Рота, подъем! - Александр Ханин

Якутии, и ему только в одну сторону добираться десять суток, да столько же обратно, да еще там десять дней. И если он добавит денег и купит билет на самолет, то сможет дома побыть целый месяц. Месяц из двадцати четырех отведенных солдату на почетную обязанность – это много, даже очень много. Мы откровенно завидовали Якубову, рассказывая услышанные невероятные истории, произошедшие на постах в других частях, и надеялись, что на долю каждого может выпасть счастливый лотерейный билет.

Через три дня после присяги мы заступали в караул. Это был мой первый караул. Целый день все учили обязанности часового, прописанные в уставе караульной службы.

– Часовой на посту не имеет права, – пытался вспомнить кто-нибудь из новобранцев.

– Чего он не имеет? Какие у него обязанности?

– … обязанности…

– Садись. Учи дальше!

Пришив "подшиву", полоску белой ткани, к воротнику гимнастерки и начистив сапоги, мы дружно выстроились перед оружейной комнатой, чтобы получить автоматы, штык-ножи и по два полных магазина боевых патронов.

– Распишись, – сказал мне дежурный по роте сержант. – Потеряешь – сядешь.

После получения оружия нам устроили настоящий экзамен на знание обязанностей, который мы дружно провалили.

– Шаров, что ты будешь делать, если в туалет захочешь? – спрашивал командир батареи, стоя перед строем солдат.

– Стоять буду.

– А если у тебя понос?

– Ну, я… А что делать, товарищ капитан?

– Ты дебил? У тебя дислекция? Ты понять прочитанное не можешь?

Тебя где учили? Тебе в институте надо было учиться, а не в армии служить.

– Я и учился в институте…

– В каком институте?

– В НГУ. На физфаке…

– Где? Чего ты мне тут гнукаешь? Ты стоять, блин, обязан. Стоять как столб и охранять этот хренов склад. Понял? А если у тебя понос, то стоять и срать в штаны.

– Как же?..

– Жидко. Или как у тебя там, я не знаю. Все, хватит ржать как коровы. Направо! Шагом арш!

В колонне мы подошли к серому одноэтажному зданию с воротами, размер которых не сильно отличался от ворот главного КПП с той только разницей, что ворота на территорию перед караульным помещением были ниже. В одной из половинок была сделана дверь являющейся неотъемлемой частью ворот. Мы прошли через эту калитку внутрь и построились на небольшого размера плацу перед караулкой. Из окон помещения на нас смотрели с любопытством солдаты соседней батареи, которые уже отстояли свое и ждали с нетерпением, когда же мы их сменим.

– Курсант, ты идешь на "фишку", – сказал мне начальник караула, офицер из нашей батареи. – В твои задачи входит ни кого не впускать, никого не выпускать без моего личного приказа. Понятно?

– Так точно!

– Ни хрена тебе не понятно. Идет смена караула. Во всех, кто хочет проникнуть на территорию караульного помещения без моего разрешения – расстреливать на месте.

Шутку я не понял и стоял действительно "на смерть". Вернее, когда подошла очередная смена постов к воротам, я крикнул, как было написано в уставе:

– Стой! Кто идет?

– Чего дурак? Сам не видишь?

Видеть мне приказано не было.

– Стой, позову начкара.

– Зови.

Я нажал на кнопку вызова, но никто не отреагировал. Я нажал еще раз – та же реакция.

– Подождите, – крикнул я за забор, – идет смена караула.

– Так мы и есть смена, – был мне ответ, – открывай ворота.

– Нельзя.

– Что значит "нельзя"? Я сейчас сам открою и тебе, духу, по шее надаю, – с этими словами сержант-разводящий смены твердым шагом направился к воротам.

– Стоять! – крикнул я. – Стрелять буду.

И с этими словами, я передернул затвор автомата, выставив его в прорезь ворот. Все солдаты, стоящие перед воротами кинулись врассыпную, кто-то спрятался за деревом, кто-то залег в канаве.

– Ты идиот?

– Нет, он не идиот – он дух.

– У тебя первый караул? – сержант нашей батареи понял суть и встал на мою защиту.

– Да, первый, – отозвался я.

– Тогда все понятно. Не лезьте, пацаны. Этот пальнет.

Из караульного помещения, придерживая на ходу падающую фуражку, по направлению к воротам уже бежал наш и сдающий смену начальники караула.

– Прекратить. Ты ненормальный? Ты почему патрон в патронник дослал? – кричал мне офицер другой батареи.

– У меня был приказ никого не пускать! – твердо ответил я. – А они прорывались.

– Да это же наш караул!! – все еще не мог остановиться начальник караула.

– Я выполнял приказ! – ответил я.

– Пошли со мной, – обратился ко мне офицер из нашей батареи. -

Иванько, замени его пока кем-нибудь.

Мы отошли к стойке, где разряжают автоматы.

– Разряжай.

Я выполнил приказ.

– Молодец. Все сделал правильно. Иди в караулку.

Я был горд. Я не просто так стоял как "фишка". Я выполнил приказ, как положено. Я не пустил посторонних в караульное помещение. Мимо меня проходили солдаты прошлого караула, усмехаясь и подкалывая вошедших.

– Селин, вот отстрелил бы он тебе задницу. Как бы ты к мамке поехал?

– Я бы ему сам отстрелил.

– Ты в штаны не наделал? Проверь, – хохотали солдаты.

Солдаты освободившегося караула, побрякивая оружием, ушли в казарму. Мы, приняв все по описи, тут же приступили к никому не нужной уборке помещения, выслушав наставление начкара, после чего вновь уселись учить обязанности часового. Когда наряд давился невкусным, уже остывшим ужином, который нам принесли в бачках, подошло время менять часовых на постах. Я не знал заранее, какой пост меня направят охранять. Оказалось, что артиллерийский полк охраняет еще и дивизионную гауптвахту, которую от караульного помещения отделяла общая стена. Разводящий привел меня к железной решетчатой двери, из-за которой сразу появился мой сослуживец.

– Стой, кто идет?

– Разводящий со сменой.

Солдат доложил об отсутствии происшествий и, совершив установленную процедуру смены караула, я встал на его место, заперев за собой решетку. Сержант со сменившимся караульным ушли. Я выглянул из-за решетки на качающиеся за забором деревья, на уже потемневшее небо, на асфальт плаца и подумал, что ощущение взгляда из-за решетки не самое приятное. Я ходил по короткому коридору от крайней двери до входной, иногда заглядывая в небольшие глазки – окошки на дверях камер. Я слышал шевеление людей, которые старались улечься поудобнее на деревянных нарах, но даже при освещении постоянно горящей лампочки я не мог разглядеть лиц. Приблизительно через час я услышал шаги на плацу и выглянул наружу. К двери гауптвахты приближался разводящий сержант с солдатом.

– Стой, кто идет?

– Разводящий со сменой.

– Товарищ сержант, за время моего дежурства происшествий не случилось.