Так убивать нечестно! Рождественский кинжал (сборник) - Джорджетт Хейер

– Нет, – покачала головой Мэри. – Но сумма кажется мне несуразной. Если хотите знать, то это вообще смахивает на шантаж!

– Не суйся не в свое дело! В таких случаях всегда дерут три шкуры. К тому же для Эрми пятьсот фунтов – сущие пустяки.

Мэри сказала, с трудом сдерживаясь:

– Дядюшка, неужели вы сами не понимаете, в какое положение ее ставите?

Уолли пожал плечами.

– Сама виновата, – буркнул он. – Положи она мне изначально приличное содержание, я бы сейчас сам все уладил. Я понимаю, что ты ей сочувствуешь, но попробуй поставить себя и на мое место. Мне-то, по-твоему, каково просить у Эрминтруды денег на бедную Глэдис? Это для меня чертовски унизительно, но я в отличие от некоторых не валяюсь в постели и не жалуюсь на злосчастную судьбину.

Осознав, что спорить с ним бесполезно, Мэри холодно сказала:

– Стыдитесь, дядюшка. Кстати, это правда, что вы сегодня собрались в Дауэр-Хаус?

– Да, а что? – запальчиво спросил Уолли. – Что ты ко мне пристала как банный лист? Беги наябедничай Эрминтруде. Давно мы что-то с ней не цапались!

– Дядюшка, угомонитесь! И вообще, если хотите, чтобы тетушка Эрми вас простила, постарайтесь не выводить ее из себя. Вы ведь знаете, как она относится к Гарольду Уайту. Ну почему вам вдруг вздумалось именно сегодня идти к нему?

– Если хочешь знать, я собираюсь поговорить с ним о важном деле. А доносить на меня Эрминтруде вовсе не обязательно!

– Она и так обо всем узнает, – сухо произнесла Мэри и оставила его стоять с разинутым ртом.

Порошки доктора Честера или сам его приход оказали на Эрминтруду благотворное действие. Чтобы не дать жизни вконец угаснуть, Эрминтруда заставила себя проглотить несколько бутербродов и выпила изрядный стакан шампанского. Печально улыбнувшись Мэри, она сказала слабым голосом:

– Я обещала Морису хоть что-нибудь съесть. Шампанское меня взбодрило. А вот икра эта мне не понравилась – слишком соленая. Больше такую не покупай, ладно? Да и князь предпочитает свежую.

– В наших краях свежая икра – редкость, – сказала Мэри. – Да и не хранится совсем.

– А нам вовсе ни к чему ее хранить, – резонно заметила Эрминтруда. Плеснув в стакан еще шампанского, она добавила, что чувствует себя настолько лучше, что к обеду, пожалуй, спустится.

И вот уже в полдень, будучи хозяйкой своему слову и сопровождаемая горничной, которая несла за ней нюхательную соль, носовой платочек и одеколон, Эрминтруда, тяжело опираясь на руку Мэри, отважилась сойти вниз и расположилась на софе в гостиной. Ослабев от пережитого, она тем не менее поинтересовалась, как выглядит в новом чайном платье.

Однако любоваться новым нарядом Эрминтруды было некому, если не считать Мэри. Она не успела предупредить князя о намерениях Эрминтруды, и он, вместо того чтобы выражать хозяйке сочувствие и восхищение, отчаянно сражался в одиночку на корте против Вики и Алана.

По счастью для совсем было загрустившей Эрминтруды, к ней заглянул возвращавшийся из церкви Роберт Стил, и она тут же забыла про вероломство князя.

Оставив тетю Эрми в обществе Стила, Мэри отправилась по своим делам. Она знала, что рано или поздно тетушка все равно выплакалась бы своему другу, поэтому ничуть не опасалась оставлять их вдвоем.

В начале второго, столкнувшись с Робертом Стилом в дверях, Мэри спросила, не останется ли он отобедать с ними, но Стил ответил так невнятно и раздраженно, что Мэри поняла: жалуясь на свои невзгоды, Эрминтруда явно перегнула палку.

Сам устыдившись собственной грубости, Стил добавил уже более мягким тоном:

– Извините, Мэри, но я сейчас не могу сидеть за одним столом с Картером! Меня так и подмывает свернуть ему шею!

– А обо мне вы не думаете? – со вздохом спросила Мэри.

– Вас мне страшно жаль, – ответил Стил, – хотя я свято убежден, что вы его давно раскусили.

– Из этого вовсе не следует, что я должна слушать, как вы поливаете его грязью! – запальчиво воскликнула Мэри.

Стил нахохлился, но ответил вполне выдержанно:

– Ладно, прошу прощения. Но я все же поспешу домой, чтобы ненароком не столкнуться с ним.

Мэри вдруг прониклась к нему сочувствием.

– Роберт, не принимайте все так близко к сердцу! Я понимаю, что вам это очень неприятно, но, право, не стоит так нервничать из-за дела, которое не имеет к вам ни малейшего отношения.

В его глазах вспыхнул гнев.

