В Париж на поминки - Назим Зейналлы

Меня обескуражило изменение в его настроении за время моего сна, но мне, честно говоря, было не до него. Накрытый стол меня ждал и, выдвинув своё кресло вперёд, протерев руки влажной салфеткой, принялся за завтрак. Картошка фри превзошла все ожидания, всё остальное − ничего особенного. Когда cпаржа и маринованная утка начали подходить к концу, я покачал головой и произнёс:

− Ну, ты и хлыщ, а как же наша дорогая Юсико. Стоило тебя накормить и всё, любовь прошла. − отставив фужер с вином в сторону, с издёвкой спросил я и, помахав пальцем, добавил: − И не надо изворачиваться.

− Ты ещё и иронизируешь. Отоспался, поел, выпил и теперь решил поиздеваться?

Я великодушно кивнул.

− Слушай, сокровище с гор, конечно благодарен тебе за всё, − и показал на стол. − Но истина дороже твоей утки в маринаде. Да и вина, только на дне осталось.

Фуад запнулся, посмотрел в сторону стюардесс и сделал знак рукой. К нам подошла одна из девушек, облокотилась на кресло, вся легонько подалась в его сторону, щёки её запылали.

− Может, шампанское?

− Нет, от шампанского я раздражаюсь, лучше красного.

Не прошло и минуты, как на столе появилась новая бутылка.

− Это красное божоле, − Фуад разлил по фужерам и произнёс: − Запах розмарина чувствуешь? Может, теперь ты не будешь так строг.

− Постой, что ты ей сказал, отчего щёки её пылали и в результате это, − и я показал глазами на фужер с вином.

− Богатых и знаменитых всегда любят, надо такие слова знать, чтобы растопить сердце девушки, − подмигнул он мне и добавил. − Ты же меня этому в молодости сам учил. Что, забыл совсем?

− Конечно, забыл, столько лет прошло, − пробормотал я, взял в руки фужер, повертел её и отставил в сторону. − А художник должен быть скромным, бедным и голодным.

Мы улыбнулись друг другу. Фуад зевнул, прищурил глаза и начал:

− Малик, мы здесь одни, на высоте не знаю сколько километров. Расскажи, что с тобой случилось после женитьбы. Не может человек так внезапно измениться, − и поднял фужер. − Давай за здоровье.

− Что ты хочешь услышать? − поинтересовался я. − Давай лучше выпьем за женщин.

− Николь тебя ждала, а ты не пошёл. Почему? Такую женщину обидел. Ты же в молодости прохода не давал девушкам. Я помню, какие были у тебя красавицы, а твои уроки обольщения. − не унимался Фуад.

− Не приставай. Это когда было, лет двадцать уже прошло.

− Нет, больше, двадцать два, − уточнил Фуад, и мы снова одновременно подняли фужеры с вином.

− Канпай!

− Канпай, − ответил я, не совсем ясно понимал смысл этого слова. Хотя чего здесь понимать, как и во всём мире, наверное, за здравие.

Я повернул голову и посмотрел на Фуада. По его лицу я понял, что он не отстанет, немой вопрос был написан на лице.

− Ты не отстанешь, как я понимаю. Ладно, так уж и быть, слушай,− смилостивился я. − Начну с самого начала. В то беспечное времена я любил и дружил, был глуп и беспечен, а голова забита музыкой, друзьями и красивыми женщинами. Тогда для нас кумиром были Джим Хендрикс, Майлз Девис, Эрик Клэптон. Ты их и не знал тогда.

− Зачем ты так, Джима Хендрикса мы слушали. Я до сих пор помню его «War Heroes». И Deep Purple…

