Детектив Франции Выпуск 8 - Мишель Лебрен

— Самое время, а балаган закрыт! Да они просто издеваются над людьми, черт побери!

— А мы разнесем его на части, этот гнусный сарай!

Фредди отвесил несколько пинков железной решетке, прикрывавшей вход в павильон. Поднялся грохот. В стороне метнулось несколько полуразличимых теней, поспешивших покинуть облюбованные ими укрытия и перебраться в более безопасное место, где было меньше риска попасть в наклевывавшуюся полицейскую облаву.

Навесной замок, очевидно, никуда не годился, так как при четвертом ударе открылся и упал на землю. Сообщники шумно раздвинули решетку, толкнули стеклянную дверь и ввалились в павильон. Фредди зажег фонарик.

Перед ними в два ряда дремали погашенные игральные автоматы, переполненные монетами по двадцать франков. Крутые ребята встали в боевую позицию за двумя из них и Фредди сказал:

— Дай двадцать франков.

Бремез бесконечно долго рылся в карманах, пока с грустью не констатировал:

— Мелочи нет совсем.

В слепой ярости Фредди двинул ногой по ножке автомата. В доверху набитом чреве последнего зазвякали, постукивая друг о друга, монеты. Фредди расхохотался:

— Так они же битком набиты мелочью, которая нам нужна! Посвети,

Он разбежался и нанес автомату сокрушительный удар ногой, от которого дверца накопителя монет раскрылась, и оттуда хлынул целый водопад желтеньких кругляшек с изображением Республики. Звонко отскакивая от плиток пола, они весело растеклись на сотни ручейков.

— Здорово! Прямо в яблочко! — заорал Бремез, упав на колени.

Фредди сделал то же самое, и оба принялись запихивать в карманы медно — никелевую массу, исторгнутую автоматом, напоминая иудеев, набросившихся на манну небесную.

Поднявшись с полу с отвисшими от тяжести монет карданами, они услышали, как где — то вдалеке завыла полицейская сирена. До них вдруг дошло, что в этой ситуация лучше всего было смываться из этих позолоченных чертогов. Позвякивая монетами, словно мулы упряжью на параде, взломщики, то и дело натыкаясь друг на друга, бросились к двери, выскочили на улицу, продрались сквозь двойную шеренгу привлеченных диким шумом зевак и пустились, спотыкаясь самым жалким образом, наутек в поисках своего надежного пристанища — «бьюика».

Свернув направо в первую же улочку, они остановились, чтобы перевести дух, Бремез в панике взмолился:

— Штаны спадают!

— Поддерживай их руками. Где стоит машина?

— Кажется, сюда, налево. А может быть, и…

Они вновь помчались стремглав. Ночную тишину раздирали полицейские свистки, и двое беглецов на личном опыте испытали все тонкости переживаний людей, на которых устроена облава.

Повернув в четвертый раз, парни наконец осознали, что заблудились. Место, где они оставили «бьюик», им казалось теперь столь же далеким и недоступным, как острова Тихого океана. А их нынешнее положение напоминало ситуацию с канатоходцем, который, пройдя половину дистанции, вдруг обнаруживает, что злодей — конкурент уже на три четверти подпилил его трос.

Они прошли ещё немного, пригибаясь от тяжести набитых мелочью карманов. Хмель выскочил из головы, появились тошнота и усталость. Поэтому они испытали настоящий восторг, случайно наткнувшись на освещенный, с красными занавесками на окнах, бар. Войдя в него, они очутились в приветливом, излучающем тепло помещении, кое — как добрели до стульев и облегченно вздохнули.

Но бар лишь отдаленно напоминал подобные заведения на Елисейских полях. Широкая деревянная стойка разделяла зал на две части. От покрытых грязью настенных бра исходил резкий свет. За столиками сидели длинноволосые, свирепого вида парни. Примостившись у стойки на высоких табуретах, молча покуривали четыре девицы с высоко задранными юбками. Бармен, килограммов так под сто, подошел к столику вновь прибывших клиентов и с сильным корсиканским акцентом осведомился:

— Чего желаете, парни?

— Виски, — с полувопросительной интонацией ответил Бремез.

Бармен перевел тяжелый взгляд на Фредди, который, поерзав на стуле, сказал:

— А мне пастис[14].

Глазки грузного бармена буравили Фредди насквозь, и ему все больше и больше становилось не по себе. Пытаясь обрести уверенность, он полез в карман за платком и нервным рывком выдернул его. Тут же на пол пролился дождь двадцатифранковых монет. Хозяин заведения, возвращавшийся за стойку, обернулся и стал недоверчиво рассматривать новых посетителей, оказавшихся под столом и подбиравших с полу рассыпавшуюся мелочь. Все сидевшие в баре, как один, уставились на этот спектакль. Кто — то прошептал, но так, чтобы услышали все:

— Они взломали свою копилку.

