Записки военного советника в Египте - Василий Мурзинцев

— Хэна, здесь, — ткнул мистер Гама в карту.

Я посмотрел и увидел, что ехать нужно к мистеру Адаму Ивановичу Седлецкому. Полк возвращался туда, где я нашел его в первые дни пребывания в ОАР, но значительно ближе к каналу.

— Позиции там подготовлены? — спросил я мистера Гама, — или все нужно самим делать?

— Нус-унус (серединка на половинку), — ответа он.

Я решил, что это та позиция, что мы готовили в июне, но так и не заняли.

Когда прибыли на место, оказалось, что мои надежды не оправдались. Позиция была занята другим полком, где советником оказался коренастый, молчаливый, даже несколько угрюмый подполковник Владимир Бурковский.

Мы спешно начали переоборудовать многочисленные окопы, оставленные другими войсками. Налицо было явное недоразумение: на одну позицию назначали два полка. Я предложил мистеру Гама выехать в штаб армии и доложить обстановку. В штабе армии Адама Ивановича не оказалось, он выехал на полигон. Бригадир, начальник ПВО выслушал наш доклад, посмотрел на карту и сказал по-русски:

— Вот ваша позиция.

Мы с мистером Гамой переглянулись: позиция была на 10 километров севернее Суэца.

Выехали обратно в полк. Мистер Гама помрачнел. Кто-то явно напутал, и хотя мистер Гама не получил упрека, настроение его было неважным. Я понимал и сочувствовал ему, но ничем помочь не мог. В полк приехали, когда уже стемнело, поэтому на рекогносцировку решили выехать пораньше утром.

Глава 9

Суэц. 12 сентября 1970 года

Итак круг замкнулся. Я снова в Суэце. Но это скорее не круг, а многоугольник в треугольнике Суэц — Каир — Исмаилия. Вершина треугольника — Каир. Линия Суэц Исмаилия — основание треугольника. Сторона Каир — Суэц — пустынная дорога, почти прямая линия. Сторона Каир — Исмаилия — пресноводный канал, выгнутый к северу, и дорога вдоль него, среди вечнозеленых старых деревьев, через города и деревни. Вся площадь треугольника занята пустыней, переходящей от равнины с севера к горам у Суэца. Между равниной и горами — песчаные холмы, разделенные то узкими, то широкими лощинами и долинами. По ночам пустыня озаряется бесчисленными огоньками: светомаскировка не соблюдается в полной мере то ли по беспечности, то ли из-за уверенности, что налетов авиации больше не будет.

На рассвете выехали на рекогносцировку. Выбрать боевой порядок оказалось не простым делом. Плотность войск у канала довольно велика. Бесчисленные дороги, проложенные, кому где вздумалось, густым узором расписали пустыню. Люди, машины зарылись в песок так, что даже с близкого расстояния трудно увидеть что-либо. Впрочем, песок только сверху. На глубине 30–40 сантиметров лежит глина, перемешанная с гравием. Миллионы лет назад смоченная морской водой, а потом высушенным солнцем, эта глина впитала немало солдатского пота за последние годы.

Мы часто заезжали на вершины небольших плоских холмов для обзора местности. Везде нас радушно встречали и угощали чаем. Радушие объяснялось, наверное, не только присущим арабам гостеприимством и желанием узнать новости у неожиданных гостей, но и тем, что мы были представителями зенитчиков, способных если не уничтожить, то хотя бы отогнать самолеты Израиля. А они кружат над головой и днем, и ночью.

Мы же пользовались гостеприимством для того, чтобы узнать, где есть свободные участки пустыни.

Только к обеду закончили рекогносцировку и поехали в штаб армии с докладом.

На этот раз Адам Иванович оказался на месте, и я доложил ему обстановку.

— Не там выбирали, — сердито ответил мне он на мой доклад. Вот где вы должны стоять, — указал он на южный берег Горького озера. Тут у нас дырка пока. Вместе с Косиковым заткнешь ее.

— Мы уже два дня выбираем, и все не там, — с досадой сказал я. — Сейчас у Суэца позицию не оборудуем и новой нет.

— Пойдем к начальству, — ответил на мою жалобу Адам Иванович.

Мы выбрались из его мэльги и пошли на КП, Видимо, у меня было заметно недовольство, поэтому Адам Иванович сказал:

— Ничего. Сейчас разберемся. Поедешь туда, куда я сказал. Об этом мы уже раньше говорили, а кто переиначил, я не знаю. Но у Суэца вам делать нечего. Там и без вас хватит.

У начальника ПВО все решилось быстро, и Адам Иванович вызвался на следующий день поехать вместе с нами к Горькому озеру.

