Порывая с прошлым - Александр Филиппов

Приехав в 1966 г. в Лахор, я, естественно, остановился в «Эмбассадоре». Повиснув в люльке, маляры белили фасад здания, рабочие заливали двор свежим асфальтом, поправляли стенку вокруг бассейна.

— В конце мая ожидаем парламентскую делегацию из Советского Союза, — заявил мне хозяин. — Наводим порядок. Для нас большая честь принимать высоких советских гостей.

Рано утром слышу стук в дверь. На пороге — хозяин гостиницы, а за ним статная фигура офицера с нарукавной повязкой, на которой надпись: «адъютант». Извиняясь за столь раннее вторжение, хозяин говорит, что прибыл личный представитель губернатора провинции Малик Амир Мухаммад-хана.

— Его превосходительство, узнав о приезде советского журналиста, — говорит адъютант, — приглашает вас на завтрак.

Признаться, я был удивлен этим приглашением. Но раздумывать не приходилось. Встреча с таким влиятельным лицом, как губернатор, представлялась интересной и важной. Амир Мухаммад-хан, панджабец по национальности, из консервативной феодальной среды, — человек крутого характера, хороший организатор, немало сделал для развития провинции. Однако управлял он провинцией, как своей вотчиной, и в последнее время все реже считался с мнением президента Айюб-хана, подчас просто игнорируя его указания. В местной печати время от времени проскакивали заметки, свидетельствовавшие о растущей неприязни между ними.

Президент уважал губернатора за его беспощадность к политическим противникам режима. Но обстановка после войны в стране изменилась. Она требовала более гибкого подхода к решению отдельных проблем. Айюб-хан понимал, что на одних только репрессиях долго не продержишься. Он считал, что иногда нужно идти на уступки демократическому движению, лавировать, сталкивать между собой враждующие оппозиционные группировки, привлекать на свою сторону колеблющихся. Особое внимание он обращал на необходимость подрыва изнутри профсоюзных организаций, засылки в их ряды провокаторов.

В этих вопросах губернатор придерживался твердолобо-прямолинейного курса — давить всех и вся и не беспокоиться, как на это будут реагировать за рубежом.

…Темно-синий «мерседес» нырнул в тень столетних платанов и въехал на территорию губернаторского дворца. Мне показалось, что я попал на съемки фильма, где действие происходит в средние века. С внутренней стороны ворота охраняла стража, облаченная в оранжевые кафтаны с позолоченными поясами, к которым прикреплены кривые сабли. На головах стражников высокие красные тюрбаны с плюмажами, на ногах расшитые серебром чувяки. В руках у них длинные копья и алебарды. Но в нынешний век возвращали вышка, на которой, прильнув к пулемету, стоял солдат в форме десантных войск, и колючая проволока, насаженная на каменный забор.

Молчаливым свидетелем героической истории Лахора стоит эта старинная пушка повстанцев, защищавших город от нашествия английских колонизаторов

На улицах жарко, а здесь, во дворе, под кронами могучих платанов, прохладно, шелестит ветерок, пахнет цветами. Адъютант ведет меня по аллее на поляну, посреди которой натянут ярко-красный тент с откинутым пологом. Под ним небольшой столик и два плетеных кресла. Раздвигая кусты роз, на поляну выходит рослый, грузный человек. На нем белая, из тонкого батиста рубаха, закрывающая колени, и широченные белые шаровары. Голову украшает зеленая чалма. На правой руке громадный золотой перстень. Движения у человека неторопливые. Кажется, он только что сошел с могольской миниатюры. На меня смотрят жесткие, неподвижные глаза.

Это сам губернатор Западного Пакистана Малик Амир Мухаммад-хан. Он подает руку, приглашает сесть. Заметив стоящего поодаль, застывшего в почтительной позе адъютанта, губернатор отсылает его повелительным жестом, и тот, пятясь, покидает поляну.

Затем он спрашивает, давно ли я в Пакистане, где побывал, что успел посмотреть. Обычные вопросы из вежливости. Я отвечаю.

— Вы приехали в довольно знаменательное время, после Ташкентской встречи. Правительство пересматривает некоторые аспекты внешней политики, начинает развивать отношения с Советским Союзом. Думаю, что эпоха непонимания и подозрительности уходит в прошлое.

— Что вы можете сказать о традиционных связях Пакистана с Западом?

