«Сыны Рахили». Еврейские депутаты в Российской империи. 1772–1825 - Ольга Минкина

Кратковременное царствование Павла I фактически не изменило сложившуюся при его предшественнице картину еврейского представительства, хотя его вступление на престол пробудило определенные надежды у части еврейского населения. На данный момент мы располагаем скудными и отрывочными сведениями о предпринимавшихся евреями в 1796–1797 гг. попытках отправить депутацию (или даже депутации) в Санкт-Петербург. В августе 1797 г. управляющий Волынской и Подольской губерниями обратился к генерал-прокурору с донесением о готовившейся еврейской депутации в Санкт-Петербург по случаю восшествия на престол нового императора и получил выразительный ответ: «Депутатов к высочайшему двору посылать, и особенно от жидов, высочайше не дозволено»[300].

Члены виленского кагала весной 1798 г. пытались организовать собрание выборщиков от кагалов Литовской губернии. Тревогу кагальных вызвали мероприятия правительства в Минской губернии. Маршалы (предводители дворянства) Минской губернии в составе специальной комиссии 13 июля 1797 г. представили властям свое мнение о причинах голода в Белоруссии, обвиняя евреев в разорении крестьян. 28 июля 1797 г. Павел I предписал минскому губернатору З.Я. Карнееву, «чтобы по должности своей принял меры, сходные с расположением маршалов об ограничении права евреев»[301].

«Циркулярное требование» виленского кагала кагалу местечка Видзы было приложено к прошению Эстер Рафалович Павлу I от 18 октября 1798 г. Жена видного виленского хасида Меера Рафаловича жаловалась на притеснения хасидов кагалом. Инициативу кагала Э. Рафалович пыталась представить как «непозволенное вымогательство збора денег» и обращала особое внимание адресата на «дерзостные слова, помещенные в оном насчет начальства и даже собственных Вашего Императорского Величества повелений»[302].

Постановление виленского кагала от 11 мая 1798 г. было представлено в оригинале на древнееврейском и в переводе на польский. Аналогичные воззвания были отправлены уездным кагалам. Для характеристики упомянутых выше событий в Минской губернии кагальные использовали традиционную форму: «Маршалы Минской губернии писали в Сенат о евреях и говорили: “Есть один народ, разбросанный и рассеянный, и законы его отличны от законов всех народов; живут они с того, что обманывают крестьян ложными страхами и спаивают их”»[303]. Вторая половина фразы – слегка видоизмененная цитата из доклада предводителей дворянства, текст которого каким-то образом стал известен кагальным[304]. А первая половина – цитата библейская: «И сказал Аман царю Артаксерксу: есть один народ, разбросанный и рассеянный между народами по всем областям царства твоего; и законы их отличны от законов всех народов, и законов царя они не выполняют, и царю не следует так оставлять их»[305]. Таким образом, члены кагала хотели сказать, что предводители дворянства в Минской губернии – такие же негодяи и антисемиты, как злодей Аман.

Другим упомянутым в послании «несчастьем» было распоряжение Литовского губернского правления об ограничении полномочий кагала, которое кагальные сочли «унижением для еврейской веры». Члены кагала решили:

Устроить собрание в этом году со всех ближайших городов. Пусть выберут наши посланцы в каждом двоих человек, особ достойных, которые прибудут сюда, в наш город, если пожелает Господь. Расходы каждого из них будут оплачиваться его общиной. И пусть по правде, без нарушений и срама, будут выбраны люди благородные, видные, чтобы отправиться в город царский, да возвысится слава его. И чтоб выехали немедленно, ибо «[объяли меня воды] до души моей»[306]. И да исполнят [порученное им] мирно, и, если правдивый голос их будет услышан, будет сделано дело всего края»[307].

По всей видимости, членам виленского кагала так и не удалось осуществить свою инициативу.

