Записки военного советника в Египте - Василий Мурзинцев

Пришлось сделать одну дополнительную дырочку на ремне, чтобы он лучше выполнял свое предназначение.

Но это не так много. Я знаю товарищей, похудевших на 15–20 килограммов и очень довольных этим обстоятельством — в условиях африканского лета жирным людям приходится труднее. Последние дни я почти совсем не ел и вот перед обильным столом у меня совсем не текут слюнки. Заказал бутылку пива. Мистер Гама наотрез пить отказался. «Коран» — только и сказал он, пришлось пить одному.

Закончили ужин, закупили продукты и в полной темноте вернулись в полк. Часа через три, видимо, под действием пива, разыгрался такой аппетит, что я, наверное, пошел бы собирать в пустыне лепешки, если бы не закупленные продукты. Вспоминая жареное мясо, оставленное мною в ресторане, с удовольствием проглотил все, что закупил на весь следующий день.

Утром снова выехали на позиции, но вернулись пораньше и теперь уже с удовольствием и вовремя пообедали в том же ресторане.

На этот раз мистер Абдельазиз Гама сам заказал две бутылки пива и при этом почему-то аллаха не вспоминал.

После обеда решили съездить и посмотреть Суэцкий канал. Едва выехали с относительно уцелевшей улочки, начались развалины. В одном месте бомба упала на трамвайный путь. Силой взрыва разорванные рельсы высоко загнулись кверху словно полозья огромных саней. Чем ближе к каналу, тем больше разрушений и тем меньше людей. Какая-то улица вывела нас на берег Суэцкого залива. На рейде стоят пять-шесть застрявших три года назад судна. Несколько барж лежит на боку у причала. Перед нами открылась широкая дамба с шоссейной дорогой, трамвайной и железнодорожной линиями, ведущими в Порт-Тауфик, не то пригород Суэца, не то самостоятельный порт и город. Дамба тянется вдоль залива километра три и соединяет два города. Порт-Тауфик разделен каналом на две части. Восточная часть оккупирована Израилем. На одном из высоких зданий ясно виден развевающийся флаг Израиля. Западная часть полностью оставлена жителями. Это наиболее пострадавший район города. Кроме патрулей египетской армии, никого не встретили. Под прикрытием полуразрушенного дома, не вылезая из машины, посмотрели на темно-синюю воду канала и повернули обратно.

Тяжелое чувство возникает при виде разрушенного и брошенного жителями города, жаль становится обездоленных горожан некогда оживленного и красивого Суэца. Сотни тысяч бездомных, потерявших все имущество и влачащих жалкое существование, ютятся по разным городам Египта. Несмотря на все усилия правительства, участь беженцев тяжела. Целыми семьями строят избушки, похожие скорее на сараюшки из обломков кирпича, камыша, старых одеял и прочего хлама, место которому на городских свалках. Только природа милостива к несчастным. Египет не знает минусовой температуры, а самая низкая температура в зимнее время по ночам бывает 5–8 градусов тепла. Высокий урожай овощей, фруктов, цитрусовых обеспечивает пищей феллахов и других бедняков. Из-за недостатка мяса его продают три дня в неделю. Да и в дни продажи мясо берут немногие. Во всяком случае, за мясом в очередях не стоят. Не каждому оно по карману.

Но я отвлекся.

По возвращении в полк мистер Абдельазиз сказал мне, что рано утром отправляет солдат для оборудования новых позиций. Я одобрил его решение, но выяснить, сколько солдат и с каким инструментом он отправляет их, мне не удалось.

Понадеялся, что он сумеет произвести правильный расчет, в трехдневный отпущенный нам срок оборудовать позиции и поддерживать боевую готовность.

Но утром увидел, что выделено всего примерно 10 процентов от личного состава.

— Мистер Абдельазиз, очень мало солдат, — сказал я, показывая на выделенных для работы.

— Не можно много, — ответил мистер Абдельазиз и показал на пушки, знаками давая понять, что нельзя снимать солдат с орудий, что они должны стрелять, если появятся самолеты. Правильно я говорю? — спросил он.

— Правильно, — ответил я, — но солдат на работу мало, — я жестом показал, как солдат лопатой копает землю.

Выразительное, с тонкими чертами лицо мистера Абдельазиза выражало и недоумение, и досаду: «Что ему нужно? казалось, говорило оно. — Соглашается, что с орудий брать нельзя и требует послать на позиции больше. Где же их брать?»

