Роман. В письмах - Оксана Цыганкова

сами до этого додумались. Ни до, ни после ни один руководитель не мог понять мудрость и ценность именно такого взаимодействия. Реализовываться на фоне ошибок другого намного проще, чем наращивать эффективность самому.

Он на время перестал общаться с сотрудниками, у него с верой было не очень. Я с головой кинулась в общение. У меня как раз не было сомнений, что мы проскочим. Для меня это уже не первый кризис был, после 1998-го вообще детский лепет. Работала с ними как умела – объясняла, что все в голове. Вот как сейчас голову настроишь, так и пойдет. Реализовывалась как психолог. Заодно начинала осознавать, что такое корпоративное зомбирование. Другими словами на работе я была вполне успешна.

Поэтому совсем не удивилась, когда наш общий с тобой друг захотел встретиться – мы работали в конкурентных фирмах, и не было ничего удивительного в том, чтобы он сделал мне рабочее предложение.

Удивительно было, что не сделал.

О работе вообще не говорил. Сказал, что очень хотел увидеть друзей. Правда, из друзей повидался он только со мной, что было еще непонятнее, потому что особо близких отношений у нас вообще не было. Поговорили, кто где, он рассказал, что развелся и строит дом, у него другая семья и маленькая дочь, как тяжело переживал, что друзья его осуждали, и только ты тогда его поддержал. Это было первое упоминание о тебе за пять лет, я его молниеносно энергетически отбила. Больше о тебе не говорили.

Я после этой встречи осталась в полном недоумении, потому что так и не поняла, зачем он приезжал. У меня потом уже пазл сложился. А он тоже потом сказал, что ему обязательно нужно было с кем-то поговорить, он просто не мог в этом раздавленном состоянии оставаться, но он не захотел ни с кем кроме меня. Поговорить так и не решился, но отпустило. Как он это словил, он ведь вообще ничего не знал?

Письмо 18

А через полгода ты мне приснился. Ты не снился мне вообще. И когда я проснулась, я четко знала, что это не просто так. Почти сразу мне рассказали про твою болезнь. Знаешь, прошло почти десять лет, а я до сих пор помню свою реакцию. Я вообще не удивилась. Ты так себя разрушал, что то, что с тобой произошло, было для меня очевидно. Я уже говорила тебе, что в какой-то момент я начала прогнозировать диагнозы у людей по их поведению. Иногда даже начинала понимать, что человек скоро умрет. Видела что-то в лице. Это было бы неудивительно, когда речь шла о больных людях, но я пару раз увидела у здоровых парней, которые через полгода погибали в авариях. Страшное знание. Так что в твоем случае я просто получила подтверждение тому, что ты не остановился и продолжал себя разрушать. Я, правда, с локализацией ошиблась, мне сразу в голову пришло, что легкие – ты же себе ни говорить, ни дышать не давал. Но и реальный диагноз не удивил вообще.

Зато я удивила человека, который мне про тебя рассказал. Самым ледяным голосом я сказала, что меня это больше не касается. Вообще. Это твой выбор. Каждый человек сам делает выбор, ты сделал такой.

О нашем романе мало кто знал, но о теплом друг к другу отношении знали все. Могу себе представить, что там человек почувствовал в тот момент.

Я так и жила в этой парадигме, что меня это не касается. У тебя своя жизнь, ты устраиваешь себе свой собственный ад, у меня своя, вполне счастливая.

Это сейчас, кода я начала тебе писать, я вдруг очень четко осознала, что там, где я пишу о тебе, есть глубина, чувства, переживания, воспоминания, мурашки до сих пор. А там, где я пишу о себе в тот период, когда я тебя вычеркнула, есть только перечисление событий. Да, их было много, они были вполне себе радостные, но пустые. Событие есть, а эмоций по этому поводу нет. Как будто среднее кино посмотрела.

А тогда мы первый раз в горы съездили вместе и на море второй год подряд. Вполне себе социально успешная семья. Я вообще не умею долго быть несчастной. У меня просто не получается. Я когда рассказывала кому-нибудь о своих внутренних драмах, у людей щеки от смеха болели. Я обижалась по первости, что мои проблемы так серьезно не воспринимают. Если бы стендап был уже тогда, я была бы королевой стендапа. Мне даже делать ничего не нужно было, просто вышла и говори. И главное, очень удобно – ты пришла пожаловаться, все поржали и тебя отпустило. Одни плюсы. Потом я узнала, что целое направление есть – смехотерапия. Интуитивно я им пользовалась в любой ситуации.

У меня был такой темп жизни, что останавливаться было просто некогда. Но в какой-то момент я все-таки остановилась. Недели через три, кажется. Точно конец ноября был. Да, точно, 6 ноября мне этот сон приснился… я подумала, что вот если вдруг тебя не будет, тебе будет вообще все-равно. Ты даже не узнаешь ни о чем. А я до конца своей жизни буду помнить твою съеженную фигуру на вокзале и свое «Я тебя ненавижу». Не вижу на этом свете…

В моей жизни уже тогда был случай, когда я отложила на потом. Видела человека, издали помахала. Мне было что сказать ему. Но я подумала – в следующий раз встретимся и обязательно. Через два месяца в Рождество он погиб в Чечне. Один из первых российских офицеров, погибших там. Я в тот год полюбила бывать на кладбищах, ну ты знаешь это мое увлечение. Так там я ничего ужасного не наговорила, просто не сказала теплого, что было у меня на душе. И я много лет об этом думала.

Я просто представила, что будет со мной, если эта ситуация повторится. Может быть, она меня не тронет никак – это же твой выбор. Но что-то подсказывало мне, что я снова вляпалась…

И я начала тебя искать. Я находила всех твоих друзей, с которыми ты меня знакомил, узнавала, что они о тебе знают и когда видели в последний раз. Кто-то знал, кто-то нет, но телефон твой они не сдавали. Я просила каждого по возможности, если они с тобой пересекутся, передать мой телефон и сказать, что я тебя ищу. Не знаю, передавали ли. Ответа не было.

Решение же всегда на поверхности, поэтому мы его и