Virtuality - Станислав Миронов

Людям всегда легко поднять свою самооценку за счёт других людей, которые, как они считают, хуже них. Вот почему я ненавижу людей.

Потому что они ненавидели меня.

И как я в итоге стала такой, какая есть сейчас?

И, собственно, почему я была такой, какая была?

Как-то всё в голове не укладывается.

Но сейчас я чётко помню всё, что только что вспомнила. И лучше бы я это не вспоминала. У меня сейчас почему-то такое ощущение, что вся остальная жизнь была не лучше.

Или мне это просто кажется?

Надо записать. Достаю блокнот и ставлю галочку слева от надписи «У меня было тяжёлое детство».

И ещё я записываю: «Мне безразлична судьба Жени. Почему?»

И ещё: «Меня называли Порш. И все меня ненавидели».

И ещё: «Каким-то образом я стала красивой».

И ещё: «Я шизофреничка?»

Ищу в тех строках, которые записала в блокнот вчера и сегодня связи с тем, что я только что вспомнила. Ставлю галочку слева строки, где я написала про «Милочку».

Зато ясно, почему мне было сегодня нехорошо, когда я смотрела на себя в зеркало.

Механическая память.

Кстати, я не помню, что я делала в то время, как вспоминала этот, так скажем, эпизод моей жизни. Бабулька, та, что назвала меня «Милочка», по-прежнему стоит в сторонке и тупо таращится на меня. Я подхожу к ней и задаю вопрос:

— Что я делала? Долго я была в отрубе?

Она спрашивает:

— Где была?

Блин. Старая закалка. Ни хера не смыслят в новом сленге. Неужели когда-нибудь и я стану такой?

Непременно стану.

Если доживу до старости.

Надеюсь, мне никогда не выпадет шанс стать старой жирной коровой. Или беззубой морщинистой мочалкой. А, что вероятнее, и тем, и другим. Кажется, в таком морщинистом и больном теле мне было бы неуютно. Без зубов — тоже.

Я знаю, что я так говорю только потому, что я молодая.

Посмотрим, как я запою, когда на самом деле стану такой.

Или мне это просто кажется?

Я перефразировала вопрос:

— Что со мной произошло после того, как мы с вами столкнулись и как долго это длилось?

Сейчас она просто обязана понять вопрос.

Она приставляет ладонь к уху и переспрашивает своим беззубым шамкающим ртом:

— Что? Милочка, говорите громще, я ничего не шлышу.

Бля. Она глухая. Ладно, ловить здесь нечего, надо идти дальше, делать свои дела. Дела, о которых я пока ещё ничего не знаю. Надо дальше пытаться вспомнить, как я жила и как пришла к такой жизни. И ещё надо вспомнить, почему я всё забыла. И узнать, зачем я пришла к Крылову.

Кстати, у меня же завтра новый сеанс. Вот и поделюсь с доктором своим воспоминанием.

Я до сих пор помню всё, что происходило со мной после того, как я проснулась в коридоре клиники.

Так, надо подумать. Составить примерную схему развития событий.

Итак, я была страшной, наивной и никому не нужной девушкой. Мной цинично воспользовались, а потом я захотела стать красивее. И всё. Что дальше-то? Что было с Женей? Что было с Леной, которая просто тупо стебалась надо мной? И кто моя мама? И кто мой папа?

Одни вопросы. Как-то их слишком много.

Вы вообще что-нибудь поняли?

Лично я — нет.

И тут я вспоминаю, что по-прежнему стою посреди улицы с блокнотом в руке.

Естественно, передо мной встал главный вопрос: на что жить?

Родственники, которые оказались и вправду очень добрыми людьми, посоветовали мне сдать две другие комнаты приезжим студентам. Во всяком случае, сказали они, мне будет, на что жить.

Так я и сделал.

И деньги появились.

Деньги появились, и я уже перестал задумываться о том, что я буду кушать. И это позволило мне учиться с прежним напором. С прежним рвением. Знаний я приобретал всё больше и больше. Попутно всё тот же декан устроил меня и на работу, на полставки. В клинику Кащенко. И у меня появился ещё один источник дохода, а что самое главное — практика.

И я начал замечать, что каждый мой пациент, каждый человек, которого я лечил, начинал со временем питать ко мне какие-то особые тёплые чувства. Постепенно я научился создавать ауру доверия при общении с пациентами, и многие из них начинали действительно выздоравливать.

Ты даже не представляешь себе, что это такое, когда к тебе приходит какой-то пациент с какими-то своими проблемами, а ты лишь словесными методами помогаешь ему выздороветь. Процесс лечения зачастую затягивается, однако ни один мой пациент не ушёл от меня нездоровым.

Хотя, вру. Один есть. Сама знаешь кто.