Поднялся хохот. Хозяин принес заказанные напитки и брякнул бокалы на столик. Из — под него как раз высунулись раскрасневшиеся и растерянные лица двух сообщников, уже избежавших стольких опасностей. Бармен изрек:

— Уис — ски для молодого человека и пастис для мосье.

«Бум — бум», — вздрагивал под его ногами пол, когда он возвращался к стойке. Фредди, разбавляя пастис водой, обвел взглядом посетителей и счел, что у них всех откровенно бандитские рожи. Он склонился к Фредерику, рассматривавшему грязные стенки своего бокала, и шепнул ему на ухо:

— Пей побыстрее, надо рвать отсюда когти.

— Можно подумать, что ты празднуешь труса!

Фредди пожал плечами. Его сердце бешено колотилось, руки взмокли. В какое логово они попали? Нахлынули воспоминания о вычитанных в «Парижских тайнах» ужасах, о Поножовщике и зловещем Грамотее с обезображенным серной кислотой лицом…[15] Он одним махом опорожнил свой бокал. Одна из девиц, затянутая в ярко — желтый свитер, с потухшей сигаретой в углу рта и размалеванными чуть ли не углем глазами, подошла к их столику, преувеличенно вихляя бедрами. Она наклонилась к Фредди так близко, что коснулась его, и хрипловатым голосом попросила:

— Красавчик — блондинчик, дай прикурить. Он полез было в карман, но вовремя вспомнил о переполнявшей его мелочи, покраснел и ответил:

— Сожалею, но не курю.

— Это ничего, красивый ты мой. Стакашку оплатишь? Он прокашлялся, что девица истолковала как согласие. Повернувшись к стойке, она бросила:

— Клубничный виттель[16] за счет этого глупыша.

После этого она сочла, что ей уже позволительно усесться Фредди на колени, который от смущения не знал, куда девать руки. Он в отчаянии взглянул на приятеля и увидел, что тот находится в таком же положении с той лишь разницей, что его амазонка была в черном в обтяжку платье с разрезом до подвязок.

Девица подхватила безвольную руку Фредди и приложила её к такому месту своего тела, от контакта с которым тот вздрогнул как от удара током. Девица хихикнула:

— Ты вышел из детского возраста или ещё нет? Знаешь, девочки устроены иначе, чем мальчики.

Фредди чуть не вывихнул челюсть в надежде выдавить из себя равнодушную улыбку. Получалось неубедительно. Он заклинал небо вызволить его из этой глупейшей ситуации, но оно оставалось глухо и немо. Фредди со страхом подумал, что попал в безжалостный механизм, который затягивает его своими шестеренками, сталкивая вниз с одного уровня на другой — и так до самого дна человеческого бытия. Вот отец никогда бы не оказался в подобной ситуации!

И все же столь желанное переключение внимания с них на что — нибудь другое состоялось. В бар влетела крикливая рыжеволосая женщина. Фредди почувствовал облегчение. Та сразу же взяла приступом стойку, громогласно провозгласив:

— Эй, Доминик! Жуть как хочется «пастишки»!

Подружка Фредди спорхнула с его колен и присоединилась к рыжей, которая бросилась ей на шею и нежно расцеловала.

— Сегодня, детки, выпивон за мой счет. Потрясная была ночка. Дези, веди сюда своего клиента, я его тоже угощаю.

Дези запротестовала, заявив, что это не в её стиле — допускать, чтобы подружки подносили выпить её приятелю, но переполненная дружелюбием рыжая настояла на своем. Более того, она сама пошла за Фредди. И тут ему мучительно захотелось, чтобы стрелки всех на свете часов крутанулись бы назад и все события последних ужасных шестидесяти минут исчезли бы как дым. И все потому, что застывшая крестом посреди зала рыжая с расширившимися глазами была той самой девицей, у которой крутые парни неделю назад пытались отнять выручку в аллеях Булон — ского леса.

Фредди вцепился в стол. Бремез — тоже не слепой — резко вскочил, сбросив на пол свою подружку в черном. Объединенные общей бедой сообщники бросились к двери, но рыжая завопила так, что у них кровь застыла в жилах:

— Не выпускайте их! Это те самые подонки, которые хотели вытрясти из меня деньжата в Булонском лесу! Ах, стервецы, вот где мы встретились!

Они в панике посмотрели на выход. Но дорогу им уже преграждали два ухмылявшихся мазурика. Рыжая просто задыхалась от яростного желания отомстить обидчикам. Она вдохновенно принялась честить их и так и сяк, затем ещё раз просто так, поставив под сомнение их мужские достоинства и принадлежность их родителей к человеческому роду.