Литературная Газета 6390 ( № 43 2012) - Литературка Литературная Газета

- Вы часто повторяли одно время, что семья - главная тема. Она по-прежнему волнует?

- Эту тему нельзя исчерпать, она на века. Она в каждом без исключения произведении: от "Гамлета", "Короля Лира" до "Анны Карениной", "Войны и мира"[?] Если не о семье - кому интересно?

- Вас иногда упрекают в "подрабатывании" классических произведений.

- А я и не скрываю, что вношу в классическую пьесу то, что приближает её к сегодняшнему дню, акцентирует на главном для нас с вами. И не только я так делаю. Если берёшь пьесу Островского, то зачем же обрекать себя на заведомый провал? Если не внесёшь в классику то, что приблизит её к нынешним проблемам, получится мемориальный спектакль, не интересный современному зрителю.

- Как вы думаете, хороший актёр способен сыграть любую роль или всё же есть артисты определённого амплуа?

- Скорее второе. Я вот был неплохим артистом, а играл только белогвардейцев - не получались у меня красноармейцы. И положительных ролей мне не давали. Доверяли немецких разведчиков и неврастеников типа Треплева. Поэтому до пятидесяти лет у меня никакого почётного звания не было: не то играл. А то, что играл хорошо, никого не волновало.

- Зато сейчас у вас и звания, и награды[?] Обласканы и зрителем, и властью.

- Да ладно вам, обласкан[?] Хотя жаловаться, конечно, грех. Я был первым режиссёром русского театра на Украине, удостоенным ордена "За заслуги" III степени. Его мне вручил Леонид Кучма. Сейчас я - кавалер этого ордена всех трёх степеней. Да, ещё одним из первых стал стипендиатом президента Украины. Пожизненно. Академик Национальной академии искусств Украины. Жаловаться грех, конечно. Поэтому и не жалуюсь, а работаю.

- Складывается впечатление, что любите вы страсти на сцене. Оно не обманчиво?

- Так и есть. И на сцене, и в жизни страсти нужны. Сцена - это сковорода. Не сиди долго - поджаришься. Двигаться надо. Выплёскиваться энергией. Не быть рассказчиком. Нерв - вот главное.

- Каждого актёра можете подвигнуть на такую игру - нервную, азартную?

- Я - хороший режиссёр-педагог. Достиг этого потому, что люблю возиться с артистом, как с ребёнком: пока не направлю в нужное русло его ненависть на сцене, любовь, радость, не успокоюсь. Без нерва не надо выходить на сцену. Умею работать с актёрами и горжусь этим. И ещё у меня есть одно золотое качество: знаю не только, как правильно говорить по-русски, это многие знают. Но не все умеют выстроить русскую речь в спектакле. Я владею секретами построения русской речи. И учу этому. У меня часто приезжие спрашивают: как добился, что молодёжь так хорошо говорит? Научил!

- В последнее время заметно, как труппа омолаживается. Вы довольны выпускниками школы-студии?

- Доволен прежде всего тем, что она есть. Если бы мы не создали 16 лет назад вуз при театре, сегодня он напоминал бы геронтологическую клинику. У нас работают тридцать выпускников школы-студии. Это половина труппы. Молодые, красивые, талантливые. Наши выпускники работают, кстати, в Киеве, Севастополе, Мариуполе, Одессе, в Израиле.

Сцена имени Новикова

Несколько лет назад имя руководителя театра было присвоено Основной сцене. Здесь зрители встречаются с героями Шолом-Алейхема, Александра Островского, Николая Гоголя, Михаила Лермонтова, Антона Чехова, Вильяма Шекспира, Карла Гольдони, Лопе де Вега, Михаила Булгакова, современных авторов в постановке Анатолия Новикова.

- Чем руководствуетесь, выбирая литературную основу для своих спектаклей, Анатолий Григорьевич?

- Основополагающее для меня всегда - гуманность, свет, тепло, любовь. И, конечно, современное звучание. Многие авторы доверяют нам сценическое первопрочтение своих пьес. Если нет на сцене современности, её никакая классика не спасёт. Мы живём в интересное и абсурдное время. Его и изображаем. Как можем. План выполняем. Зрителей любим. Они, судя по заполняемости залов, тоже любят нас, поддерживают материально, кто имеет такую возможность. У нас есть надёжные партнёры, учредившие стипендии для артистов. Можем ли мы не оправдывать надежд? Конечно же, нет. Стараемся изо всех сил. Главное - чтобы наши постановки возрождали доброту и человечность. Напоминали нам о том, что жизнь не должна превращаться в бесконечную игру, погоню за успехом в ущерб взаимоотношениям с близкими, друзьями.