Несмотря на установившееся в правительственных кругах негативное отношение к крупномасштабным еврейским мероприятиям, еврейские «поверенные», прибывавшие от имени своих общин, встречали сочувственный прием. 26 сентября 1797 г. Павел I лично распорядился удовлетворить три поступившие к нему жалобы. Первая поступила от «общества живущих в Каменец-Подольском купцов и мещан евреев Янкиля Хаймовича», жаловавшегося на то, что избранные в местный магистрат еврейские представители «удалены от должностей»[308]. Подрядчик Янкель Хаймович, известный также под фамильным прозвищем Орининер (от местечка Оринин под Каменец-Подольском, в те годы крупного торгового центра), был одним из глав каменец-подольского кагала. Переход Каменец-Подольска под власть Российской империи вызвал большое оживление у местных евреев, имевших довольно напряженные отношения с польскими властями. В пинкасе погребального братства общины Каменец-Подольска за 1797 г. сохранился панегирик на древнееврейском языке в честь Павла I, который якобы «милостив к евреям, как отец к сыновьям, как орел, защищающий свое гнездо»[309]. Польская же шляхта уподобляется в пинкасе библейским противникам евреев: амалекитянам. В контексте этой стратегии каменец-подольского кагала, стремившегося опереться на новую власть в своем противостоянии польской аристократии и городскому населению, следует рассматривать и выступление Я. Хаймовича в качестве поверенного с жалобой на местный магистрат. Следует отметить, что Хаймович и в последующее царствование продолжал сохранять свой высокий статус и тесные контакты с представителями власти[310].

Возвращаясь к жалобам, рассмотренным Павлом I 26 сентября 1797 г., следует охарактеризовать и две другие. Одна из них была подана лично императору «от жителей местечка Немирова евреев от поверенного Шимона Мовшовича». Жалобы немировских евреев на притеснения и поборы владельца местечка Винцентия Потоцкого, вероятно, в бóльшей степени, чем два других документа, привлекли внимание Павла I, потребовавшего от каменец-подольского губернатора немедленно «доставить обиженным законную защиту и справедливое удовлетворение»[311]. Третья жалоба, «местечка Смотрича христианского и еврейского общества от поверенного Лейбы Хаймовича»[312], вызывает особый интерес. Вероятно, выдвижение еврея в качестве представителя одновременно христианского и еврейского «общества» объясняется небольшими размерами местечка и крайне незначительным количеством и ролью его христианского населения[313]. Однако сам факт консолидации последних с кагалом в выступлении против владельца местечка – Теодора Потоцкого кажется весьма примечательным. Местечко, таким образом, обнаружило характер средневековой муниципии, выступающей против своего феодала, нарушающего гарантированные короной права жителей, а Хаймович выступил в роли представителя «третьего сословия».

Сами упомянутые прошения обнаружить пока не удалось. Однако сохранилось второе прошение Л. Хаймовича, поданное императору в ноябре 1797 г., благодаря которому можно частично реконструировать обстоятельства его предыдущего выступления. «Имел я особливое счастие, – писал Хаймович, – яко поверенный от общества христиан и евреев Подольской губернии местечка Смотрича всеподданнейше поднесть Вашему императорскому величеству в 24-й день августа [1797 г.] прошение с изъяснением, что сие местечко суть коронное и ни по чему владельцу оного графу Федору [sic!] Потоцкому не подлежит»[314]. Далее, несмотря на изложенное выше решение императора по данному вопросу от 26 сентября 1797 г., Хаймович заявлял, что «не имел счастия получить гласной от Вашего императорского величества высокомонаршей резолюции»[315], что и побудило его подать новое прошение с более подробным изложением инцидента. Основными участниками конфликта оказались «общество еврейское» местечка Смотрич и Т. Потоцкий. Притеснения экономического свойства – введенные графом «ощутительные налоги», лишение евреев права на откуп питейного («чопового») сбора – сочетались с оскорблениями личного достоинства. Согласно жалобам Хаймовича, владелец местечка «даже некоторых значнейших евреев без всякой причины бьет без милосердия»[316]. Таким образом, осуждается не применение владельцем физического насилия, а проявление этого насилия по отношению к представителям еврейской элиты. Выделение среди евреев своего рода «еврейской шляхты» и особое к ней отношение являлись давней польской традицией, которую и нарушил Потоцкий, «злобясь на общество за отыскивание по начальству справедливости»[317]. Но далее Хаймович счел нужным пояснить, что «не кичливость и не посягательство на графа Потоцкого, но единственная ясность несправедливого их [жителей Смотрича] привлекания в свое владение вынуждает меня…верноподданнически просить, презря на угнетаемую невинность» представить дело на рассмотрение в Сенат, тогда как указом 26 сентября 1797 г. дело было передано в ведение каменец-подольского губернатора А.А. Беклешова, находившегося, по словам просителя, в дружеских отношениях с Потоцким[318]. Несколько подписей Хаймовича, имеющихся на данном документе, заслуживают особого внимания. Они выполнены красивым почерком на древнееврейском, слова «поверенный» и «прошение» обозначаются кальками с русского языка, а не древнееврейскими аналогами. Подписи снабжены пометой: «Сей подпись значит по-российски поверенный местечка Смотрича от общества поверенный Лейба Хаймович подписал»[319]. На данный момент мы не располагаем сведениями о дальнейшем развитии событий.