Я совсем недавно написал, что пациенты в большинстве случаев начинали питать ко мне тёплые чувства, ты ведь помнишь, да? Так вот, мужчины, которых я лечил, быстро переходили в разряд моих друзей, а женщины в меня влюблялись.

К концу учёбы у меня уже была определённая слава «талантливого начинающего врача», некоторое имущество, доставшееся от мамочки, непыльная работёнка, толпа любовниц — в прошлом моих пациенток, а также «красный» диплом психотерапевта.

А сейчас черви едят мои глаза.

Естественно, что после окончания института и защиты диплома меня приняли на работу в клинику, где я подрабатывал во время учёбы. Денег мне стали платить предостаточно, к тому же, многие пациенты в качестве благодарности даже приплачивали мне сверху, поэтому я даже перестал сдавать часть своей квартиры приезжим. Спустя год у меня в квартире уже был сделан ремонт, я купил машину и уже начал подумывать о том, чтобы начать строительство нового дома, вместо того убогого, что стоял у меня на даче.

Моя жизнь начинала мне нравиться всё больше и больше. Пока я учился, преподаватели то и дело запугивали меня, что быть психотерапевтом очень сложно, особенно по причине негативного отношения масс к этой профессии. Но то, как я достигал успехов в этой области, показалось мне если и не лёгким, то не сложным процессом — это точно. Эта работа давалась мне легко. Как я и предполагал, будучи ещё учеником, заканчивающим школу.

Время шло, работа кипела. Благодаря пациентам мужского пола я обрастал прочными связями «наверху», а благодаря пациентам пола женского — связям полового характера. Началось лихое время, пошли дикие девяностые. Перестройки, развалы, революции… Не скажу, что я особо сильно переживал в это время. Единственная проблема — у меня лишь добавилось работы, ведь в те времена люди, действительно, словно с ума посходили.

На дворе был 1990-й год, и я жил своей прежней разгульно-рабочей жизнью врача-психотерапевта. И всё было прекрасно, пока однажды я не встретил её.

Женщину, которая стала… твоей матерью.

Парень куда-то уходит, а я говорю своей девушке:

— Клиника.

— На себя посмотри, — отвечает она.

В смысле?

— А что я-то? — спрашиваю.

— А ничего. Разве не помнишь, как ты сам висел в «аське»?

Я молчу.

— Разве не помнишь, сколько времени ты сам на неё убил?

Я по-прежнему молчу.

— Осуждая людей, ты осуждаешь себя в прошлом.

— Ты о чём?

— Не может человек просто так взять и осудить другого человека. Если кто-то говорит кому-то, что он ошибается, то «знаток» сам совершил эту ошибку. И начинает учить других. Все твои суждения — это твои косяки.

Какие ещё косяки?

— Игорь, ты ещё не понял?

Я молчу.

— Вспомни, как ты сам подсел на ICQ.

Она говорит:

— Давай.

Флешбэк.

Прошлое до прошлого.

Ноябрь прошлого года.

Я ещё не завёл свой блог. И не завёл анкету в социальной сети. Меня ещё нет в «Одноклассниках» и «В Контакте».

Но у меня есть «аська».

И мне этого достаточно.

Сижу за компьютером. Который час, я не знаю. Какой сегодня день — тоже.

Сколько времени я провёл в ICQ сегодня, я не в курсе. Я даже не знаю, сегодня ли я сел за компьютер.

Мне это не интересно.

Смотрю на монитор. Шестнадцать открытых окон разговора. Шестнадцать контактов. Шестнадцать друзей.

Они все мне пишут. Я им всем отвечаю.

Одновременно.

Вам это знакомо?

Звонит телефон. Смотрю на экран.

Шеф.

Пошёл на хер, шеф. Я болею. Уже третий день.

Отличная причина для того, чтобы пообщаться с друзьями. В ICQ. Ага.

Настоящее время.

Моя девушка спрашивает:

— Разве ты сам не торчал на ICQ?

Вспоминается случай, который я только что описывал.

— Нет, не торчал.

Она говорит:

— Сколько времени ты проводил в ICQ?

Я не помню.

Я даже не помню.

— Нисколько. Меня нет в ICQ. И не было.

Она говорит:

— Не ври. Я же всё знаю.

Ничего она не знает.

— Сколько у тебя было контактов? Сто? Двести?

Пятьсот.

Но зачем ей об этом знать?

— Ноль. Меня не было в ICQ.

Она говорит:

— Все эти люди, все эти жертвы технологий, они погнались за общением в пределах монитора. В пределах парты. Или где ещё они находятся. Все эти интернет-зависимые, они поломились в «аськи», социальные сети и прочие несуществующие виртуальные пастбища для стад задротов за виртуальным общением.