Сердце Ангела - Вильям Хортсберг

Закусочная «Натанс Фэймес» была как всегда при деле, и я остановился, чтобы перехватить пару хот-догов и выпить пива. Буфетчик выглядел так, будто не покидал своей стойки со времен старого Луна-парка, и я спросил у него, не слышал ли он о гадалке по имени Мадам Зора.

— Мадам — как?

— Зора. Она пользовалась большим успехом в сороковых.

— Не припоминаю, приятель, — признался он. — Я получил эту работу меньше года назад. Лучше спроси меня что-нибудь о пароме Стейтон-Айленда. Он назывался «Мать Золотой Звезды». У меня там была концессия на ночное питание — целых пятнадцать лет. Ну валяй, спрашивай.

— Почему вы уволились?

— Не умею плавать.

— И что с того?

— Боялся утонуть. Решил не играть с судьбой. — Он улыбнулся, демонстрируя четыре недостающих зуба.

Я набил рот остатками хот-дога и, прихлебывая пиво из картонного стаканчика, зашагал прочь.

Бауэри, расположенная между Серф-авеню и Бульваром, скорее напоминала парк развлечений, нежели улицу. Я прогуливался вдоль молчаливых павильонов и раздумывал над следующим ходом. Цыганская община закрыта получше, чем все ячейки Клана [Имеется в виду Ку-Клукс-Клан.] в Джорджии, и я знал, что с этой стороны помощи мне не получить. Значит — работа ногами. Меси асфальт, покуда не нарвешься на кого-то, кто помнит мадам Зору и желает поделиться с тобой воспоминаниями.

Неплохим местечком для начала поисков показалось заведение Дэнни Дринана. Он был мелким мошенником на пенсии и содержал убогий музей восковых фигур на углу Тринадцатой улицы и Бауэри. Я познакомился с ним в 52-ом году, когда он только-только отбыл свой четырехлетний срок в Даннеморе. Агенты ФБР пытались пришить ему биржевую аферу, но он идеально подошел на роль козла отпущения для пары продажных адвокатов, которых звали Пиви и Мунро. В то время я работал для третьей стороны, также павшей жертвой их махинаций, и заодно помог расколоть и это дело. Дэнни чувствовал себя обязанным и при необходимости снабжал меня всякой интересной информацией.

Галерея восковых фигур помещалась в узком одноэтажном строении, втиснутом между павильоном с пиццей и павильоном с игральными автоматами. На фасаде красовалась надпись — алые буквы высотой в фут:

СПЕШИТЕ!

ЗАЛ АМЕРИКАНСКИХ ПРЕЗИДЕНТОВ 50 ЗНАМЕНИТЫХ УБИЙСТВ ПОКУШЕНИЯ НА ЛИНКОЛЬНА И ГАРФИЛДА ДИЛЛИНДЖЕР В МОРГЕ

ТОЛСТЯК ЭРБАКЛ ПРЕДСТАЕТ ПЕРЕД СУДОМ ПОЗНАВАТЕЛЬНО! ПРАВДОПОДОБНО! ПОРАЗИТЕЛЬНО!

В кассовой будке сидела крашенная хной гарпия возрастом точь-в-точь как вдова президента Гранта и раскладывала «солитер», напоминая одну из механических гадалок в соседнем павильоне.

— Дэнни Дринан у себя? — спросил я.

— Он там, сзади, — проворчала она, раскрыв нижнюю карту — трефового валета. — Оформляет экспонаты.

— Можно войти и поговорить с ним?

— Вначале придется заплатить, — кивнула она древней головой в сторону картонной таблички: «ВХОД — 25 центов».

Я выудил из брюк четвертак, просунул монету под зарешеченное оконце и вошел внутрь. Воняло здесь страшно. На провисающем картонном потолке виднелись большие рыжие пятна. Под ногами скрипел и стонал пересохший деревянный настил. По стенам, за стеклянными витринами, неуклюже застыли манекены — словно армия индейцев, выставленных в сигарных лавках.

Первым был «Зал американских президентов»: абсолютно одинаковые персоны в обносках из водевильной костюмерной. После Ф. Д. Рузвельта пошел «Зал убийц». Я прогулялся по целому лабиринту увечий. Холл-Миллз, Снайдер-Грей, Бруно Гауптманн, Уинни Рут Джад, убийцы «Одиноких сердец» — все собрались здесь, размахивая дубинками и топорами, упрятывая части тел в сундуки и плавая в океанах красной краски.

В заднем помещении я нашел Дэнни Дринана: он стоял на четвереньках в витрине. Это был маленький мужчина в синей выцветшей рабочей рубашке и темных шерстяных брюках. Курносый нос и редкие светлые усы делали его похожим на испуганного хомяка. Его привычка быстро мигать во время разговора тоже не шла ему на пользу.

Я постучал по стеклу, он поднял глаза и улыбнулся; во рту у него были обойные гвозди. Побормотав что-то неразборчивое, он положил молоток и выскользнул через небольшую щель в дальнем углу. Он работал над парикмахерской, где убивали под руководством Альберта Анастасиа, Верховного Палача компании «Убийство, Инк.». Двое убийц в масках наставили револьверы на укутанную простыней фигуру в кресле, а парикмахер спокойно стоял в сторонке, ожидая следующего клиента.

