Так не бывает. - Татьяна Хмельницкая

Странное занятие для богатой дамочки в моём возрасте? Весь мир у твоих ног, делай что хочешь. Увы, этот сценарий не для меня. Точнее сказать, он теперь не для меня.

Посмотрев вниз, я увидела паренька лет восемнадцати – двадцати. Он как всегда был в черной куртке и синих джинсах. Короткие русые волосы, были острижены ёжиком. Этот персонаж в моей пьесе «за окном» появился сравнительно недавно. Примерно пару месяцев тому назад. В тот день был жуткий ливень и я могла видеть только бегущих под зонтом людей и ноги, выглядывающие из под этих зонтов. В какой-то момент, мне показалось, что интересного я сегодня больше ничего не увижу и собралась отойти от окна, как увидела этого паренька. Он шел стремительно, но не бегом как все. Это показалось странным. Парень вдруг остановился и поднял глаза к моему окну. Видеть меня он не мог, ведь на окне жалюзи. «Мокрый воробей» - это название пришло само собой, когда я разглядывала парня из своего укрытия. Слипшийся ёжик русых волос, ссутулившаяся фигура, мокрые насквозь джинсы. В тот момент мне показалось, что он подросток, но потом поняла - молодой мужчина. Теперь он торчал на этом самом месте каждый день, в одно и тоже время, с шести вечера до двенадцати ночи. Потом я ложилась спать, а на утро его уже не было.

Сегодня парень был на своём посту. Интересно, он сильно испугается когда всё случиться? Останется ли у него отвращение к этому дню, или он будет его вспоминать, как что-то интересное в своей жизни? Надо будет это сделать после двенадцати, или дождаться когда все уснут. Удивительно, я сижу и планирую свою смерть! Немыслимо, но это так. Наверно мне должно быть печально, или я должна бояться, или еще что-нибудь в этом роде. Сама себя разочарую, но я рада, что закончу своё существование. Я уйду в далёкую страну, где сейчас моя семья, и я снова буду счастлива, потому что буду нужна им всем, и потому что они нужны мне. Обычно говорят, перед смертью вспоминаешь свою жизнь. Наверное это полезный навык, есть шанс передумать, зацепиться за что-нибудь в прошлом и вернуться в обычную жизнь, так сказать «на этом свете». А ведь действительно, когда это началось?

После выписки из больницы, куда я попала с алкогольным опьянением, муж окружил меня любовью и заботой. Носился со мной в буквальном смысле «как курица с яйцом». Пару раз пришлось наведаться к психиатру, но тот ничего у меня не нашел, кроме искромсанной подростковой жизни и смертей близких. Уж не знаю, что говорил психиатр моему мужу, попросив его зайти для разговора в кабинет, после приема., но жизнь стала радостной и счастливой для меня. В каникулы мы ездили отдыхать в разные страны, были вылазки в города нашей необъятной родины, пешие прогулки, сюрпризы.

В перерывах между всем этим я умудрялась успешно учиться. К тому же у меня была цель, мне хотелось поскорее закончить учебу и приступить к работе на фирме, чтоб поближе быть к Юлиану. Мне было позволено перепрыгнуть через курс в моём учебном заведении, и вместо положенных шести лет, я закончила ВУЗ за пять. Я торопилась войти в жизнь полноценным ее членом, но вышла заминка с этим.

Иван Иванович умер во сне. Тихо заснул и больше не проснулся. Это произошло год назад, как раз сразу после того как я защитила дипломную работу и стала специалистом. Похороны я почти не помню. Вернее не так, это были очень странные по моему восприятию похороны. В тот день, когда нам сообщили об этом, мы с Юлианом собирались навестить Маринку с её Юриком и все вмести отправиться к нам на дачу. Я помню звонок в дверь, бледное лицо Игоря Петровича, отца Макса, а дальше боль от услышанного. Резануло прямо по сердцу, да так, что я согнулась по полам и пыталась вдохнуть хоть маленькую толику живительного газа под названьем воздух. Чьи-то руки меня разогнули…теплое покрывало на моих ногах, а я вроде в кресле…женщина в белом халате с расплывающимся лицом…ни одной слезы, даже при введении иглы в вену. На похороны я всё-таки пошла, и даже сама без помощи кого бы то ни было. А потом случились странности с моей головой.

