Панк-рок. Предыстория. Прогулки по дикой стороне: от Боба Дилана до Капитана Бифхарта - Кузищев Михаил Юрьевич

Вспоминая те далекие времена, Эд Сандерс рассуждал о том, что The Fugs стали первопроходцами: «Когда мы образовались, фолк-рок еще не превратился в слово через дефис[24]. Хиппи не повернулись лицом к поэтам-битникам, мы существовали в до-фолк-роковой, до-хипповой бит-эпохе»[14]. Во времена опрятных бит-групп длинноволосые люди с гитарами казались чем-то вроде оксюморона. Неудивительно, что им приходилось сталкиваться с самой противоречивой реакцией. «Люди просто не могли поверить, они говорили: "Бог ты мой, да никому не нужна патлатая рок-н-ролльная группа!" На дворе был 1965-й! – вспоминал Кен Вивер. – Я даже не помню, что за хрень была популярна в то время, но точно не фрики. Никаких групп из хиппи тогда не существовало, было только дерьмо вроде этой группы – надо записать название на бумажку, все время забываю – The Dave Clark Five, вот – все эти битло-имитаторы, милые люди. Мы не были милыми»[15].

Первый студийный опыт

Неудивительно, что довольно быстро The Fugs получили возможность увековечить свои произведения в студии. Помощь им оказал их большой поклонник Харри Смит – известный нью-йоркский битник, мистик, художник, режиссер, апологет черной магии и расширяющих сознание препаратов. Кроме того, Смит был известен тем, что предоставил свою обширную коллекцию древних (начиная с 1927 года) пластинок для издания на знаменитой «Антологии фолк-музыки». Продюсер Мозес Эш выпустил ее на своем лейбле Folkways Records. Антология не только завоевала культовый статус среди нового поколения фолк-сингеров, но и стала одним из самых значимых культурных памятников в истории американской музыки XX века. Вполне вероятно, что Харри Смит воспринял The Fugs как еще один реликтовый фолк-ансамбль, представляющий этнографическую ценность. Он рассказал Эшу, что обнаружил интереснейший «джаг-бэнд»[25]. Используя этот термин, Смит сумел договориться о выделении группе студийного времени и вызвался контролировать процесс звукозаписи.

В апреле 1965 года The Fugs впервые переступили порог студии. Их ударный состав состоял из Сандерса, Купферберга, Вивера, Стэмпфела и Вебера. «На первой сессии мы даже не знали, что нужно стоять лицом к микрофонам»[16], – вспоминал Сандерс. Звукоинженер просто включил запись и не выключал ее все то время, пока The Fugs исполняли свою заранее заготовленную программу. Впоследствии Сандерс предполагал, что инженеру было сложно понять, где заканчивается очередной номер и начинается какое-нибудь спонтанное звукоизвлечение. «Не останавливайтесь!!», – орал на них из микшерской комнаты Харри Смит, и The Fugs не останавливались. За трехчасовую сессию в два прогона они успели записать 23 песни (Сандерс: «в зависимости от того, что понимать под словом "песня"»[17]), а также заключить «самый ужасный контракт в истории звукозаписывающей индустрии со времен Ледбелли». Поскольку запись не выключалась, процесс заключения ужасного контракта был также увековечен для будущих поколений (видимо, в назидание).

Студийная карьера The Fugs стартовала с композиции "We’re The Fugs", их гордого гимна самим себе. В этом дружном хоровом распеве, автором которого выступил Сандерс, музыканты сообщали миру, что ненавидят войну, любят «траву» и секс (вдвоем и втроем, вчетвером и впятером) и что живут в Ист-Сайде. Сандерс также включил в программу номер "Swinburn Stomp": слегка озверелые, но ритмичные декламации стихов английского поэта Элджернона Чарльза Суинберна в сопровождении первобытных звуков стукающе-брякающего характера, дудения дуделок модели «тещин язык» и нездоровых воплей. Тему разбитой любви затрагивал номер "My Baby Done Left Me", который группа исполнила «а капелла» с залихватскими йодлями. «Моя милая меня кинула, и я чувствую себя как доморощенное дерьмо», – изливал душу Сандерс.

