Чудесный шар - Александр Волков

– В Питере-то я три месяца, стоим мы с товарищем на постоялом дворе у надежного человека, у земляка Якова. Только все не насмеливался я к вам, дядюшка, прийти… – сознался Алексей.

– Вот тебе на! – с веселым удивлением развел руками Марков. – Да разве за тобой темные дела есть, что ты опасался явиться ко мне в дом?

– Темных дел за мной не бывало и не будет, – с достоинством молвил Алексей, – а в Питер я пришел по особому делу: челобитье от народа принес на лихих хозяев, на злодеев-управителей… Работу мы с Никиткой бросили самовольно, без отпускных билетов. Ищут нас, дядюшка, и о том мне весть из Вохтозера дана. Оттого я и боялся показаться к вам, чтобы вас в укрывательстве беглых не завинили. А потом… Неужто, решил я, царские шпиги[41] помешают мне навестить родного дядю, о коем столько лет неотступно думал я? Ну… и пришел! – весело закончил Алексей. – Теперь хоть казните, хоть милуйте!

Марков рассмеялся.

– Казнить не буду, помилую! Молодец, Алешка, что пришел! И напрасно товарища не привел. Могли бы оба жить у меня, места в доме, слава богу, хватит, – с наивной гордостью похвалился Егор Константиныч.

– Жить нам здесь не годится, – рассудительно возразил Горовой. – Ведь неведомо еще, как наши дела обернутся, может, ищейки и учуют нас. И придется вам, дядюшка, расплачиваться за чужие грехи…

Гордость Маркова была задета. Алеша, этот живой портрет отца, боится вовлечь его в неприятности, но неужели он, питомец Великого Петра, испугается каких-то там судейских ярыжек?[42] Да и что они, в конце-то концов, могут ему сделать, если он приютит родного племянника?..

Старик встал, подошел к токарному станку и, показывая на привинченную к нему дощечку, спросил:

– Тебе Илюша про царя Петра рассказывал?

– Еще сколько! – отозвался Горовой. – Все знаю и про победы его над шведами, и про то, как он строптивых бояр укрощал и царевичу Алексею не дал Россию вспять оборотить…

– Ну, так, стало, знаешь, чей я выученик! – гордо выпрямился Марков. – Никогда не перестану этим хвалиться! А судейских крючков, что вздумают к тебе прицепиться, за порог выставлю!

Алексея развеселило безобидное хвастовство старика, в которое он, впрочем, не поверил. Он коротко рассказал Маркову о своих делах.

После того как они с Никиткой Колчиным пришли в Петербург, Горовой подал челобитную советнику Берг-конторы Клеопину. Толку из этого не вышло никакого. Выжав из ходоков все, что можно, Клеопин выставил Алексея.

– Просьба ваша беззаконна, – заявил старый взяточник. – Берг-коллегия с вами, бунтовщиками, разговаривать не станет. Убирайтесь из Петербурга, пока не попали в Сыскной приказ.

Алексей был упорен. С помощью сочувствовавшей ему дворни он сумел подать челобитье одному сенатору. Теперь просители ожидали результата от этой попытки. Никита ходил в дом сенатора чуть не каждый день, а Горовой зарабатывал на пропитание, разгружая баржи на Неве.

Услышав об этом, Егор Константиныч достал из стола пять золотых и, несмотря на упорное сопротивление племянника, заставил его взять деньги.

Удивленная долгим разговором мужа с неизвестным посетителем, поднялась на антресоли Марья Семеновна. Радость старушки, также с первого взгляда узнавшей гостя, описать невозможно. Начались бесконечные расспросы. Марья Семеновна то крестила Алексея и целовала его в лоб, то отодвигала от себя и рассматривала глазами, полными радостных слез, то жалела, что нет Мити, который, как видно, засиделся где-нибудь у приятеля.

– А кто это – Митя? – спросил Алексей. – Ваш сын?

– Ах да, – спохватился Марков, – ведь ты ничего не знаешь о нашей семье. У нас сын Андрюша, он утомился за уроками, спит, а Митя – сын Ивана Семеныча Ракитина.

– Про Ивана Семеныча мне батя рассказывал…

Алексей дипломатично умолчал, что рассказы эти были не совсем лестными: Илья Марков не любил Ракитина и к его купеческой деятельности относился неуважительно. Горовой решил, что этот неизвестный ему Дмитрий Ракитин, вероятно, тоже купец, как и его родитель. В таком духе он и задал вопрос.

Старики Марковы рассмеялись.

– Бог с тобой, Алешенька, – сказала Марья Семеновна, – да какой же он купец? Наш Митенька по ученой части пошел. Окончил этот, как его, нивер…ситет, учился в чужих краях, а теперь служит в Берг-коллегии…

– В Берг-коллегии? – Глаза Алексея загорелись. – О, тогда он самый нужный для меня человек! Дурак я был, что раньше не пришел к вам, дядюшка!

