Муза - Эмма Скотт

десятилетний ребенок в начальной школе, которого дразнили большие дети за обедом. Парни сгрудились, разговаривая и хихикая между собой, а затем помахали мне рукой.

"Может быть, в следующий раз, приятель!"

"Увидимся!"

Я вздохнул с облегчением, когда они ушли... и проклял свою неосторожность час спустя, когда они загнали меня в угол, когда я шел к автобусной остановке. Меня прижали к стене между аптекой "Бутс", закрытой на ночь, и заброшенной парикмахерской. Двое мужчин держали меня за руки, а третий рылся в моей куртке.

"Не надо, пожалуйста..." прохрипел я, борясь с собой, хотя сердце билось о ребра, как дикий зверь.

"Пожалуйста", - передразнил парень, засунув руки в мои карманы. Он подошел к моему бумажнику - толстому от сегодняшних продаж - и очистил его. "Такой вежливый".

Он сжал купюры в кулаке, а затем ударил меня в живот. Другой удар пришелся справа и ударил меня по лицу, сбив мои очки на землю. Я услышал хруст стекла, затем снова - громче - один из парней сильно наступил на линзы, разбив их в пыль. Еще один удар; я почувствовал, как зубы рассекли мою нижнюю губу, и кровь брызнула на тротуар. Парни, державшие меня, отпустили, и я рухнул на землю, свернувшись в клубок в слабой попытке отбиться от ударов и пинков, которые сыпались со всех сторон.

В конце концов, шум крови в ушах утих, как отлив, и я понял, что остался один. Боль охватывала каждую часть меня. Я медленно сел. Кровь капала изо рта, носа, из пореза над глазом. Я осторожно вдохнул. Бока болели, но ребра не сломаны. Я надеялся.

Долгие мгновения я сидел у стены и смотрел на пустой переулок в наступающей темноте. Они забрали мой этюдник, а бумажник лежал на грязной дорожке, как мертвая птица, открытый и пустой. Того, что я заработал в тот день, хватило бы на две недели аренды. Мимолетная мысль о том, что я мог бы рисовать больше, то появлялась, то исчезала - оправа моих очков была погнута и перекручена, в ней валялось то, что осталось от линз.

Я проанализировал свои чувства по этому поводу и обнаружил, что у меня их нет. Ни отчаяния, ни тревоги, ни страха. Я был где-то ниже их всех, и это должно было пугать меня больше всего.

Наступила ночь, а вместе с ней и холод. После этого я бродил по городу. Прохожие смотрели на кровь на моем лице, с которой я ничего не делал, и обходили меня стороной. У меня не было ни плана, ни направления. Уличные знаки были для меня размыты. Темза оставалась справа от меня, и в конце концов я оказался на мосту Блэкфрайерс.

Вода была черной и неподвижной, только несколько рябин блестели серебром под лунным светом. Я засунул кулаки поглубже в карманы, ища тепла, которого там не было. На меня навалилась усталость, которая не имела ничего общего с бессонными ночами. Это была усталость, которая возникает, когда несешь тяжелую, невидимую ношу, которую никто не может увидеть или потрогать.

Я посмотрел вниз, на тихий и неподвижный участок моста, и почувствовал желание бежать. Никакой цели; просто бежать, пока мои легкие не сгорят, а щеки не станут горячими от холодного ночного ветра. Бежать и бежать, пока я не окажусь в другом месте. Пока я не стану кем-то другим. Может быть, по пути тяжелый груз моего существования спадет, и я освобожусь от него.

Я перевел взгляд на черную воду.

А может, я просто исчезну.

Перевод: https://t.me/justbooks18

Глава 8

Коула нет в его крошечной коробке из-под обуви.

Я жду столько, сколько позволяет мое терпение - десять минут, - а затем взлетаю в небо, чтобы найти его. Сейчас он просто чудовищный, этот Лондон. Со времен моей жизни он превратился в разноцветный лабиринт из станций метро, такси и даже чертова колеса обозрения. От замка Тауэр теперь легко дойти до магазина Tesco.

Но под огнями и современной архитектурой скрываются воспоминания моего детства. Никакие годы и перестройки не смогут похоронить боль, которая живет в костях этого города. Против моей воли воспоминания выползают из неглубокой могилы, в которой я их похоронил.

Волнение от того, что мой дядя приехал в замок Хевер с визитом.

Еще большее волнение и гордость от того, что он хотел взять меня в свою карету для поездки в город.

Как это волнение превратилось в кошмар, от которого я никак не мог очнуться.

Как дядины люди в печатках сидели у пассажирского отсека кареты, не слыша моих криков. Они вели белых лошадей-близнецов по ухабистой дороге, не обращая внимания на то, что дядя делал со своим десятилетним племянником по другую сторону перегородки.

Сотни пар крыльев мелькают в памяти, но часть меня приветствует неприятные ощущения. Это напоминает мне, почему людям нельзя доверять, их нужно уничтожить. Уничтожить, как они уничтожили меня.

Высоко над черной лондонской ночью я переключаю свое внимание на текущую задачу. Человеческое отчаяние имеет резкий запах; город кишит им, но от Коула он исходит как пар. Я нахожу его на мосту Блэкфрайерс. Он стоит, облокотившись на перила, и смотрит в черную воду.

К моему удивлению, Близнецы притаились по ту сторону завесы, приблизившись к Коулу настолько близко, насколько осмелились, и капают ему на ухо свое коварство, словно яд. Я перехожу на другую сторону и с рычанием бросаюсь на них.

"Убирайтесь, мерзость", - говорю я, расправив крылья во всю ширь, в черных ямах моих глаз пылают огонь и гнев. "Вы вторглись на мою территорию".

Киб - в бесформенной тряпке платья - отстает от сестры и смотрит на меня сквозь свои всклокоченные седые волосы. Дебер смелее; она смотрит на меня глазами цвета гноя. Обе машут прозрачными, покрытыми прожилками крыльями, пока вокруг них жужжит туча мух. Им не хватает гладкой полировки моих жуков.

"Амбри". Дебер оказывает мне насмешливую любезность. "При всем уважении, мы нашли его первыми".

Ни в ее ухмылке, ни в непристойном хихиканье, исходящем от ее сестры позади нее, нет никакого уважения.

"Ты вмешиваешься в задание, данное мне Асмодеем", - говорю я. "Этот человек - моя избранная цель".

"Так мы слышали. И все же мы загнали его на мост. До самого моста..."