Проклятие Византии и монета императора Константина - Мария Очаковская

15. Доктор Дэн

[…] Пришлите мне слугу, мне неможется…

Принято считать, что археологи – народ закаленный, на здоровье жалуются не часто. Но как бы то ни было, присутствие в лагере врача торновцы оценили почти сразу. Хотя сначала заболела собака Дина. Бедняга отравилась какой-то дрянью, понуро лежала в палатке хозяина и категорически отказывалась от еды. Нос горячий, взгляд грустный, только кончик хвоста едва шевелится.

– Я знаю, это она гуляша поела в общей столовой. Я же просил ничего ей не давать. У нее с детства желудок слабый, – всполошился Сева.

Кухонное противостояние между ним и Ниловной не стихало.

– Вы бы, Всеволод Иванович, сами получше за своей собачкой следили. Она день-деньской на мусорной куче отирается, а я ей не нянька, – обижалась повариха.

У Таси Гронской появилась иная версия Дининого заболевания. Она считала, что собаку хотели отравить намеренно.

– Это все звенья одной цепи. Неужели вы не понимаете! Сначала мертвая сорока, потом эта сумасшедшая старуха с угрозами, а теперь Дина…

Денис же причины отравления никак не комментировал, он просто осмотрел больную и дал ей лекарство, действуя при этом как опытный ветеринар. Попробуй-ка заставить собаку выпить таблетки! Нет, заставить не получится, ее можно только обмануть, перехитрить. Что и было мастерски исполнено – сначала овчарке скормили упаковку активированного угля, а потом еще какие-то чудодейственные порошки.

Так что на следующий день всеобщая любимица поправилась, чему больше всех обрадовался козленок Казимир. С восторженным блеянием он встретил свою подругу, и жизнерадостная парочка снова принялась деловито рассекать по Торнову от палаток к раскопу, от кухни к речке и обратно.

А в лагере с того дня за Денисом закрепилось уважительное «Доктор Дэн», или просто «Док».

Нет, что бы там ни говорили, а врач есть врач, и это звучит гордо!

Спустя короткое время Дэн уже лечил Тасю Гронскую, вскрыв ей на пальце большой абсцесс.

– «…Ни стона из ее груди». Не женщина, а стальной клинок! – поделился он впечатлением с Машей, которая оказалась следующей в списке его пациентов.

На раскопе Марью Геннадьевну ужалила оса прямо в щеку, щека страшно распухла, и аспирантка Калашина в панике убежала к себе в палатку.

– Кэкэкэшмар… – с трудом артикулируя, причитала она, разглядывая себя в зеркале и воображая, как она в таком виде предстанет пред светлыми очами Дмитрия Сергеевича.

– Не бэ, Машуля! Все болезни нипочем, если ночевать с врачом! – с усмешкой произнес Денис и достал из своей медицинской сумки какую-то мазь.

Не считая случаев легкого членовредительства, как-то: порез, ожог и прочее, следующим пациентом Дэна неожиданно стал Бьорн, всегда такой осмотрительный и осторожный. Как-то, осматривая окрестности и объясняя Севе сакральное происхождение своего имени (к слову, Бьорн по-шведски означает «медведь»), он неудачно перепрыгнул через канаву. Взвыв от боли совсем не по-викинговски, Бьорн повалился на землю и схватился за ногу. Архипцев заохал, засуетился и побежал за Денисом, который, несмотря на громкую славу врача, не отлынивал от своих прямых обязанностей, прилежно орудуя киркой и лопатой.

Через несколько минут Док осмотрел ногу шведа и наложил на нее жесткую фиксирующую повязку.

– Fracture?[23] – с тревогой спросил Бьорн, неотрывно наблюдая за действиями молодого врача, и на смеси шведского и английского стал что-то вещать про медицинскую страховку и компенсацию.

– Вывих. Пара дней, и все пройдет, – успокоил его Дэн. – Стакан красного в качестве компенсации меня вполне устроит.

– Ви-но нэт. Вис-ки да-вай? – предложил Бьорн уже по-русски, комично делая ударение на два слога, по аналогии со шведским языком.

– Виски давай.

Вскоре Свантесона со всеми возможными предосторожностями доставили в палатку и с комфортом устроили в шезлонге. Доктор Дэн на время остался с больным.

Невзирая на жару, а также на строгий запрет начальника экспедиции распивать алкоголь с практикантами, десятилетний шотландский виски пошел великолепно. Языковой барьер собеседникам ничуть не мешал. Бьорн стал рассказывать о подводных археологических экспедициях, в которых ему довелось участвовать, о величественных ладьях викингов, извлеченных из морских недр. Денис уважительно кивал и, с трудом вспоминая английский, вставлял короткие реплики.