Горовой отказался от предложенного теткой угощения и обещал прийти на следующий день – повидаться с Дмитрием.

Ушел он из дома Марковых потихоньку, как и пришел.

Назавтра Дмитрий и Алексей встретились в кабинете Егора Константиныча; старики Марковы оставили их одних. Неожиданно обретшие друг друга родственники обнялись, расцеловались, внимательно смотрели один на другого.

Судьба поставила их в совершенно различное положение друг к другу. Дмитрий с детства знал, что где-то на далеком Севере растет его троюродный брат Алеша, сын дяди Ильи, его ровесник, с которым он мог бы играть каждый день с утра до вечера, драться и мириться, живи тот рядом. И он невольно полюбил неведомого Алешу, о котором так много велось разговоров в семье, за которого маменька заставляла молиться по утрам и вечерам. В сердце Мити Алеша нашел место рядом с братцем Андрюшей, с той лишь разницей, что Андрюша был намного моложе, требовал забот и попечений, а Алеха – свой, друг и товарищ, которого можно стукнуть и от него получить тумак… Теперь воображаемый образ превратился в живого, настоящего человека, и Дмитрий с радостью убедился, что он не слишком отличается от созданного его воображением.

А Алексей только накануне узнал о существовании Дмитрия Ракитина и даже не успел как следует свыкнуться с этой новостью. Вот он, Дмитрий, сидит перед ним, красивый, стройный, хорошо одетый купеческий сын, на вид ласковый, а что у него на уме? Может, он свысока будет смотреть на мастерового, опаленного пламенем горна, прожившего свой недолгий век в глуши и впервые оказавшегося в блестящем Питере…

Первые же слова Дмитрия рассеяли опасения Горового. Он узнал, что Митя давно сдружился с ним в мыслях и теперь так рад свиданию, что не может выразить словами. Предупреждения Алексея растаяли – так тает рыхлый снег под горячими лучами весеннего солнца.

Братья радостно смотрели друг на друга, беспричинно смеялись, хлопали друг друга по плечу.

Начался длинный дружеский разговор. Дмитрий коротко рассказал о себе. Годы детства, ежегодные наезды отца из дальних путешествий, гимназия, университет, ученье у великого помора, годы странствий за границей – все прошло перед зачарованным Алексеем, как странная волшебная сказка, как видение из другого, чуждого ему мира.

– Эх!.. – горько вздохнул Алексей, когда Ракитин умолк, закончив свой рассказ. – Пожил ты, Митя, повидал свет, не мне чета. А я что – жил в лесу, молился колесу.

– Алешка, не вешай носа. Хочешь, я тебя выучу грамоте?

Горовой мрачно усмехнулся.

– Что мне даст грамота? В нашей жизни грамота не помога. Вот послушай-ка про наше житье-бытье…

Немного успел рассказать в эту ночь Алексей, но и это было для Дмитрия откровением: ведь он так мало соприкасался с народным бытом. Да и знал он только деревню по немногочисленным поездкам в Сосенки. Взволнованный рассказ Алексея о том, как заводчики притесняют рабочих, как много урывают они даже из скудного их заработка, потряс Дмитрия. Но Горовой недолго останавливался на этом: он больше говорил о своей тайной работе по сбору подписей под челобитьем. Ракитин узнал, с каким великим трудом и опасностями посещал Алеша тайком заводы, как разыскивал он крепких людей, на которых можно было опереться, как убеждал колеблющихся и слабых. Эти тысячи подписей под челобитьем потребовали от Алексея великих хлопот и много унесли у него сил и времени.

– Жалею я, Митя, – закончил свою речь Горовой, – что сразу в дядюшкин дом не пришел и с тобой дружбу не свел. Ты бы мне грамоту поискуснее написал, может, скорее правды бы добились.

– Эх, Алешка, Алешка, – вздохнул Ракитин, – наверно, дело не в том, как ваша жалоба написана… Но, конечно, надо ее доводить до конца: в нее столько трудов и надежд вложено… Знаешь, Алеша, родной, я тебе буду помогать всем, чем смогу. Насчет того, как с вашим делом в сенате, я разузнаю у Кольки Сарычева, это мой школьный дружок. Помочь он, конечно, не поможет – маленькая сошка, но разведать все сумеет.

Братья расстались на рассвете.

Глава пятая

Искатель правды

На Петербург спустилась белая ночь. Было светло как днем. На берегах Невы появились гуляющие. Из дома Семена Кириллыча Нарышкина вышел оркестр роговой музыки. Музыкантов было человек шестьдесят. В руках у них были охотничьи рога, от огромных, которые с трудом держал человек, до самых маленьких. Каждый рог издавал лишь одну определенную ноту.