Харьков 354-286 - Константин Минаков

Одним словом, мутные дела стали происходить в нашем некогда тишайшем городе. Перенос конкретно сорвал крышу многим людям. Многие, почтенные и солидные мужчины и женщины начинали спорить по любому поводу. Наиболее остро это проявлялось в длиннейших очередях, в частности, за хлебом. Так, невинное казалось бы, замечание, могло привести к вспышке ярости и агрессии. причём это ещё легкий вариант без последствий. А вот если стоящие в очереди заводили разговор о политике, а они его заводили, то такой разговор вполне мог закончиться потасовкой.

В связи с тем, что инет стал работать крайне нестабильно, да и какая может быть стабильность в сетевом огрызке. В четверг вечером я прозвонился модемом к своему фидошному ноду, почту у которого не забирал уже неверное с год. Эту самую почту пришлось выгребать больше часа – всё-таки годичное забивание сказалось. Зато у меня появилась информация о состоянии дел в области почти из первых рук – один фидошник занимался организацией видеоконференции между Харьковом и Москвой, и ему довелось увидеть краем глаза Сталина. Естественно, что просто так он бы фиг написал об этом, всё-таки за разглашение тайны отвечать надо, а здесь и времена крайне непростые. Все помнят 37 год. Думаю, что информация была целенаправленно слита в сеть, тем более, что ведущиеся переговоры по сути не были секретом ни для кого. К тому же, о результатах переговоров этот товарищ не сообщил ни слова. Оставалось надеяться, что наше руководство не продешевит и продаст наши шкуры подороже. Ведь, если в СССР узнают о том, какой разброд и шатание, несмотря на действия властей, происходит в городе, то могут попытаться захватить непокорную область силой. Очень надеюсь, что до этого не дойдёт, но страх по этому поводу всё равно остался, как бы ни пытался отогнать его от себя, и объяснить самому себе, что мы нужнее СССР в качестве единого целого с сохранившейся инфраструктурой.

Я, кстати, обратил внимание, что на улицах стало больше людей, едущих утром с тяпками на велосипедах из города. В большинстве своём это были пенсионеры, привыкшие за годы независимости полагаться только на себя. Конечно, на дачу могли добраться только те люди, у которых участок находился либо в самом Харькове, либо рядом с ним. Остальным было туда просто не добраться, ведь городской транспорт работал с огромными перебоями. А перевозки областного масштаба практически прекратились, а те автобусы, что ещё курсировали по своим маршрутам, подвергались куче проверок на каждом повороте – а что делать, время такое. Надо отметить, что несмотря не огромное число патрулей на улицах, резервистов ещё не призывали на службу, видимо власти пока решили обойтись теми силами, что у них есть, а может, это был ещё один ход, призванный показать, что с СССР мы воевать не собираемся.

Москва. 30 июня 1940 года

— Товарищ Берия, а вы уверены, что перенос сознания одного человека в другого невозможен?

— Полностью гарантировать это мы не можем, товарищ Сталин, но пока всё говорит о том, что мы столкнулись с другим видом переноса. К тому же, если бы это было возможно, то сознание переносилось в одну из ключевых фигур, которая может повлиять на ход истории. Пока же ничего подобного замечено не было.

— Что же вы можете сказать о причинах этих отклонений?

— В данный момент ничего конкретного, но те данные, что у нас есть, говорят о том, что случаев замены сознаний не зафиксировано.

— Тем не менее, товарищ Берия, не стоит полностью сбрасывать со счетов этот вариант. Я считаю, что вам следует совместно с харьковчанами организовать комиссию по исследованию Харьковского инцидента. Помимо чисто физических причин нам следует выяснить роль человеческого или нечеловеческого, — тут Иосиф Виссарионович позволил себе улыбнуться, — фактора в произошедшем.

— Товарищ Сталин, у меня уже готов список людей, занимающихся этим вопросом.

— Хорошо, товарищ Берия. Только при наборе персонала не сбрасывайте со счетов возможность подселения чужого сознания в ряды наших граждан. А пока можете быть свободны.

Покинув кабинет Вождя, Лаврентий Павлович направился к выходу из Кремля, где его ждал служебный "Паккард".

Сев в машину и приказав водителю ехать на Лубянку, Берия мысленно воспроизвёл в голове весь разговор со Сталиным.

