Мы – русские! Суворов: Жизнь, слова и подвиги великого русского полководца А.В. Суворова - Георгий Гупало

Но дороже всех этих памятников, этих мраморов и бронз, дороже всех музеев Суворову – та память, которую он навсегда оставил по себе в войсках. Сто лет прошло с того дня, как он умер, а мы все говорим «суворовские переходы», «суворовский шаг», «суворовские чудо-богатыри». Пройдет и еще сто лет, много лет пройдет и после этих ста лет – памятники обветшают и рушатся, а предание о человеке, который верил в Бога и свою веру умел вдохнуть в солдат, так что они веровали, как он, и делали чудеса, останется в народе.

Неизвестный художник.

Вид памятника А.В. Суворову в Петербурге на Марсовом поле

И русский народ всегда будет любить Суворова, потому что Суворов был русский, думал, говорил, учил и действовал по-русски.

Он требовал, чтобы «всякий воин понимал свой маневр», т. е. чтобы у солдата была голова на плечах, чтобы он думал и соображал, как надо воевать. Он нам заповедал, что за ученого и десятерых неученых мало.

И пока мир царит в России – будем учиться!

Будем учиться, чтобы все знать, как Суворов. Будем учиться, чтобы не быть «немогузнайками», которых Суворов так не любил.

Пока мир царит в России – будем любить Бога, будем исполнять заповеди его, будем обожать свою родину и государя, как обожал их Суворов, не сделаемся лживками, лукавками, краснословками, кроткомолвками, двуличками и бестолковками – от них, говаривал Суворов, много, много беды.

Будем беречь свое здоровье. «Солдат дорог, – говорил Суворов, – береги здоровье». А для того будем помнить его наставление «чистота – опрятность».

Главное, будем честны и благородны. Суворов часто говорил: «Обывателя не обижай; он нас поит и кормит. Солдат не разбойник».

А приведет Господь Бог воевать! Тогда по-суворовски двинем на врага. Нога ногу подкрепляет, рука руку усиляет – пойдем все дружно, как один. Запомним лишь три военных суворовских искусства: первое – глазомер: как в лагерь стать, как атаковать, гнать и бить, второе – быстрота и третье – натиск.

Пусть жизнь Суворова, его храбрость в бою, решимость в минуту неудачи, кротость и вера в милосердие Божие в часы неприятностей послужат нам примером и в нашей жизни.

День генералиссимуса Суворова

М.И. Пыляев

Это был один из немногих людей, встреченных мною, который всегда казался мне сегодня интереснее, чем вчера, и в котором завтра я рассчитывал – и не напрасно – открыть для себя новые, еще более восхитительные качества.

Он неожиданно храбр, безгранично великодушен, обладает сверхчеловеческим умением проникать в суть вещей под маской напускной грубоватости и чудачеств…

Он не только первый генерал в России, но, пожалуй, наделен всем необходимым, чтобы считаться первым в Европе.

Я забывал себя, когда дело шло о пользе моего Отечества.

Русский чудо-богатырь Суворов остался загадкой для потомства. Быстрый, решительный, предприимчивый не только в военных действиях, но и в своих поступках, разнообразный до бесконечности, как разнообразны были окружавшие его обстоятельства, великий вождь и в то же время странный старик, который то шалит, как ребенок, то обнимает мыслью целый мир, решает в своем уме самые сложные вопросы, касавшиеся счастья миллионов людей или судьбы государства. Человек, обладавший всеми способами и средствами по своему званию, но не пользовавшийся ими; презиравший роскошь, спавший на соломе, довольствовавшийся солдатским сухарем, боровшийся со своими страстями, обуздывавший их и оставшийся победителем в этой борьбе. Истинные свои замыслы он всегда прикрывал фарсами и лаконичными остротами. Деяния Суворова принадлежат истории, мы их не коснемся, но возьмем одну его частную жизнь, которую почерпнем из рассказов его приближенных и слуг.

Всего слуг у него было пятеро: старшим из них был его камердинер Прохор Дубасов, более известный под именем Прошка. Этот верный слуга фельдмаршала пережил своего барина и умер в 1823 году, восьмидесяти лет. В уважение заслуг его господина в день открытия памятника Суворову на Царицыном лугу он был пожалован императором Александром I в классный чин с пенсией в 1200 рублей в год. Помощником этого камердинера, или подкамердинером, был сержант Иван Сергеев. Он находился при Суворове шестнадцать лет безотлучно, а поступил к нему в 1784 году из Козловского мушкетерского полка. Впоследствии он находился при сыне героя Аркадии Александровиче до самой его смерти, постигшей сына в той же реке, которая доставила отцу славное имя Рымникского. Третьим подкамердинером, или, вернее, денщиком Суворова был сержант Илья Сидоров. Прислуживал генералиссимусу еще фельдшер, который временами пускал ему кровь. В те годы кровопускание считалось единственным средством от многих болезней, и к нему часто прибегали. Пятым приближенным слугой Суворова был повар Матька. Вся эта прислуга спала возле спальни Суворова и на первый его призыв к нему являлась.

Трудолюбивая душа должна быть занята своим ремеслом, и частые упражнения для нее столь же живительны, как обычные упражнения для тела.

День Суворова начинался с первыми петухами: в первом часу он приказывал будить себя. В военное время он пробуждался еще ранее. Нередко и в мирное время он проводил учения в ночное время. «Ночной бой, – говорил Суворов, – выгоден тому, кто отважен и смел, ибо тут число войска не видно и мало значит, да и от стрельбы мало толку. Ночной поход также служит на пользу тому, кто любит являться перед неприятелем внезапно». Суворов приказывал себя будить, не слушая никаких отговорок: «Если не послушаю, тащи меня за ногу!» Спал Суворов на сене, уложенном так высоко, как парадная постель. На сено стелилась толстая парусиновая

простыня, на нее тонкая полотняная, в головах две пуховые подушки, которые всюду за ним возили. Третья простыня служила ему вместо одеяла. В холодное время он поверх простыни накрывался своим синим плащом. Ложился в постель Суворов без рубашки. Встав с постели, нагишом, он начинал бегать взад и вперед по спальне, а в лагере по своей палатке. Нередко в летнее время он бегал в таком виде в саду, где и маршировал в такт. Все это продолжалось около часа. Во время таких «эволюций» он держал в руках тетрадки и твердил татарские, турецкие и карельские слова и разговоры. Для практики в последнем языке он при себе держал нескольких карелов из собственных своих новгородских вотчин. После такого урока он умывался: ему, по обыкновению, приносили в спальню два ведра самой холодной воды и большой медный таз.