— Мы их не ослабляем, будем по-прежнему развивать. Однако ориентация только на Запад, как показала жизнь, не отвечает национальным интересам. В последнее время мы все чаще сталкиваемся с откровенными попытками западных стран, от которых мы зависим в экономическом отношении, воздействовать на нашу внутреннюю и внешнюю политику. Летом 1965 г., когда мы приступили к осуществлению своего третьего пятилетнего плана, международный консорциум лишил нас кредитов. Взять хотя бы минувший конфликт с Индией. Пакистан — член двух военных блоков, СЕАТО и СЕНТО, но нам никто не помог в войне с Индией.

— Возможен ли в таком случае выход Пакистана из блоков?

— Сейчас нет. Однако мы уже заметно ослабили в них свое участие. Мы не послали и ни в коем случае не пошлем солдат в Индокитай, хотя на нас и давят союзники. Наша экономика не готова к расходам на индо-китайские дела. Да и политическая обстановка в Пакистане тоже не благоприятствует этому. Скажу откровенно, мы все еще не можем подавить антиправительственные выступления ряда племен Белуджистана, ведущих вооруженную борьбу, забастовками охвачена Восточная провинция. Можете это отметить в своем блокноте, — говорит губернатор.

Прошу его прокомментировать развитие отношений с Китаем.

— Министр иностранных дел, конечно, сделал бы это более квалифицированно, — усмехается Амир Мухаммад-хан. — Тем более, что он активный сторонник сближения с этой страной. Сегодня для нас Китай — политический союзник в борьбе с Индией. Правда, в минувшем конфликте он мало чем нам помог. Демарши, газетные статьи. Нам дали немного техники, оружия, боеприпасов. Мы получили две эскадрильи МиГ-17 китайского производства. Летчики недовольны. Все время технические неполадки. Случился такой казус: два самолета из-за неполадок в двигателях не смогли подняться в воздух. Думаю, что, пока будут существовать китайско-индийские противоречия, мы можем быть спокойны: Пекин будет поддерживать Пакистан.

На поляне появился адъютант с переносным телефоном. Губернатор взял трубку, послушал, негромко что-то ответил, потом отдал ее, не глядя на адъютанта.

— Раз корреспондент здесь, то секретов у меня нет, — хитровато сощурив глаза, заявил губернатор, — Завтра лечу смотреть американские вертолеты, прибывшие в Пешавар.

— Это туда, откуда взлетел Пауэрс, — не удержался я.

— Нет, не туда, — понимающе захохотал губернатор. — Туда, откуда взлетел Пауэрс — я имею в виду базу Бадабер, — пакистанские граждане не допускаются.

Я решил, что губернатор шутит.

— Да, не допускаются. На это нужно специальное разрешение командира американской базы. Но в июле тысяча девятьсот шестьдесят девятого года срок договора истекает. Насколько мне известно, договор продлеваться не будет и американская база ликвидируется.

— Но где гарантия, что за это время американцы не повторят какой-нибудь недружественный акт против СССР или другой соседней страны?

— Совершенно исключено. Пентагон заявил, что никаких враждебного рода действий предприниматься с Бадабера не будет. История с Пауэрсом, задержавшая развитие отношений с СССР, — горький урок для нас. В правительстве, кроме самого президента и узкого круга штабистов, не знали, что происходит на этой базе, пока советская ракета не сбила самолет. Знаете, многие наши военные не верили, что Советский Союз располагает столь внушительной ракетной техникой, — восклицает губернатор.

— Можно то, что вы сказали, использовать для печати?

— Пожалуйста!

Губернатору принадлежит заслуга в создании государственной Корпорации промышленного развития. Он говорит, что после прихода к власти военных Пакистан сделал крупные шаги в развитии экономики. Созданы текстильные, химические, фармацевтические, машиностроительные, нефтеперерабатывающие отрасли производства. Пакистанские бизнесмены теснят японские текстильные фирмы на рынках Азии. Успешно идет торговля джутом, ставшая главной статьей пополнения инвалютных статей бюджета. Развитие экономики ускорилось во многом благодаря росту государственного капитализма, т. е. более активному воздействию государства на все стороны экономической жизни.

Основная линия государства заключается во всемерном стимулировании частнокапиталистического накопления. Расширение капиталистического сектора, главным образом промышленного, дающего постоянно растущее накопление, реинвестиция накоплений в промышленности — цель государственной экономической политики.