Я, признаться, тоже с досадой смотрел на мистера Абдельазиза и думал: «Как ему доказать, что можно и нужно выделить не менее 30 процентов солдат. При этом можно рассчитывать за три дня выполнить работы первой очереди, занять новый боевой порядок и продолжать инженерные работы».

Но договориться мы не смогли и, недовольные друг другом, сели в машину. На каждой огневой позиции я показывал на долбивших землю солдат и повторял:

— Калиль, мало.

Мистер Абдельазиз протягивал ко мне руки и поднимал тонкие плечи до ушей. Без переводчика я понимал его немой вопрос.

— Что делать?

После огневых позиций поехали на КП. К моему удивлению приехали не к песчаным холмам, где намечали КП, а к железнодорожному полустанку у переезда через железную дорогу Исмаилия — Суэц. Полустанок находился на возвышенности и имел одно длинное служебное здание обычной архитектуры, рядом с ним водонапорную башню и складское помещение в некотором удалении.

— Хэна (здесь) КП, — сказал мистер Абдельазиз.

Да простит он меня, но я в то время в душе ругал его на чем свет стоит.

— Ле (почему)? — спросил я его.

— Хенак, там земля нехорошо.

Чтобы не наговорить грубых и все равно бесполезных слов, я молча повернулся и пошел осматривать местность.

По другую сторону здания открылся вид на Горькое озеро. Суэцкого канала не было видно из-за пальм, густо разросшихся вдоль пресноводного канала. Но дальше хорошо просматривалась пустыня, занятая войсками Израиля. По узкой металлической лестнице я поднялся на водонапорную башню. Это был бы идеальный наблюдательный пункт, если бы он так же идеально не просматривался противником. С водонапорной башни открывалось почти все Горькое озеро, красиво блестевшее яркой синевой в обрамлении желто-золотистых берегов. Игрушечными казались суда, три года стоящие на якорях.

Западный берег окаймлен неширокой, но густой полосой финиковых пальм. Восточный берег пышет раскаленным песком: ни деревца, ни кустика. До озера километра четыре, а до канала и того меньше. Узкая темно-синяя лента канала кое-где видна через верхушки пальм. За каналом — кучки песка, возможно, укрепления израильтян. «Если я их вижу невооруженным глазом, то они меня тем более видят». С этой мыслью спустился на землю. Здание и башня имеют следы от осколков. Больших воронок нет. Наверное, обстреливала артиллерия, а может и минометы. Место для КП явно неудачное. Нас накроют здесь первым же залпом, как только возобновятся военные действия.

Вынужденная прогулка несколько успокоила меня, и я вошел в прохладное помещение, где разместился мистер Абдельазиз Гама, с решимостью объяснить, к чему может привести его странное решение о выборе нового места для КП. Главным же образом доказать, что можно на инженерное оборудование позиций батарей выделить 30 процентов солдат. Кроме того меня беспокоило труднообъяснимое чувство. Наверное, меня поймет каждый, кому приходилось длительное время командовать подразделениями или частью. Чувство это заключается в каком-то бессилии. Все как будто делается правильно и делается то, что нужно. В то же время делается как-то не так, как хочется, масса недоделок. Все расползается, солдаты слоняются без дела, а если работают, то так, что смотреть тошно. В таком случае нужно принимать решительные меры, встряхнуть людей, поставить конкретные и посильные задачи и настойчиво, я бы сказал, настырно добиваться своей цели.

Но как это сделать, если мы с мистером Абдельазизом Гамой только с недоумением разводим руками друг перед другом?

И все же нужно было работать.

Иначе незачем было лететь на Ил-62 за тридевять земель.

Я сел за расчеты. Зная штат полка, подробно расписал, из каких расчетов, какие номера можно использовать. В итоге оказалось, что без ущерба для боевой готовности можно 40 процентов солдат и сержантов привлечь к инженерному оборудованию позиций.

Затем начертил окопы и заштриховал те части их, которые нужно было выполнить в первую, во вторую и третью очереди. Учитывая силы и средства, крепость грунта для выполнения первоочередной работы, нужно было, по моим расчетам, три рабочих дня. Была вторая половина сентября. Дни стали короче и прохладнее. С учетом этого я определил рабочий день продолжительностью 10 часов. Это была солидная нагрузка для солдат, но иначе нельзя было уложиться в установленные сроки.

Расчеты заняли у меня часа полтора. Но чтобы рассказать о них мистеру Абдельазизу, мне потребовался весь день, включая и вынужденные перерывы, когда приходилось решать другие вопросы.