Пути Деоруса - Пётр Машьянов

вековой, надо думать, пылью. Боннар внимательно всмотрелся в сосуд и всплеснул руками.

— Это дело! Это совсем другое дело! — радостно воскликнул монах и полез в один из ящиков, но массивный живот не позволил ему согнуться. — Мальчик мой, достань чаши.

Ганнон открыл створки и потянулся к глиняным кружкам, стоящим на краю, но его осек строгий окрик:

— Стекло! Стекло, друг мой. Неардо не зря так его любят!

Ганнон полез глубже и нащупал гладкие стенки стаканов.

— Доставай все, их шесть штук, — скомандовал Боннар.

— Вы кого-то ждете?

— Нет, мой мальчик, просто слушай, что я говорю, — проворчал монах.

Ганнон расставил шесть стеклянных стаканов. Боннар к тому времени уже откупорил бутыль темного стекла, взятую Иннаром из замкового погреба. Монах вдохнул запах из горлышка, одобрительно пробурчал что-то себе под нос и разлил все вино по шести бокалам. После чего – к большому удивлению Ганнона – отвернулся от вина и, взяв один из инструментов, ловко провел лезвием вдоль дна бутылки и аккуратно ударил по нему ребром ладони. В его руке оказался ровный черный кругляш с остатками вина, которые монах собрал пальцем и отправил в рот. Боннар придирчиво осмотрел изделие и, кивнув, закрепил его на штативе.

— Если дело было только в стекле, то я мог бы просто купить черную бутыль, — сказал Ганнон и обошел штатив, разглядывая получившуюся линзу.

— Отнюдь, — возразил Боннар, затем махнул рукой и открыл ящик, в котором лежало несколько черных кругляшей. Он достал один и поместил перед свечой.— Смотри! — воскликнул служитель Вортана. Пламя просвечивало, но очертания были едва различимы из-за непрозрачных включений. — В наших благословенных краях стекло получается только таким. Нужно было что-то с Последней Флотилии. То, что неардо привезли с собой до Шторма. — Монах перенес свечу за новую линзу. — Черное стекло ослабляло свет, но было идеально прозрачным.

— Могли бы просто перелить или дождаться, пока хозяева дойдут до него, — Ганнон указал на наполненные бокалы.

— Чушь! Грех оставлять такое чудесное вино без того, кто оценит его. Избранники предпочитают напитки послаще. В этом погребе оно бы ждало своей участи дольше, чем прожили бы его хозяева.

Юноша поежился: за такие речи могло не поздоровиться. Как и за подмену бесценного вина на бутылку с рынка, если уж на то пошло. Он протянул один из бокалов монаху, а второй взял сам.

— Изучение звезд не очень вяжется с учением Вортана? — Ганнон поднял чашу.

— Глупость. Что может быть ближе к нему, чем смиренное любопытство к законам его творения? — Боннар взял бокал и отпил. — Простые инструменты и творения – для нас, а звезды и оси их движения – это такое же ремесло для него. Мы не можем ковать звезды, но можем попытаться понять его работу!

— А дано ли нам вообще понять такое? С Валхрой же не вышло.

— Чушь! Кто сумел построить систему канализации под нами, для тех нет невозможного вовсе! — Монах снова завел старую песню.

— Боги, должно быть, гневаются за такое сравнение, — рассмеялся Ганнон.

— Опять ты за свое! — прогремел Боннар. — Только глупцы отделяют приземленные аспекты творения от высокой воли творцов! Впрочем, нам – служителям Вортана – не привыкать, — пробормотал он уже тише и отпил вина. — Ты не представляешь себе сложности этой системы, идущей по всему городу и к морю.

— Ее выкопали. Чтобы сливать нечистоты, — констатировал Ганнон, поболтав вино в стакане: отпить не захотелось.

— Она выходит далеко в прибрежные пещеры и использует приливы и отливы для очищения. А это, юноша, уже законы богов! И часть их творения, — торжествующе закончил монах. — И какую красоту это создало! Сады на берегах реки разбили только после. Я, знаешь ли, читал, что из себя представляла Голока до того.

— Хорошо, сдаюсь. — Ганнон со смехом пригубил вина и решил вернуться к более возвышенной теме. — И какое созвездие вы изучаете сегодня? То, что начинает выходить из-за вуали Молка?

— Конь, юноша, это созвездие называется Конь, — нахмурился монах.

Ганнон кивнул и с досадой подумал: «Ну конечно же, «Молк их водит», как я мог забыть?!» Эта присказка свосем недавно помогла ему в разговоре с Аторцем.

— С Валхрой, может, и не вышло, но я наблюдал за звездами и ранее. И за день до ее вспышки видел нечто не менее любопытное. Сегодня, раз уж ты зашел, я намерен найти новое созвездие, — продолжал Боннар, — не без твоей помощи. — Он указал рукой на штатив.

— Как можно искать новые звезды, используя темное стекло? — озадаченно спросил Ганнон. Боннар фыркнул и протянул ему второй бокал.

— Прекрасный вопрос, юноша, прекрасный! — Монах и сам взял следующий бокал и продолжил: — Новое созвездие я назову Путеводным, думаю, в нем не меньше трех звезд. — Он отпил вина и всмотрелся в лицо собеседника, ожидая реакции.

— Надо же! — ответил Ганнон через несколько секунд, ушедших на раздумья. На небе была лишь одна «Путеводная» звезда, но светила она и правда в разы ярче остальных. — Вы считаете?

— В ночь, что предшествовала вспышке луны, Путеводная потускнела и я увидел… Есть только один путь проверить! Время как раз подходит! И твой приход с подарком именно сейчас — добрый знак! — Боннар отставил вино в сторону и перенес штатив к окну, из которого было видно поднимающуюся на севере звезду, ярко выделявшуюся среди прочих. Он настроил конструкцию и несколько секунд всматривался в стекло, меняя наклон и расстояние, пока, наконец, не вскочил и не отошел от стола. Тучный монах пару раз быстро измерил комнату шагами, после чего несколько раз коротко махнул рукой в сторону окна, приглашая Ганнона посмотреть.

Юноша, встав из-за стола, сразу ощутил, как ударило в голову вино. Выровнявшись, он подошел к штативу и всмотрелся в стекло. Четыре огонька, четко отделенные друг от друга. Ганнон отвел в сторону линзу, и они превратились в одно яркое пятно света — ошибки быть не могло.

«Но корабли все так же будут ходить по этим звездам», — хотел сказать Ганнон, но осекся, вспомнив разговор с Иннаром. Вместо этого он поднял бокал, воскликнув:

— За Путеводные звезды!

Бокалы пустели, в печке потрескивал огонь, наполняя комнату легким запахом дыма. Ганнон, сидя на табуретке, откинулся назад, опираясь