— Эй, Гарри! — радостно вскричал Дэнни Дринан, неожиданно появляясь у меня за спиной. — Ну, что скажешь о моем последнем шедевре?

— Похоже, у всех у них наступило трупное окоченение, — заметил я. — Умберто Анастасиа, верно?

— Выдайте парню призовую сигару. Неплохо, когда угадываешь сразу.

— Вчера я был в Шератон-парке, так что все достаточно свежо в моей памяти.

— Эта сцена — моя гордость на новый сезон.

— Ты опоздал на год. Заголовки в газетах уже холодны, как труп.

Дэнни нервно кивнул.

— Парикмахерские кресла дороги, Гарри. В прошлом сезоне я не смог позволить себе никаких обновок. Впрочем, эта гостиница рядом хороша для бизнеса. Ты не знал, что здесь вырубили насмерть Арнольда Ротштейна в двадцать восьмом году? Только в те дни это место называлось «Парк-Сентрал». Пойдем, я установил Арнольда впереди, я покажу тебе.

— Как-нибудь в другой раз, Дэнни. Мне этого вот так хватает в натуре.

— Ага, пожалуй, ты прав. Так что же привело тебя в наш заброшенный уголок? Давай предположим, что я этого не знаю.

— Лучше предположим, что ты знаешь. Глаза Дэнни зажглись как безумные семафоры.

— Ну, в подробностях вряд ли, — заикаясь произнес он, — но смекаю, что, если Гарри приходит навестить меня, ему нужна какая-то «инфо».

— Попал в точку, — подтвердил я. — Что ты можешь рассказать о предсказательнице судьбы по имени Мадам Зора? Она работала здесь в начале сороковых.

— Эх, Гарри, сам знаешь, что в этом я помочь не могу. В то время я торговал недвижимостью во Флориде. Тогда Дэнни Дринан катился по славной, легкой дорожке.

Я вытряхнул сигарету из своей пачки и предложил ее Дэнни, но тот покачал головой.

— Я и не думал, что ты сможешь найти ее, Дэнни, — продолжал я закуривая, — но ты уже освоился здесь и, наверно, сможешь навести меня на старожилов. Ты только намекни, кто разбирается в местных делах.

Дэнни почесал голову, показывая мне, что он раздумывает.

— Я сделаю все, что смогу. Загвоздка в том, Гарри, что все, кто мог бы помочь, находятся на всяких там Бермудах и прочих курортах. Я и сам повалялся бы на пляже, не будь по уши в долгах. Я не жалуюсь, нет, — после тюряги пляж Брайтон-Бич выглядит не хуже Бермуд.

— Но ведь кто-то мог и остаться. Не только твоя контора открыта для бизнеса.

— Ага, как раз сейчас я понял, к кому тебя нужно послать. На Десятой улице, возле Бульвара, есть шоу уродов. Обычно большинство уродцев подрабатывают в это время в цирке, но есть и старики. Пенсионеры, как говорится. Они не берут отпусков. Появляться на людях не входит в число их развлечений.

— А как называется это место?

— «Конгресс чудес Уолтера». Только заправляет им господин по имени Хагтарти. Его сразу узнаешь. Он покрыт татуировками, выглядит как дорожная карта.

— Спасибо, Дэнни. Ты кладезь ценной информации.

Глава двадцать первая

«Конгресс чудес Уолтера» находился на Десятой улице возле пандуса, ведущего на Бульвар. Как и все окружавшие его аттракционы, он напоминал старинный карнавальный павильон — ну разве что, чуть в большей степени, чем прочие: фасад низенького здания был увешан транспарантами, а под ними висели примитивные рисунки красками, представляющие экспонаты «Конгресса». Широкие холсты изображали человеческие уродства в простой карикатурной манере, с наивностью, предполагавшей врожденную жестокость.

«ВОТ ЭТО ТОЛСТУХА!» — гласила надпись под рисунком женщины, раздутой будто дирижабль, с крошечным пляжным зонтиком над тыквообразной головой. Портрет татуированного человека — «КРАСОТА НЕ ГЛУБЖЕ КОЖИ» — висел в компании с Йо-йо, Собакоголовым мальчиком и Принцессой Софией, Бородатой Леди. Остальные холсты демонстрировали гермафродита, юную девушку, обвитую змеями, человека-тюленя и великана в смокинге.

«ОТКРЫТО ТОЛЬКО ПО СУББ. И ВОСКР.» — предупреждала вывеска в пустой кассовой будке у входа. Поперек открытого дверного проема висела цепь — как бархатное ограждение в ночном клубе, — но я поднырнул под нее и вошел внутрь.

Единственным источником света была грязная застекленная крыша. По стенам пустого помещения в вечернем свете с трудом угадывались очертания каких-то платформ. В воздухе витал запах печали и пота. В дальнем конце, из-под закрытой двери, пробивалась полоска света. Я подошел к двери и постучал.