Тули Купферберг не отстал от своего коллеги и ответил целым рядом нетленных композиций, вполне отражавших его неукротимый радикальный дух. Особенно хороша была "CIA Man" («ЦРУшник»). Эта еще сырая и не очень стройная версия прославленного впоследствии номера тем не менее уже демонстрировала могучий художественно-эстетический и социально-политический потенциал: «Кто убьет генерала в постели? / Кто свергнет красного диктатора? ЦРУ, гребанный црушник! Кто купит правительство по дешевке? / Кто сменит кабинет без шума? ЦРУ, гребанный црушник». Возрастной и опытный Тули считался главным донжаном группы, однако композиция "My Bed Is Getting Crowded" («В моей постели становится тесновато»), в которой автор жаловался на излишне интенсивную личную жизнь, также затрагивала политические темы. Песня предвещала, что «Коммуняки захватят Бруклин и NASA», ведь «у коммуняк хорошие солдаты, потому что у них нет времени трахаться». А песня "Coca Cola Douche", повествовавшая об использовании для целей женской гигиены известного напитка, имела и вовсе непристойный текст, который мы не решаемся привести в этой музыковедческой работе. Однако были и более серьезные произведения. Тули давал морально-нравственные наставления слушателям в композиции "The Ten Commandments"[26] («Не убий и не возжелай соседской задницы») и демонстрировал незаурядный талант мелодиста (или феноменальную память на песни) в крайне привязчивом номере «Defeated» («Побежден»), содержавшем элементы фолка и блюграсса. Главный герой последовательно терпит поражение от мамы (она не дает ему трогать «писю и сиси»), учителя (который запрещает петь за столом и залезать на дерево), а также от священника, от правительства (которое хочет отправить его в армию) и от начальника (который хочет купить его жизнь за три тыщи баксов в год и освободить после шестидесяти).

«Ночь напалма» и второй студийный опыт

Пока пленки, записанные для Folkways, ожидали своего часа, группа продолжала активную концертную деятельность. The Fugs со своими неординарными талантами, артистизмом и тягой к самовыражению быстро осознали, что им не хочется оставаться всего лишь «музыкальной группой». Во-первых, с музыкой у них были довольно сложные отношения, а во-вторых, Сандерс и Купферберг все равно не были заняты игрой на музыкальных инструментах, так что могли себе позволить любые вольности. Все это привело к тому, что The Fugs начали насыщать свои концерты всевозможными перфомансами и театральными сценками. Эд Сандерс вспоминал: «Это была эра хэппенингов. Можно было наполнить ванну вишневым желе, раздобыть стробоскоп, развесить какие-то картины и устроить хэппенинг в галерее. Мы выступали во всех этих галереях. Мы пели и орали наши песни, но у нас было хорошее чувство ритма»[18]. Довольно скоро стало ясно, что галереи становятся тесны для сценических экспериментов The Fugs, а также для всех желающих на эти эксперименты посмотреть. Летом группа начала серию выступлений в театре «Бридж», расположенном в квартале Сент-Маркс-плейс. Театр был одним из центров авангардной культуры Нижнего Ист-Сайда, и в то же самое время там демонстрировались фильмы Энди Уорхола и Стэна Брэкиджа, давал концерты композитор Джон Кейдж.

Представления The Fugs, как и их песни, всегда отражали глубокую озабоченность музыкантов проблемами современности – тем более, что проблем хватало. 7 августа на сцене театра «Бридж» The Fugs устроили свою историческую «Ночь напалма».

Афиша мероприятия гласила: The Fugs! представляют «НОЧЬ НАПАЛМА» в поддержку непредставленных людей. Песни против войны. Рок-н-ролльные бомб-визги. Террор сквозь стену! Хэви-металлические оргазмы! Смотрите, как все Fugs погибают во время напалмовой бомбардировки! Наблюдайте отрыгивание интеллектов во время новой макаронной смерти! Всего один вечер. Вход: $ 1.50.

В день концерта музыканты и их соратники наварили внушительные запасы спагетти, щедро замешали в них соус и принесли это блюдо на концерт. Когда подошел кульминационный момент выступления, The Fugs, дружно распевая «Нет искупления!», начали беспощадную макаронную атаку на своих зрителей. В зале моментально разгорелось макаронное побоище. Пригоршни спагетти летали туда-сюда. В разгар сражения Эд Сандерс обратил внимание на сидящего в первом ряду Энди Уорхола. Отец поп-арта имел безупречный вид: галстук, кожаный пиджак и аккуратно зачесанные белые волосы. Фронтмен The Fugs действовал решительно: «Я набрал примерно фунта полтора макаронной смерти и щедро метнул их прямо в физиономию великого художника, дав ему символическое представление о том, что американские самолеты творили в Юго-Восточной Азии»[19].