Решено было полк пока оставить на месте, на новую позицию выслать команду для отрывки окопов. А когда окопы будут готовы, в сумерках побатарейно занять огневые позиции. Местность в новом районе была несколько приподнята над озером и отлично просматривалась израильтянами, впрочем, и мы видели хорошо пустыню за каналом и некоторые укрепления на том берегу. Из штаба армии выехали голодными. Время обеда давно прошло да и есть нам было нечего. Я как-то увидел, что солдаты подбирают куски лепешек, выброшенные теми, кто был здесь раньше. В одной из батарей поинтересовался, почему нет обеда. С большим трудом узнал, что солдаты не ели уже два дня, с того времени, как прибыли к Суэцу. Офицеры и я всегда имели небольшой запас пищи и этим довольствовались при всех перемещениях. Солдаты же питались тем, что им давали. Тогда я не мог установить причину такого безобразия и удовлетворился тем, что мне сказали: «Скоро подвезут». До отъезда мистера Усэмы на учебу такого не случалось. Пища солдат, хотя и не отличалась разнообразием и обилием, но была сытная и, как они мне говорили, вкусная. У меня, правда, было другое мнение, но не будем спорить о вкусах.

Забегая вперед, скажу, что, когда приехал мистер Усэма, я рассказал ему о вынужденной голодовке солдат. Досталось, конечно, мистеру Фавзи. Но это не испортило наших отношений. Как я понял, при перемещении из одной армии в другую нужно было получить паек на трое суток. Но вместо пайка выдали бумагу на получение продовольствия на новом месте. На новом месте на бумагу смотреть не стали, так как был приказ продукты получать на старом месте. А бумагой солдат кормить еще не научились, хотя попытки были, и не только у арабов. В результате на большой площади лишились добычи грызуны, бездомные собаки и птицы.

Перспектива собрать лепешки в пустыне мне почему-то не понравилась, тем более что все это время я практически только обедал. Тогда моя душа еще отвергала фуль и атц. Впрочем, атц — вид супа она и сейчас отвергает. Поэтому я предложил поехать в Суэц и там поискать что-нибудь съестное.

Мистер Гама хлопнул себя по тощему животу и помахал рукой, морщась от боли. Наверное, ушиб ее о собственный позвоночник и охотно согласился. Темнело, когда мы въехали в город. Чем ближе к центру, тем чаще встречались разрушения и простреленное насквозь здание. Промелькнул кинотеатр с обвалившимся потолком, весь облепленный старыми афишами. По характеру обстрелов можно было понять, что велись они главным образом для устрашения населения. Жилые кварталы западной части города никак не могли служить оборонным целям.

Чаще стали встречаться прохожие. Вероятно, часть населения вернулась. Улицы выглядели более оживленными, чем в Исмаилии. На одной из узких улочек, куда мы въехали, светилась даже реклама. Посередине улицы вытянулся ряд тележек, столов, просто ящиков и корзин: шла оживленная торговля овощами, фруктами и другими продуктами. Мы остановились у открытых дверей небольшого ресторанчика и вошли внутрь.

Довольно большая комната тесно заставлена столами. Чуть ли не в центре зала стойка подпирает треснувший потолок. Ресторан был пуст. Мы приехали в промежутке между обедом и ужином. Повара тут же в зале что-то жарили на примусах, резали пополам лепешки и набивали половинки салатом, котлетами и еще чем-то зеленым с резким запахом. Пока нам готовили, я осматривал зал. Стены были увешаны картинами с непривычными для Египта пейзажами — горы, лес, снег. Одна из картин, как мне объяснил любезно хозяин (он же повар, он же официант), была «руси». И действительно, пейзаж напомнил мне родной Алтай.

Под картиной с заснеженными елями в двух клетках весело прыгали красивые пестрые попугайчики.

Когда заставили стол тарелками с жареным мясом, жареным картофелем, разными салатами, полуметровой длины вермишелью и другими яствами, оказалось, что я не хочу есть. Даже весьма ароматные запахи не возбуждали аппетита.

Мистер Гама с удивлением смотрел на меня и не мог понять, почему я лениво ковыряюсь в тарелке.

— Почему? — спрашивал он и указывал на мои полные и свои быстро пустевшие тарелки.

Я не знал, как ему объяснить неожиданное исчезновение аппетита. У меня для этого не хватило слов, а у мистера Гамы в запасе не было других вопросов, и он все допытывался «Ле?» — почему? и пожимал плечами.

А дело было в том, что я последние три с лишним месяца недоедал. Похудел килограммов на 5–7, но это меня не очень огорчало, так как моя фигура приняла вид, какой она имела лет 15–20 назад.