Укрощение герцога - Элоиза Джеймс

– Ты, по-видимому, вовсе не желаешь, чтобы тебя в спальню провожало существо противоположного пола. Это дает тебе возможность не беспокоиться, что ты разочаруешь даму, – сказала Имоджин самым нежным голоском. – Пьяному трудно привести свой жезл в состояние готовности.

Рейф почувствовал, что язык у него во рту разбух от невысказанного гнева.

– Откуда тебе знать о таких вещах? – спросил он, склоняясь к ней так, чтобы Гризелда не могла его слышать. – Кто, черт возьми, научил тебя говорить такие вещи? Мейн?

Имоджин отпила глоточек лимонада, прежде чем озаботилась ответом. Потом она бросила на него взгляд из-под густых ресниц.

– Я вдова, – сказала она.

– Значит, это твой муж научил тебя рассуждать о жезле? – спросил Рейф. – Я так не думаю. Мейтленд был мужчиной, предпочитающим копошиться в темноте под простынями, и чем меньше можно было говорить об этом, тем лучше.

По холодному взгляду Имоджин он не мог определить, насколько справедливым она сочла его замечание. Но ярость его душила. Как она посмела намекнуть, что его инструмент мог стать менее надежным, чем прежде? И виски, а также ее адское спокойствие заставили его сказать то, о чем он прежде не мог бы и помыслить:

– По-моему, Мейтленд был готов размахивать своим жезлом только в экстренных случаях, когда его нанимали помочь в определенных обстоятельствах. Надеюсь, ты меня понимаешь?

Гризелда поднялась с места и принялась возиться со своей сеткой для волос и шалью, готовая удалиться и выпить чаю.

– Похоже, тебе удалось дотянуть до конца обеда и не свалиться со стула, – сказала Имоджин. – Уже хорошо. Ты хотел сказать, что Дрейвен был готов пустить в дело свой жезл только на свободе и со шлюхой, но в моем присутствии терял уверенность?

– Что-то в этом роде, – ответил Рейф, чувствуя, что победа в этом словесном поединке ускользает. И было что-то такое в ее взгляде…

– Возможно, ты прав. Теперь я думаю, мы были очень чопорной парой. Скорее всего это объяснялось тем, что мы были женаты всего две недели. Но одно я тебе могу твердо сказать, Рейф, поскольку ты, по-видимому, весьма озабочен моими впечатлениями от брака, что его оружие, о котором идет речь, всегда было в боевой готовности.

Улыбка затеплилась в ее глазах. Но одна только мысль, что она могла вспоминать Мейтленда с удовольствием, вызывала у Рейфа чувство, которому он бы не сумел найти определения… оно просто ослепляло его.

– А теперь, – сказала она тихо, – можешь ли ты заверить меня в чем-то подобном относительно себя?

– Тебе требуются мои услуги? – спросил он, стараясь, чтобы в его словах прозвучала кислая саркастическая нота.

Ее это не смутило. Она не дрогнула и встретила его взгляд бестрепетно и прямо.

– А у тебя такое впечатление?

– Кто знает? – ответил он. – Возможно, тебя утомила охота за моим братом. А Мейн, кажется, ускользнул, подался на сторону. – Он прищурился и смотрел на нее. – Не Мейн ли научил тебя разглагольствовать о жезлах, а? Он только притворялся, что не пал жертвой твоих чар, понимая, что я, как опекун, несу за тебя ответственность! – И снова он не мог бы сказать, о чем она думает. – Так это он? – спросил Рейф.

Имоджин подалась вперед:

– Мужчина, для которого его тайный советчик значит меньше, чем стакан «Тоубермэри», не может представлять интереса ни для кого.

– Его тайный…

Но она уже ушла вслед за Гризелдой, шурша платьем и не оставив ничего, кроме приводящего его в ярость дуновения своих духов. Она пахла лимоном.

Некоторое время Рейф сидел, уставившись в стол. Сердце его клокотало неистовством. Оно билось глухо и отчаянно при мысли о том, что Мейн ему лгал. Все это было ясно. Конечно, ему безразлично, если даже Имоджин переспала с половиной его светских знакомых. Как она частенько говаривала, он ведь юридически перестал быть ее опекуном, как только она вышла замуж за Мейтленда.

Его привел в чувство озабоченный голос дворецкого Бринкли, спросившего, не желает ли он портвейна. Рейф посмотрел на рубиново-красную жидкость с отвращением и покачал головой.

Как Имоджин посмела намекнуть на то, что его тайный советчик не годится ни для какого предприятия?

– Похоже, ты вел весьма оживленную беседу с леди Мейтленд? – сказал Гейб, передвигаясь поближе к Рейфу, поскольку леди ушли.

Рейф же изо всех сил пытался вспомнить, когда в последний раз он пользовался услугами шлюхи. Не в прошлом году, потому что тогда он был в Лондоне со своими подопечными и, конечно, не мог позволить себе ничего столь неприличного, когда они были рядом, а до того, до того…

– Что ты сказал? – переспросил он.

Гейб бросил на него насмешливый взгляд.

– Похоже, эта беседа с лели Мейтленд дала пищу твоему уму?

Гейб взял яблоко и принялся чистить его.

Рейф подумал последовать его примеру, но вовремя вспомнил, что его руки слишком сильно дрожат после четырех стаканов виски, чтобы осуществить подобное действие успешно. Или их было пять?

– Она не в своем уме, – сказал он, и это прозвучало как достойное завершение беседы.

– Она замечательно красивая женщина, – заметил Гейб.

Рейф метнул в него быстрый взгляд. Конечно, его маленький братец (ведь Гейб был пусть хоть и на несколько дней, но моложе его) смог бы защитить себя от Имоджин, как соломинка от охватившего ее пламени. Он как-то повлияет на это позже, когда в голове немного прояснится. Рейф попытался найти тему для разговора полегче и более светскую.

– Когда приезжает Мэри? – спросил он, выпивая залпом еще один стакан ячменного отвара. – Разве ты не говорил, что ее наконец отлучили от груди кормилицы?

– Я нашел для нее другую, потому что ее первая не смогла приехать, а театр требует так много внимания. Предстоит восстанавливать гораздо больше, чем мы думали вначале. Мне не хотелось оставлять ее в Кембридже со слугами. Предпочитаю заботиться о ней сам.

– Отлично, – сердечно одобрил Рейф.

– Вчера вечером я говорил тебе, что Мэри и ее няня уже прибыли, – сообщил брат. – Новая кормилица тоже здесь.

Рейф почувствовал, как румянец заливает его скулы. Черт возьми! Он этого не помнил.

– Они приехали после обеда, – сказал Гейб. В тоне его Рейф не почувствовал и намека на упрек. – Боюсь, что я помешал твоей работе.

– Я не работал, – ответил Рейф, слыша, как тускло звучит его голос, и ощущая, что внутри у него все взбунтовалось и грозит вулканическим извержением. – Я был совершенно пьян. Хотя теперь, когда ты заговорил об этом, припоминаю, что ты приходил ко мне в кабинет. Это было после того, как Гризелда и остальные прибыли из Шотландии. Бринкли велел моему личному лакею отвести меня по черной лестнице, чтобы Имоджин и Гризелда не видели меня пьяным.