Новые идеи в философии. Сборник номер 17 - Коллектив авторов

Этот высший принцип долга категориально проявляется в сфере познания прежде всего в установлении подобий и различий, т. е. в классифицировании предметов, без чего нет и не может существовать ни один познавательный акт. Действительно, подобия и различия «суть объекты нашего заинтересованного внимания»79. «Мир фактов не просто дан нам в подобиях или различиях, а ежеминутно рассматривается, как нечто, наделенное ими, соответственно нашему вниманию к ним в данный момент»80. «Наш собственный интерес очевиднейшим образом содействует определению того, что за классы содержатся в познаваемом нами мире фактов»81. Наиболее основной и непосредственной классификацией в сфере познания является, следовательно, деление фактов на действительно «наличные» и всю массу остальных только «подразумеваемых»82. Что касается до этих последних, то «мы заведомо знаем их все сразу, но знаем их при этом отвлеченно, воспринимая их реальность как реальность остальной части мира», находящейся за пределами тех немногих вещей, которые мы познаем в данный момент подробно»83. «Наша конечность подразумевает, стало быть, действенное невнимание»84, факты же, «познаваемые нами как реальные, суть для нас в каждый миг сознания объекты возможного внимания»85. А это значит, что познаваемые нами факты таковы, «что каждая пара их познается чрез посредство какого-либо возможного акта различения и сравнения»86, что такой акт можно всегда повторить, так как сфера «подразумеваемых» фактов неограничена, и что рабочим постулатом нашего дознания вещей является в первую голову положение: «между любыми двумя фактами можно найти различные серии посредствующих звеньев»87, как то наглядно иллюстрируется примером пространственных разграничений88. Этим полагается начало для ряда различий, процессу познавательного различения и внимания сообщается определенное «логическое» направление, а в сами факты вводится момент логической связи и взаимозависимости89. «Мир, рассматриваемый таким образом, будет состоять для нас из всевозможных таких взаимопереплетающихся рядов и составлять единую систему»90. Очевидно, что все промежуточные факты должны при этом иметь нечто общее, а именно то, что общего имеют сами исходные факты, между которыми они продвигаются. Это общее «остается неизменным на протяжении относящихся к делу рядов видоизменения»91. Оно составляет «инвариантный характер данной системы видоизменений». А это и суть законы92.

4. Получающаяся таким образом картина мира представляет реальное в терминах описания, т. е. формально и отвлеченно93. Она отнюдь не передает подлинной сущности реальных предметов, так как берет их в их теоретической ограниченности и неопределенности, т. е. с точки зрения независимого «внешнего смысла», а не в их полной волевой определенности, т. е. не с точки зрения всецелого воплощения во «внешнем смысле» целевого «внутреннего смысла», как того требует установленное выше понятие познания. Следовательно, такое описательное представление мира не может быть признано единственным возможным и истинным94. В нем говорит не столько стремление адекватно передать подлинную природу существующего, сколько необходимость наиболее удобно и экономно примениться к нему и выработать такое представление о нем, которое бы оказывало больше всего помощи в этом направлении95. «Наша наука представляет собою своего рода теоретическое распространение нашего промышленного искусства… Понятия, употребляемые в дело любой эмпирической наукой, суть идеальные орудия или своего рода механические изобретения. Пользуясь ими, мы воздействуем на данности нашего общего опыта до тех пор, пока эти данности не подчиняются целям нашего предсказания и описания»96. «И промышленное искусство и наука даны нам нашим интересом к социальной организации»97.