Прежде всего, стоило понять, говорил ли Лаврентий Павлович со Сталиным, или же с каким-нибудь подселившимся в его тело выходцем из будущего. Ведь, по полученной из фантастических произведений Харькова информации, любители оккупировать чужое тело, прежде всего, старались занять наиболее влиятельных людей мира сего. Будь то Пётр I, Николай II, Иосиф Сталин, не говоря уже о более экзотических вариантах типа Вильгельма I или купца Рукавишникова.

В реальной жизни, вроде бы, подобных случаев зафиксировано не было. Специально созданная по этому поводу служба не заметила серьёзных отклонений в поведении влиятельных людей за последнее время, а те отклонения, что были зафиксированы, находились в пределах нормы.

Ладно, с этим вопросом пока разобрались. Сейчас пришло время задуматься о гораздо более серьёзных и насущных проблемах. Например, таких как удержание в тайне от остального мира исчезновения целого региона. По данным, полученным от ведомства Червоненко, харьковчане, несмотря на использование глушилок, не гарантировали того, что в первые дни после переноса кто-то из местных радиолюбителей не связался с западными странами. Хотя просочившаяся информация и должна была казаться фантастичной и бредовой, но если информация и дальше будет бесконтрольно уходить наружу, то западным разведкам всё-таки придётся сложить два плюс два и принять наличие у СССР целой области из будущего как должное, и уже в соответствии с этим строить дальнейшую политику. А это в планы товарища Сталина совсем не входило. Иосиф Виссарионович, совершенно однозначно, высказал пожелание в ближайшие время не менять хода истории и дать Англии как можно больше увязнуть в войне с Германией. Если информацию удастся придержать хотя бы до начала сентября, то "Битву за Британию" будет не остановить и СССР не придётся опасаться выхода Англии из войны.

Следующим проблемным вопросом было обеспечение условий карантина – не хватало всего, от людей до самой банальной колючей проволоки. Ладно ещё Пилипко предоставил людей для охраны новоявленной границы, но дело было в том, что просто физически за столь короткий срок не получалось блокировать область – местные жители из приграничных сёл как из 1940 года, так и из 2008-го практически беспрепятственно могли ходить друг к другу в гости. С каждым днём возможностей для этого было всё меньше, но полностью пресечь контакты пока не удавалось. Дошло до того, что внучка побывала дома у своей бабушки, которая была младше её.

Но и этот факт не являлся самой большой головной болью Лаврентия Павловича. Более всего внимания сейчас уделялось составлению союзного договора между СССР и Харьковом. Эта была та проблема, над решением которой сейчас бились лучшие дипломаты. Загвоздка заключалась в неопределённом статусе свалившейся как снег на голову области. Идеальным выходом, по мнению Берии, было признание территории пришельцев закрытой территориально-административной областью. Но и здесь были свои подводные камни – из-за того, что Харьков являлся ключевым транспортным узлом, полностью блокировать область не представлялось возможным, да и это было бы невыгодно в экономическом плане. С другой стороны, повышался риск утечки информации в третьи руки. Так что, каждый шаг должен быть обдуман и взвешен не один раз. Берия просто не имел права на ошибку и понимал, что должен балансировать по тонкой грани, с одной стороны которой была необходимость взятия под контроль и советизации попаданцев, а с другой понимание того факта, что это должно пройти наиболее мягко – от вооружённого конфликта пострадают все. Нет, большой войны харьковчанам, конечно, не выдержать. Но, произойди что, без большой крови не обойдётся. У всех ещё был свеж в памяти урок финской войны и числа потерь, которые понесла Красная Армия. Да и не нужно было военное столкновение с Харьковом. Ведь кроме того, что погибнет большое количество народа, что в теории ещё можно было пережить, увеличиваются шансы на то что в ходе операции будут уничтожены невосстанавливаемые артефакты и сам факт переноса станет известен всему миру.

— Ладно, надо сделать небольшой перерыв, — Лаврентий Павлович отложил бумаги, снял пенсне и устало потёр переносицу. Затем вызвал секретаря и приказал принести стакан чаю.

Ожидая, пока чай заварится, Берия несколько раз прошёлся по кабинету, задумавшись о всём том, что о нём стали говорить после ареста. Картина получалась неутешительная – слишком многие отреклись от него, как только представилась такая возможность.