Слух о вывихнутой ноге мгновенно распространился по лагерю, и на огонек к ним заглянул Дмитрий Сергеевич.

– Смо-три, Дмитри, я весь себя для архео-лоджи не жалею! – сияя белозубой улыбкой, сообщил швед. – И мой нога также.

– Эта нога у кого надо нога! – хихикнул Дэн.

– Для науки надо жертвовать жизнью, а вот здоровьем не стоит! – ответил Лобов.

От предложенного виски он отказался, но и захмелевшему эскулапу не сказал ни слова.

Судя по грохоту, донесшемуся из камеральной лаборатории, там включили генератор.

Лобов и Бьорн заговорили о работе. Шведское оборудование было уже готово к запуску, но, учитывая временную нетрудоспособность Бьорна, дело решили отложить на следующий день.

Через минуту звук генератора стих. Наступившую тишину наполнил птичий щебет, на берегу зашелестел камыш, теплый ветерок взметнул шведский флаг, полог палатки распахнулся… И тут перед мирно беседующими Бьорном, Лобовым и Дэном, будто принесенная ветром, предстала взволнованная, задохнувшаяся от бега Марья Геннадьевна:

– Дмитрий Сергеевич! Там на новом, четвертом раскопе, похоже, началось… – выпалила она, едва переводя дыхание, – …похоже, могильник открылся! Но никто ничего не трогает! Все вас ждут!

Не дослушав Машу, Лобов вскочил и, перемахнув через бьорновскую ногу, пулей помчался к раскопу.

– Oh! Shit! Wait! What about me! I need to see it, please![24] – всполошился несчастный больной.

Швед попытался подняться, но, скривившись от боли, опустился в шезлонг и умоляюще посмотрел на Дэна и Машу, а те, не сговариваясь, подхватили его с обеих сторон под руки и потащили к утесу, навстречу новому, неизвестному, встающему из земли археологическому чуду…

16. Археологическое счастье

В кубышке в тайнике 4 гривны серебра […]

Когда Маша с Дэном и Бьорном, который, опираясь на них, скакал на одной ноге, добрались наконец до раскопа, Лобов уже успел расчистить верхнюю часть захоронения. Расчищал его он сам с помощью медорезного ножа и кисти, а помогавший ему Сева отбрасывал саперной лопатой уже просмотренную землю. Практикантам эту работу поручить не решились. Тут требовалась предельная осторожность, чтобы останки человека сохранялись не потревоженными, ни на сантиметр не были сдвинуты.

Маша усадила Бьорна на земляной отвал – оттуда он мог наблюдать за процессом, сама же взяла видеокамеру – Лобов велел ей вести видеофиксацию. Денису доверили фотоаппарат, Гарик и два Вадима со своими гаджетами его подстраховывали и, стоя по разные стороны раскопа, пошагово все фотографировали. Рядом на раскладном стуле устроилась Гронская, держа на коленях папку и приготовившись наносить находки на план и их зарисовывать. Деревенские же, застыв в молчании, наблюдали за процессом.

В древности на похоронах покойников клали обычно прямо на землю, на дно небольшой ямы в вытянутом положении. Если трупоположение (термин не симпатичный, но в среде археологов расхожий), как в их случае, было на спине, головой на запад, ногами на восток, значит, захоронение проводилось по христианскому обряду, согласно которому мертвые восстанут из могил навстречу Мессии. А Мессия появится с востока, откуда восходит солнце. Маша сразу немного расстроилась. Дело в том, что христианская церковь требовала, чтобы в могилах с покойниками не было никаких предметов. А ведь это ценнейший источник информации! Поэтому Мария Геннадьевна, как и все археологи, недолюбливала этот христианский обряд.

Лобов на мгновение выпрямился и, переведя дух, нежно, точно мать над младенцем, вновь склонился над раскопом, вглядываясь в очертания давно умершего человека. Уже отчетливо виднелся его череп с округлыми впадинами глазниц, широкая грудная клетка, вскоре обозначились и контуры всего скелета.

Дмитрий Сергеевич вытер пот, кативший с него градом, и, пробормотав что-то неразборчивое, застыл, словно ожидая ответа. Со стороны казалось, что он ведет беседу. Да это и был диалог между живым и мертвым. Один спрашивал: Кто ты? Сколько тебе лет? Когда и отчего ты умер? Ты мужчина или женщина? А другой пока медлил с ответом.

– Мужчина, – наконец произнес Дмитрий Сергеевич.

– Похоже. Скелет крупный, – подтвердила за ним Тася.

Да, это был мужчина высокого роста, с крепким костяком, мощным подбородком и широкими плечами.