- С каким настроением, с какими желаниями приходите каждый день в театр?

- Хочу нравиться своим актрисам, иначе жить нельзя. Трудно, но надо держаться. Быть в форме, со вкусом одеваться, следить за модой, чтобы окружающие нет-нет да воскликнули, глядя на тебя: какой костюмчик, а галстук!..

Анатолий Григорьевич себе не изменяет: не может в конце разговора поставить серьёзную жирную точку. Либо восклицательный знак, либо многоточие. Может и то и другое. С присущим ему юмором, подшучиванием над собой.

Присущие Новикову черты и качества не мешают ему быть разным. Поэтому с ним, "несовместимым, неудобным, застенчивым и наглым, злым и добрым", никогда не скучно. Ни собеседникам, ни зрителям.

Людмила ОБУХОВСКАЯ

Главное, чтобы костюмчик сидел

Главное, чтобы костюмчик сидел

ПРЕМЬЕРА

Настоящей народной драмой напомнила о себе опера "Борис Годунов" в постановке Александра Тителя на екатеринбургской сцене.

Есть произведения, которые особенно отчётливо звучат в нужное время и в нужном месте. Чрезвычайно пошло, конечно, такой банальностью начинать статью, но тут уж ничего не поделаешь: лучших слов для обозреваемого события нет. Почему? Да просто: народная музыкальная драма прозвучала драмой народной жизни не где-то, а в городе, в котором была в своё время поставлена точка в конце очередного акта русской Смуты, который, по извечной иронии нашей жизни, стал прологом следующих сцен Смутного времени.

Вообще о постановке "Бориса Годунова" в Екатеринбургской опере говорить трудно. Дело не в том, что в ней задействованы какие-то режиссёрские инновации, которыми любит попотчевать зрителя иной неглубокий автор, скрывающий своё верхоглядство. Вовсе нет! Дело в том, что постановка Тителя с неизбежностью выводит зрителя за пределы сцены. За пределы всего игрового пространства музыкальной трагедии Мусоргского. Ибо часть русской истории восстанавливается здесь под покровительством гения места, которым для Екатеринбурга являются, без всякого сомнения, Николай II и его семья. Нет нужды упоминать о том, что произошло в этом городе в 1918 году: мы лишились царя, Европа - самой красивой семьи. Зато у города появился genius loci.

Гений места настойчиво напоминает и о времени. Напомним: драма "Борис Годунов" повествует об агонии. Оптимистично и парадоксально - не об агонии народа, а о его выздоровлении, изживании Смуты, агонии самой Смуты - и убийстве её. Минуют Лжедмитрии, умрёт Борис - и совсем скоро Россия станет иной под скипетром Романовых. Триста лет мы будем мужать и крепнуть, пока не наступит новая междоусобица. Что же, опера Мусоргского, как и драма Пушкина, вселяет надежду: в год 400-летия дома Романовых вовсе не исключена реставрация - у нас удивляться ничему не приходится.

Так где же драма и где трагедия, раз скоро всё, возможно, разрешится к лучшему?

Для этого нужно вернуться в театр и посмотреть на сцену. Исторические параллели - подпорка, стены, крыша, но жизнь - она внутри декораций.

Начнём с видимого. Для оформления спектакля художественный руководитель оперной труппы Театра Станиславского и Немировича-Данченко пригласил своего главного художника - Владимира Арефьева. Творческий союз испытан временем, мы имели право ожидать чего-то необычного. Удивили обыденность решения и его обманчивая простота. На сцене - фрагмент Вавилонской башни с винтовой лестницей, по которой всё больше спускаются, а поднимается лишь юродивый. Башня, как и подобает времени упадка, железному веку, самому его концу, ржавая не только снаружи, но и внутри. И всё. Больше декораций нет.

Позвольте мне не обижать вас толкованием - здесь символика прозрачна. Царь Борис не был плохим правителем, но он вознамерился осчастливить народ в тот момент, когда русские не хотели быть счастливыми. Мы хотели драться. Борис строил свою Вавилонскую башню, чтобы соединить Русь с Небом. Увы! - все подобные попытки завершаются одинаково. Россия ещё сильнее запуталась и перемешалась, и уже совсем вскоре после смерти Годунова мы перестали понимать: то ли Борис убил царевича Дмитрия, то ли наоборот.