И все-таки это судьба (сборник) - Лариса Райт

В кабинет заглядывает подружка Оля – Ольга Яковлевна, руководитель академического хора.

– У тебя «Французской песенки» не завалялось?

– Поищи, – Дина кивает на шкаф, – но, по-моему, Чайковского уже давно разобрали.

– И, естественно, безвозвратно?

Дина только руками разводит. Естественно. Она очень рассеянна. Не помнит, кто, когда и что взял. Как уж тут уследить за возвратом?

– В шесть собрание, – напоминает Ольга Яковлевна и раздраженно хлопает дверью. Дина улыбается. Подруге идет эта напускная серьезность и статусность. Пришлось напустить после назначения замом директора. Теперь на ней все организационные школьные мероприятия. Есть любимые: концерты, конкурсы, выпускные вечера и другие праздники. А есть отвратительные, которые Оля терпеть не может, поэтому взывает к Дининой помощи. Субботники или, как сегодня, родительские собрания. Там вечно одно и то же. Сплошное унижение и никакой отдачи. Будьте добры, хоть кто-нибудь, вступите в родительский комитет. Купите детям подарки, займитесь пошивом костюмов. А не согласитесь ли прийти на субботник? Забор надо покрасить, цветочки посадить. Для деток же ваших, для красоты, для уюта. И все это приходится говорить под зевки и скучающие взгляды. Сидят родители, скучают, смотрят на часы. Скорее бы все закончилось – и домой. И педагоги о том же думают. А нельзя не встречаться, нельзя не просить. Потому как на своем горбу все не вытянешь – сдохнешь. Ни сил нет, ни средств. А главное – желания. Разве это наши дети? Ваши! Разве это наша школа? Ваша!

А эти бесконечные опоздания и отлучки! Репетиция песни – скрип двери:

– Извините, мы в пробку попали. – Выезжайте пораньше, буржуи!

Диктант по сольфеджио. Аудитория – сплошное внимание. Как важна акустика, точность каждого звука, слышимость каждой ноты. Робкий стук:

– Простите, можно войти? – Ну, конечно, входи, Вася, Люся, Женя. Сейчас мы снова будем настраиваться на нужный лад и начинать сначала, потому что ты всех сбил (сбила) и теперь вместо пятерок в ведомости будут сплошные трояки, потому что поймать тонкость звука после твоего вторжения уже удастся немногим.

Или ты готовишься к важному концерту. Не просто так твой ученик вышел, попел для родителей, сорвал слезы умиления и благодарные аплодисменты. Конечно, что может быть важнее для воспитанников, чем признание родных? Но вот педагогу необходимо еще и профессиональное признание. У него от такого концерта и звание может зависеть, и карьера, и нагрузка, и материальное, между прочим, положение. И вот ты готовишься, бьешься над каждой нотой, выстраиваешь хор, и тут:

– Ой, вы не будете против, мы еще на несколько дней после каникул задержимся? Все-таки неделя для Таиланда – маловато. Учитывая перелет, только пять дней на отдых. Так что Леночка пропустит два занятия.

А Леночка у тебя солистка. На ней все выступление держится. А без Леночки солисткой придется ставить Катеньку. Она, конечно, тоже хорошо поет, но не прекрасно. И ты заранее понимаешь, что плакала твоя премия и хвалебные отзывы, и ценность в пусть узких, но таких важных кругах. Но ничего не поделаешь. Леночка летит на далекий остров кушать экзотические фрукты, а ты остаешься со своими проблемами, никому не нужная и никем не защищенная. Тут и начинаешь думать, что не так уж суровы немецкие законы, согласно которым, уезжая из страны не в каникулы, родители обязаны предъявить на границе письменное согласие школы. А школа свое согласие выдаст исключительно по важным и безотлагательным причинам. И отпуск родителей такой причиной никак не является. Будьте добры планировать. А не можете – платите штраф. В этом случае горечь от замены солистки можно было бы подсластить финансово. А так – сплошные потери без всяких накоплений. Если что и копится, то исключительно раздражение. Особенно перед очередной встречей с родителями.

Нет, ну, конечно не все такие. Есть и обязательные, и ответственные, и понимающие. Их большинство. Но почему-то хорошее воспринимаешь как нечто естественное, а на плохое реагируешь очень остро.

Вот Ольга на родительские собрания в последнее время реагировала именно так. Заранее считала, что придется унижаться и уговаривать. Заранее настраивалась на плохое. А Дина была более мягкой, менее ранимой. Ответственности за ней не числилось, так что если не уговорит, то и не расстроится, и спроса с нее никакого. И вообще, поуговаривать с нее не убудет. Сколько себя помнила, только этим и занималась.

Маленькой все время уговаривала бабушку не ворчать. У той все и всегда было плохо, неправильно и не так, как должно. Мама плохо готовила, папа мало зарабатывал, Дина не умела завязывать шнурки, погода была ужасной, соседи противными, голуби надоедливыми, собаки брехливыми, жизнь отвратительной. Родители, кажется, привыкли к бабушке. Смирились. Папа, видимо, считал, что теща должна быть именно такой, и нечего на судьбу пенять. Ну, шепчет себе под нос всякие гадости, пускай. Не препираться же, право слово. Мама посмеивалась, говорила:

– Мамочка, как хорошо, что ты моя мама, а не свекровь. Я бы переживала.

– А можно и попереживать, коли руки из одного места растут, – хмурилась бабушка.

Мама только отмахивалась и снова смеялась:

– Что выросло, то выросло.

Как правило, список бабушкиных претензий к родителям мало видоизменялся, а вот к Дине, по мере ее взросления, постоянно предъявлялись новые требования:

– Не шаркай! Не чавкай!

– Не сутулься, лежишь на столе! Глаза окосеют, спина окривеет, да и буквы красивее не станут.

– Пальцы поднимай выше! Что ты их растопырила, будто тесто месишь?!

– Географию учи! Мне не интересно, что у тебя концерт. Советский человек обязан знать, где находится Шушенская ГЭС!

– В Шушенском, ба.

– Изволь показать на карте.

– Где-то тут. – Дина тыкала ручкой наобум куда-то на Север.

– В Мурманске, значит, вертихвостка?!

– Я не вертихвостка, ба, я вертиручка. – Ну какая тут география, когда завтра первый в жизни концерт в консерватории. И она – Дина – будет выступать на одной сцене с Крайневым, Петровым, Трифоновым. Конечно, ей до них как до луны. Дину и поставили-то на разбивку известных музыкантов только потому, что ее педагог тесно дружит с мамой одного из них. Ну и похлопотала за свою талантливую ученицу. Все щебетала:

– Это только начало, Диночка, ты уж не подкачай. Это шанс, второго может и не быть. Воспользуйся!

А тут бабулечка со своей географией и рассказами о долге советского человека, когда и человека-то такого уже нет. Все развалилось, осталось только искусство. Оно вечно, им и надо заниматься. Но этого Дина бабушке не объясняла, просто уговаривала не переживать, потерпеть, не ворчать. Она не умела смеяться над бабушкиными придирками, как мама, или пропускать их мимо ушей, как папа. Дина реагировала. Но спокойно, без нервов, только и повторяла: «Бабулечка то, бабулечка се».