− Чака Берри ты тоже знал? − невозмутимо спросил я. − Это время зарождения рока. Моя первая пластинка была такая, знаешь, гибкая, на” рёбрах”. Я её купил у старого универмага, хотя у меня не было даже проигрывателя. Всё началось в седьмом классе, когда я начал подрабатывать в нотариальной конторе. Почерк у меня был хороший, заполнял бланки, писал письма, в общем, помогал в оформлении документов и за это посетители «благодарили». Тогда для меня это были большие деньги, я мог себе позволить ходить, куда хочу, и тратить, как хочу. Начало самостоятельной жизни было беспечным и полным приключений. В конце рабочего дня обычно захаживали молодые женщины, которые недорого предлагали свои услуги. Это был первый опыт, и дальше меня уже удержать было невозможно. В старших классах я носил только фирменные шмотки, джинсы только “штатские”, рубашки “button doun”, туфли с “разговором” и “фордовский” клубный твидовый пиджак. После поступления в университет мне понесло по просторам Советского Союза и восточной Европы. В университете я понял, главное − продержаться первый год, а потом можно “сачковать”, пропускать лекции и сдавать экзамены кое-как. Студенты живут весело от сессии до сессии, а экзамены всего два раза в году. Летом я ездил гулять в Сочи или Ялту, на зимние каникулы, сдав в университете сессию, путь лежал в Москву, в гостиницу «Россия». На всё это нужны были деньги, и мне приходилось вкалывать в двух, а иногда и трёх конторах. Вот так во время последней поездки в Сочи в поезде я встретился с Нигяр. Она, тогда совсем молодая девчонка с комсомольским значком, после поступления на архитектурный факультет института возвращалась с мамой и тётей к себе в горное село. Весь путь от Баку, а это несколько часов, мы стояли в проходе и беседовали под зорким взглядом её родственниц. Нигяр интересовало всё, что связано со студенческой жизнью. Помню, принесла и показала свои эскизы и картины, выставленные на экзамене. Молодая и смешная девчонка с красивыми чёрными глазами. Мы расстались только тогда, когда мать и тётя начали звать её, им надо было сходить на ближайшей станции. А я доехал до Сочи и, просидев в номере отеля два дня, собрался обратно. Подъезжая к станции, где мы расстались, я понял, что хочу её увидеть. Утром я был в их селе и, оставив сумку в чайхане, начал поиск. Село оказалось довольно большое, раскинувшееся в ущелье и разделённое на две равные части бурной горной речкой. Надышавшись свежим горным воздухом и отдохнув, я принялся гонять мяч вместе с сельскими ребятами. Слух о странном парне быстро распространился по селу, и я увидел рядом с воротами запыхавшуюся и улыбающуюся Нигяр.

Мне вспомнилось всё, как она подбежала ко мне и смотрела на меня удивлёнными глазами.

− Что ты здесь делаешь, − засмеявшись, спросила она. − Ты что, не уехал?

−Уехал и вернулся. Я тебе не всё успел рассказать про студентов, и ещё ты

обещала показать свои рисунки, − тяжело дыша, сказал я.

− Не ври, ничего я тебе не обещала, − и тихо добавила. − И всё равно я рада тебя видеть.

− Я сейчас уеду.

− Езжай,− вздохнув, сказала Нигяр. − У меня строгие братья. Я не хочу, чтобы они тебя…

− Я тебя найду, ты же приедешь к началу учёбы?

− На глупые вопросы я не отвечаю.

− Всё, до встречи в Баку.

После её приезда я каждый день поджидал её после учёбы и провожал до дома около прокуратуры республики, где она жила у своей тёти. Ты же знаешь Баку, тётка быстро выяснила по своим каналам всё про меня. Мы начали встречаться тайком, после занятий. Тётка, узнав, увезла Нигяр к родителям, а я через несколько дней вместе со своей роднёй поехал за ней. Не буду тебе всё пересказывать, но её родные поставили условия. Ты первый, кому я это рассказываю.

− Здесь, наверное, и начинается самое интересное? − оживился Фуад

Я подтвердил:

− Ладно. Я согласился с их условиями. Надеюсь, всё останется между нами, ты понимаешь…

− Нем как рыба. Клянусь, − и хлопнул себе по обросшей щеке.

− Слушай. Условия были такие. Мы, то есть я и её пять братьев поднялись на вершину горы. Выше виднелась высокая скала, разрубленная на две части. Мне надо было пройти к этой скале, встать между расщелинами на одно колено, правую ладонь прижать к земле и, нагнувшись к воде, произнести клятву верности.

− И что?

− Пошёл! Дорога к скале была крутой и заросшая травой. Добравшись и встав между скалами, я вначале услышал звук ветра. Подняв голову, я увидел, как с вершины скалы по капле стекала вода. Встал на колени, прижал руку к земле и, нагнувшись к воде начал произносить клятву. Не успел я закончить, с вершины скалы скатился небольшой камень, ударился о подножье скалы и вода загорелась.

Фуад хмыкнул:

− Вода загорелась? Малик, ты что, перегрелся, пока поднимался? А может, камень в тебя попал, из глаз искры, так что вода загорелась.

− Не знаю, как это случилось, но она горела. Я не только видел, но и ощутил тепло от неё на ладони. Посмотри, − и протянул ему правую руку. − Это круглое пятно след от него.

Фуад нагнулся и внимательно осмотрел ладонь:

− И что дальше?

− По дороге, у дерева, как мне и было сказано, я оторвал кусок от рубашки и завязал узел на ветке.

− Получается, ты тогда и завязал «узлом» это самое, − кивнув, не к месту пошутил он.

− Получается так. Теперь ты удовлетворён, надеюсь.

− И с другими женщинами не можешь?

− Почему не могу. Не хочу и всё.

− Тебя просто напугали, − он повернулся и уставился на меня. − Говоришь, а глаза у тебя грустные. Боишься нарушить клятву от страха?! Честно сознайся.

Я отодвинул фужер и после короткой паузы продолжил:

− Я думал, ты умнее. Ты так ничего и не понял. Запомни, верность− удел сильных, − и, подумав, добавил: − Ещё я боюсь потерять семью. Ты поймёшь, когда придёт время. Я это понял в двадцать три. Быть слабым легко, быть сильным гораздо труднее.