– Дело в том, милочка, – со страстью заговорил он, – что я давно люблю Эрминтруду и мне больно смотреть, как она страдает из-за этого ничтожества! Будь моя воля, я бы давно ему башку оторвал!

Не дожидаясь ответа, Стил круто развернулся и зашагал к своему автомобилю.

После обеда Эрминтруду проводили наверх – бедняжку клонило в сон. Убедившись, что все в порядке, Мэри удалилась в свою комнату.

Когда она вышла из дома, время близилось к пятичасовому чаю. Вики качалась в гамаке, а князь, облаченный в безукоризненный серый костюм и изящные кожаные перчатки, расспрашивал Уолли, как проехать к доктору Честеру.

– Его особняк вы ни с чем не спутаете, – сказал ему Уолли. – Он высится прямо посреди деревни. Весь увит плющом, а фасад утыкан белыми столбами.

– Понятно, это я запомню, – улыбнулся князь. – А вот как найти саму деревню?

– Из гаража – направо, минуете Дауэр-Хаус, а добравшись до развилки, возьмите влево, – пояснил Уолли с видом человека, уставшего втолковывать азбучные истины тупице недорослю. – Отвезти вас некому, потому что моя благоверная по воскресеньям отпускает шофера отдыхать. Я бы вас отвез, но ухожу, – добавил он, спохватившись.

Впрочем, обидеть князя Варасашвили было явно никому не под силу. Мило улыбнувшись, князь сказал:

– Поскольку мисс Фэншоу любезно предоставила мне свою машину, никакой надобности в этом нет. Напротив, я сам готов подбросить вас до Дауэр-Хауса, если позволите.

– Спасибо, старина, но я предпочитаю прогуляться пешком. Тут через мостик всего два шага, – пояснил Уолли.

– Что ж, тогда оревуар, – с легким поклоном распрощался князь.

– До свидания! – кивнул Уолли и, дождавшись, пока светлейший гость отойдет на безопасное расстояние, добавил: – Чтоб тебе с паровым катком столкнуться, скотина!

Глава 6

Знай Эрминтруда, насколько ее справедливое возмущение по поводу дружбы между Уолли и Гарольдом Уайтом разделяется Джанет Уайт, она, безусловно, вознегодовала бы. Дочернее послушание не позволяло Джанет отнести скверный характер ее отца только на счет воспитания. Она не раз, словно невзначай, роняла при брате реплики относительно того, как мистер Картер сбивает их папочку с пути истинного. Алан, не обладавший сыновним пиететом и привыкший честить родителя на все корки, приходил после ее заявлений в неистовство. Джанет искренне огорчалась, поскольку не понимала, как можно не любить родного отца. Даже несмотря на то что последний крайне редко проявлял отцовские чувства, но зато не уставал повторять, что ему достался непутевый сын и дуреха дочь. Джанет утешалась тем, что рисовала в воображении образ идеального отца. «Должно быть, мамина смерть так озлобила папочку», – думала она, пытаясь оправдать его очередную вздорную выходку и напрочь забывая о том, какие бури сотрясали семейный очаг при жизни матери. Куда труднее ей было оправдать дружбу, которую мистер Уайт водил с разными недостойными личностями. В их доме часто толклись букмекеры, «жучки» и прочий подозрительный сброд. Ее цейлонский жених, чайный плантатор, давно раскусивший Уайта, мечтал вытащить девушку из-под папашиного крыла, но Джанет упиралась. Покуда Алан еще не зарабатывает себе на жизнь, решила она, ее долг – оставаться в доме и поддерживать мир в семье.

Джанет знала о том, что Гарольд Уайт занял у Уолли крупную сумму; знала она и о существовании многочисленных, крайне сомнительных планов быстрого обогащения, не дававших покоя обоим приятелям. Вот почему известие о том, что к пятичасовому чаю в их доме ожидаются Уолли Картер и Сэмюель Джоунс из Фриттона, не слишком обрадовало Джанет, тем более что совсем недавно Алан отозвался о мистере Джоунсе крайне нелестно.

– Этот тип не смеет находиться в одной комнате с моей сестрой! – сердито заявил он.

На что ее отец не менее сердито ответил:

– Заткнись, балбес! Прекрати молоть чепуху! Между прочим, Сэм Джоунс – член городской управы. Да и церковь регулярно посещает, кстати говоря.

– Да, и потому он, наверное, проголосовал против строительства стадиона и против переселения бедноты в новый район, – презрительно фыркнул Алан. – На редкость омерзительный субъект.

– Может, его оклеветали? – миролюбиво предположила Джанет.

– Держи карман шире! Словом, если этот паразит к нам заявится, я ухожу, так и знайте! Держу пари, что он задумал очередную авантюру и хочет втянуть в нее отца и мистера Картера.

– Алан, ты не должен так вести себя! – строго одернула брата Джанет.

Гарольд Уайт поддержал реплику дочери в таких выражениях, что побагровевший Алан пулей выскочил из-за стола, пообещав, что ноги его больше не будет в этом чертовом доме.