Течение неба : Христианство как опасное путешествие навсегда - Епископ Григорий Лурье

редкий больной может начать лечиться сам, а вот родные и близкие могут на него повлиять в этом смысле почти всегда, но для этого им надо четко поставить перед собой задачу. К сожалению, часто близкие больных этого не делают потому, что сами смотрят на проблему глазами больного, так как у них возникает то, что в психиатрии называется созависимость. Созависимость угрожает близким не только алкоголиков и наркоманов, но и других больных, и особенно таких больных, чье поведение внешне не кажется резко неадекватным (как раз наш случай).

Христианский либерализм как явление церковной жизни набирает размах не столько за счет большого количества депрессивных больных, сколько за счет механизма созависимости от депрессивных лидеров (лидеров церковных групп или хотя бы только лидеров общественного мнения). В результате, люди, не страдающие депрессией, получают характерные для депрессивных больных деформации собственного мышления. Эти деформации характерны, прежде всего, для их понимания церковной жизни, но, конечно, никогда не ограничиваются берегами последней. Все это увеличивает риск депрессии у них самих, но, главное, уже и сейчас существенно нарушает их религиозную жизнь.

А что должно быть, чтобы этих существенных нарушений не было?

Нужно постараться установить с Церковью естественную коммуникацию, доступную любому психически здоровому и даже не очень здоровому человеку. Если (или пока) это не получается — проявить смирение, признать себя инвалидом и постараться воспользоваться теми специальными средствами, которые существуют в Церкви и для инвалидов (проще говоря, дистанцироваться от своего собственного восприятия реальности и ориентироваться на людей, которым можно доверять больше, чем себе; но тут речь должна идти о сознательном критическом отношении и к себе, и к окружающим, а вовсе не о слепом послушании другим при критическом отношении лишь к себе).

Естественная коммуникация предполагает, что главные сообщения — даже не только на богословские темы, айв повседневном общении друг с другом — по содержанию своему таковы, что не могут быть выражены словарными значениями слов. Иными словами, в языке нашего общения всегда есть непередаваемый никакой прозой поэтический смысл (и совсем уже иными словами — для тех, кому так понять будет легче: семантика естественного языка выстраивается на поэтических тропах, нередуцируемых к их экстенсиональным дескрипциям). Понятно, что все богословское содержание выражается в обычных словах лишь благодаря этому свойству естественного языка использовать слова вопреки их буквальному смыслу. Тем, кому близки естественные науки, тут можно вспомнить принцип соответствия из квантовой физики. Тем, кому близки гуманитарные науки, тут можно вспомнить, что получается при пересказе поэтического произведения прозой, особенно если речь идет о лирической поэзии…

Мир вообще поэтичен, а церковная жизнь — более поэтична, чем мир в среднем. Депрессивный взгляд лишает нас восприятия этого огромного поэтического пространства, оставляя перед нами лишь плоскость с двумерными и перепутанными проекциями объемных тел. Эта плоскость очень важна, потому что у объемных тел реального мира не одно лишь «третье» измерение, а все три. Если мы забудем о двух первых измерениях, то все поломается. Будет, как у той пациентки с шизофренией, которая уже не могла оценить, с кем она разговаривает, пытаясь объяснить клиническому психологу, что ворона — иноходец. Поэтический язык работает в качестве поэтического, когда он отталкивается от словарных значений слов (эти значения отвергаются, но не забываются; о том же и принцип соответствия в квантовой физике).

Есть две крайности взгляда на мир — депрессивная и шизофреническая (точнее, психотическая): одна не понимает, что ворона — иноходец, а другая не понимает, что не каждому следует об этом сообщать.

Представители «шизофренического дискурса» (это еще один термин Вадима Руднева, введенный применительно к художественной литературе) пользуются в церковных и религиоведческих кругах заслуженной известностью, а вот с представителями «депрессивного дискурса» происходит вопиющая несправедливость.

В большинстве случаев (однако не во всех!) депрессивный дискурс в церковных условиях совпадает с либеральным. Случаи церковного либерализма на психотической или хотя бы просто шизоидной основе, во-первых, более редкие, во-вторых, более скандальные и отсюда их восприятие как маргинальных. Впрочем, не психотический, но шизоидный и высокопоэтичный либеральный дискурс в православии тоже существует (на мой взгляд, его лучший пример — Антоний Блум).

Еще раз скажу, что я не хотел тут обсуждать ничью религиозную веру, будь она либеральной или нет. Я обсуждал только одно из психических расстройств, которое чаще всего идет рука об руку с либеральной верой.

Прежде чем начинать споры о вере, хотя бы только в форме внутренней дискуссии с самим собой, нужно прийти в подобающее настроение. Я не говорю, что нужно перестать огорчаться и бояться: те, кто огорчаются и боятся, рады бы перестать, да не знают как. Но можно просто настроиться на другую волну — поэтическую. Поэтому предлагаю в качестве камертона стихи нашего великого русского поэта:

Мы слышим в шуме дальних весел, Что ужас радостен и весел, Что он — у серой жизни вычет И с детской радостью граничит.

Когда интеллигенция ушла… а наука осталась

Размышления по поводу книги Д. М. Буланина «Эпилог к истории русской интеллигенции». (Д. М. Буланин. Эпилог к истории русской интеллигенции. Три юбилея. СПб.: Дмитрий Буланин, 2005. 256 стр.)

В 1997 году, в пору всенародного юбилея академика Д. С. Лихачева (1906–1999), прогремел в узких кругах скандал с посвященной юбиляру статьей его ученика и коллеги Д. М. Буланина, опубликованной в журнале «Русская литература». Вскоре на страницах того же журнала на нее ответил, и довольно резко, сам юбиляр. Тогда, зимой 1997–1998 годов, я обо всем этом слышал, но не читал: отчасти из-за того, что меня не интересовали подробности взаимоотношений около Пушкинского Дома, а отчасти, наоборот, из-за того, что к чему-то из этого я стоял настолько близко в реальной жизни, что не хотелось об этом еще и читать… Теперь вижу, что я тогда был неправ. Оказалось, что Д. М. Буланин собирал по частям и, наконец, собрал панорамный обзор современного состояния русской интеллигенции и, что немаловажно отметить, с ее собственной точки зрения. Это гораздо интереснее и важнее, чем личные судьбы, но только на материале личного опыта удается об этом рассказывать. Не вина