Я видела одновременно два обряда похорон. Картинки смещались и накладывались одна на другую. Гроб с телом друга деда был водружен в могилу, а я видела, как укладывают укутанное в белый плащ тело… Я стою над не глубокой могилой и с замиранием сердца наблюдаю за обрядом. Я хороню отца, укрытого плащом крестоносца. Моя мать содрогается от плача, а у меня ни одной слезы. Дождь серой шторой укрывает и пропитывает собой мои волосы и локоны мамы. Малыш, держится за мою руку и печально смотрит на намокающий в могиле плащ. Мальчик, красивый и здоровый. Сын, ему всего семь лет. Он будет жить, а мой отец мертв, и мамы тоже скоро не станет, она больна, неизлечимо больна. Она умрёт до того как здесь объявится болезнь. Я это знаю, и нам с сыном надо уходить. Скоро в этом поместье мало кто останется в живых. Друидская община пригласила нас пожить у себя в лесу. Скоро это будет самое безопасное место, на всей земле Франции… Солнце светит и слепнут глаза. Даже в черных очках хочется жмуриться. Меня бьёт озноб, и руки ледяные. Я это поняла, когда дотронулась случайно до ткани своего платья. Она была раскалённая и обожгла ладонь… Ноги подкосились, и я осела рядом с краем ямы, в которой осталось то, что было мне дорого. Сын встал рядом и внимательно смотрит на меня. Мне надо быть сильной, мне надо быть очень сильной ради него и ради тайны, которая живёт в моей памяти. Почему я наложила такое ужасное заклятье? Почему я хотела одно, а получила другое? С магией надо быть точным, а я допустила ошибку…Сильные руки Юлиана подняли меня с земли. Комья чернозёма налипли мне на платье и колготки. Но мне всё равно. Ноги не держат совсем. Благодаря мужу я смогла достоять до конца церемонии и не упасть снова на край могилы…Сын помог мне встать. Я отряхнула подол платья, и потом вместе с ним мы помогли подняться маме. Слуги тут же подхватили ее и повели к дому. Небольшой холм и несколько живых цветов, вот и всё. Мы с сыном взяли свои вещи и пошли к воротам. Чей-то взгляд заставил меня обернуться. В воздухе висело марево. Залитая солнцем местность, много людей в черном. Очень странные одежды на них, короткие какие-то и не складные. Не менее странные головные уборы, и что-то похожее на карнавальные маски на носу. И среди них…Я? Та молодая женщина, что вижу я сейчас в нависшей в стороне картинке. У нее моё лицо, глаза, руки. Только вот платье такое, как носили в средневековье и красивые светлые волосы, заплетенные в косу достающую почти до щиколоток. За руку она держит мальчика лет шести-семи. Наши глаза встретились и картинка погасла. Теперь я была целиком и полностью на этой части света. Кто та женщина и кто тот мальчик? Уверена, он мой сын, а точнее сын той женщины как две капли воды похожей на меня. Муж сидел рядом со мной в машине и на его невинный вопрос «как ты?», я всё ему рассказала. Психиатр и успокоительные средства были к моим услугам в полной мере весь этот год.

Мужу предложили меня положить в пансионат. Это у них так называется место, где лечатся те у кого с мозгами не всё в порядке, но признать это родственникам крайне болезненно, потому и называют так компромиссно. Муж решил, что охрана должна быть всё время рядом на случай покушения, а в пансионате лишних людей быть не должно. Я живу дома. Врач приходит два раза в неделю, расспрашивает меня о том и сём, а потом вздыхает и уходит. Целый год только вздохи, прощанье, новые таблетки. Хотя нет, пожалуй не совсем так. Постепенно меня лишили моих привилегий. По мнению врача они разрушают мою хрупкую психику. Интернет под запретом с самого начала. Телевизор под запретом вслед за компьютером. Книги вынесли из комнаты через месяц после запрета на просмотр телевизора. Потом под запретом стали прогулки. Есть такая болезнь, называется шизофрения и из-за нее я становлюсь, как выяснилось весьма асоциальна. На улицу мне никак нельзя. Вначале я пыталась протестовать Плевала таблетки и бунтовала. Кончилось тем, что была вызвана «скорая» и меня увезли в больницу. Там я пролежала неделю и спокойная и приглушенная вернулась домой. Охрану удвоили. Теперь мой каждый шаг отслеживался неустанно. Спокойнее всего было находиться в своей комнате, там меня оставляли без присмотра. Так я и делала. Принятие таблеток стало обязательным. Когда я пыталась их прятать за щекой или под языком и потом выплёвывать, я снова обретала былую себя. Это быстро раскусили. Дошло до того что проверяют мой рот после принятия лекарства. Я послушно его открываю, высовываю язык и позволяю очередному охраннику в медицинских перчатках приподнять мой язык и посмотреть со всех сторон не завалялась ли у меня во рту таблеточка. Нет, я их глотаю. Наверное они мне помогают, ведь перестали приходить те сны, про средние века и про события великого тамплиерсого заката.. Муж бывает дома редко. Обычно он ночует где-нибудь в гостинице. Но звонит регулярно мне в одно и тоже время, ну и охранникам тоже. Вот так и живу от звонка до звонка. Одно единственное место, которое мне доступно, это окно. Благодаря ему, я еще живу в здравом уме.