременным атрибутом революционера-интеллектуала Европы и США: «Центральной задачей революции и высшей ее формой является захват власти вооруженным путем, то есть решение вопроса войной. Этот революционный принцип марксизма-ленинизма верен повсюду; он безусловно верен как для Китая, так и для других государств»[48]. «Марксизм открыто заявляет о неизбежности насильственной революции. Он указывает, что насильственная революция есть повивальная бабка, без которой не обходится рождение социалистического общества, есть неминуемый путь замены буржуазной диктатуры диктатурой пролетариата, всеобщий закон пролетарской революции».