Все это, а равно и очерченная выше общая природа познавательного акта, указывает на практический, прагматический смысл познания: «мысль есть действие»98. И постольку безусловно прав современный прагматизм, подчеркивая настойчиво инструментальную сторону познания и науки, т. е. полную относительность «мира описания»99. Но он совершенно не прав, утверждая на этом основании полную относительность наших мыслей вообще. Мысль безусловно относительна в своей теоретическом и абстрактном противостоянии фактам: но она столь же безусловно абсолютна в своей определяющей это противостояние волевой, целесообразной направленности. Не подлежит сомнению, «что всякая истина является относительным выражением нашей воли, но воля с необходимостью определяет при этом для себя такие формы действия, которые объективно значимы и абсолютны именно потому, что стараться отменить их будет тоже действием, действием, протекающим согласно этим самым формам. Такие формы суть категории одновременно и нашей мысли и нашего действия»100. «Существуют такие истины, которые мы познаем не из того, что какая-либо гипотеза оказывается подходящей в каком-либо отдельном случае, а потому, что имеются такие модусы деятельности, такие законы рациональной воли, которые снова полагаются и оправдываются в своей истинности как раз тем, что мы стараемся предположить несуществование этих модусов и незначимость этих законов»101. «Например, абсолютной истиной является положение, что существует определенное различие между утверждением и отрицанием данного положения, а также между осуществлением и неосуществлением данного поступка»102. Равным образом «доказательством того, что существуют абсолютно истинные положения, служит наличность науки чистой математики»103. Отсюда ясно, что вполне возможен и законен вопрос о том, какие «логические сущности» необходимы, и каковы их необходимые законы? Какие объекты должен содержать в себе мир логика? Какие системы порядка должен логик счесть не за случайные и произвольные, а за относящиеся к самой природе нашей рациональной деятельности?104«На этот вопрос отвечает чистая логика, «теория чистых форм мышления»105, «наука об общем порядке, учение о формах любой упорядоченной области реальных или идеальных объектов»106. – «Если это – реалятивизм, то это – реалятивизм системы вечных отношений»107. Если это и прагматизм, то прагматизм абсолютный108. Релятивизм же простой и скептический, как и всякое вообще сомнение, уничтожается сам собою, ибо, сомневаясь, претендует на безусловную истинность самого сомнения как познавательного акта109.

1. Развитие философской мысли обнаруживает в общем четыре следующих главных представления о бытии: реалистическое, мистическое, критическое и конструктивное или синтетически-идеалистическое110. «Реалист по существу своему дуалист»111. Он утверждает, что «голое познание какого-нибудь бытия кем-либо, кто не есть само это познаваемое бытие», не вносит никаких различий «в это познаваемое бытие»112, и что бытие независимо от познания и запредельно ему в этом смысле. Значит, познание («идея») и бытие (объекты) противостоят друг другу как отдельные сущности, между которыми нельзя перекинуть моста, и связь которых друг с другом непостижима и внутренне противоречива. Но в таком случае внутренне противоречива и сама реалистическая теория, так как ведь и она говорит о бытии, т. е. о том, что ей запредельно и недоступно113. Мистик, наоборот, крайний монист. Он отрицает множественность как человеческую иллюзию; в раздельности познающего от бытия он видит несовершенство человека и требует полного теоретического самоуничтожения пред абсолютным, полного погружения в его непосредственную наличность. Этим, однако, он пресекает для себя всякую возможность говорить «об» абсолютном и быть познавателем. «Точно так же, как мы рассчитываемся с реалистом, устанавливая, что его идеи, в конце концов, так же реальны, как его предполагаемые независимые объекты, в случае с мистиком мы кончаем указанием на то, что его абсолютное, в его отвлеченности, является совершенно столько же и совершенно в том же самом смысле слова ничем, как ничем является, согласно мистической гипотезе, собственное сознание мистика»114.

Критическое представление о бытии видит реальность в значимости или истинности. Бытием является тут «то, что в познании сообщает идеям их значение», «то, чему идеи должны соответствовать», «то, существенной ролью чего по отношению к идеям является роль образца»115. Бытие становится и является наличным для этого представления в самом познании и в тесной связи с познавательным актом. Этим отменяются обе крайности реализма и мистицизма и отпадают их разъедающие противоречия. Однако же и такой формулировкой бытия не все разрешается и уясняется. «Значимость в том виде, как она является тут, представляет собою двусмысленный термин. Относясь к идеям, нами непосредственно подтверждающимся, она имеет в виду то, что они находят себе конкретное выражение в том опыте, которым мы их подтверждаем. Относясь к царству значимой истины во всем его целом, к миру природы, поскольку она еще не подвергнута нами наблюдению, или к миру еще неналичных для нас математических истин, она подразумевает этим, что царство это обладает как-нибудь таким характером, которого мы не должны подтверждать и который никогда не может быть исчерпывающе представлен в нашем человеческом опыте»116. Что же? Имеется, что ли, два различных сорта бытия, – оба значимые, но при этом одно индивидуальное, другое универсальное, одно эмпирическое, другое только идеальное, одно наличное, другое лишь возможное, одно конкретное, другое чисто формальное?117Но не должен ли мир, по самой сущности своего существования, быть реален в одном общем смысле, жить одной конкретной жизнью?118«И что такое простая возможность до опытного подтверждения? Может быть, она являет собою только один внутренний смысл?