Ключи стихий - Тимофей Печёрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Делиться своими соображениями на сей счет с девушкой-воровкой Ролан не стал. Справедливо полагая, что это нежданное умение Аники — взаимодействовать с Ключом Огня — вполне еще может пригодиться. В конце концов, их общая миссия покамест была далека от окончания.
Пока же следовало переходить к следующему этапу плана. И теперь черед действовать пришел для Джилроя. Если уж он сумел не так давно проникнуть в замок Каз-Рошал, считавшийся неприступным, то подобраться к дворцу каатского султана для него должно оказаться вообще парой пустяков.
На задание Джилрой отправился, когда стемнело. Одновременно Ролан и Аника покинули постоялый двор, и нанятый экипаж повез их в порт. Ждать возвращения веллундца оба предпочли уже на борту «Перста Сабрины», сочтя, что так будет безопаснее. Особенно, если, во-первых, фрегат королевского флота будет готов к отплытию, а, во-вторых, пропажу Ключа вскоре обнаружат, и погоня окажется сообразительной. Так вот, в случае ее сообразительности подозрение сразу падет на людей, намедни просивших султана отдать Ключ. А заведений, предоставляющих приют иноземным гостям, в Вургаарре было не так уж много. Соответственно, не потребуется много времени, чтобы найти нужное. Особенно, если в поисках похитителей будет участвовать весь городской гарнизон.
Как и подобает кошкам, кааты переносили темноту куда лучше людей. И не так нуждались в свете. Поэтому Ролану и Анике ночная столица Султаната показалась непривычно темной, просто-таки погруженной во мрак. Если в королевстве хотя бы главные улицы были освещены фонарями, висящими на стенах, то в Вургаарре ничего подобного не было. Разве что отдельные окошки в некоторых домах источали тусклый свет. Как звезды — ни дать ни взять.
Как и все воры, привыкшая промышлять по ночам, Аника темноту воспринимала с деловым равнодушием. Не будучи временем для сна и вообще для отдыха, ночь, напротив, требовала от людей ее ремесла лишь большей сосредоточенности.
Другое дело — конфидент. Погруженные в темноту улицы и отсутствие хотя бы маленького фонарика в самом экипаже, не говоря уж о прошедшем, довольно-таки суетном, дне сделали свое дело. Путь в порт с каждой минутой казался Ролану все более длинным и утомительным. И навевал дрему.
Конечно, понимая, что и время, и место для сна неподходящие, первые несколько минут конфидент боролся-таки со сном. Однако желание хотя бы закрыть глаза и вздремнуть (всего-то на минутку!) только усиливалось.
Наконец, когда экипаж прошел больше половины пути до порта, Ролан сдался. И едва он, откинувшись на спинку сиденья, лишь чуточку прикрыл глаза… окружающий мир, пускай ненадолго, но перестал существовать для него.
Зато почти сразу глаза застил неведомо откуда взявшийся свет — яркий, ровный и белый.
Глава четвертая
Белизна не была похожа ни на что, когда-либо виденное Роланом. Ни на молоко, ни на снег, ни на облака. Она вообще казалась не от мира сего в своей незамутненности и абсолютности.
Ничего вокруг себя, кроме этого белого сияния, конфидент не видел, сколько бы ни оглядывался. Ни сверху, ни вокруг, ни даже под ногами. Но ощущал при этом, как ни странно, что стоял на чем-то твердом — на какой-то опоре. А не парил или висел в воздухе.
Сочеталась белая пустота с абсолютной тишиной и отсутствием какого-либо движения. Вместе они действовали на Ролана угнетающе, притупляя чувство направления, вызывая ощущение глухоты и слепоты, и заставляя мысли путаться — не давая голове сосредоточиться хоть на чем-нибудь.
И потому примеченное вдалеке нечто движущееся конфидент воспринял даже с облегчением. Оттого что одним своим появлением оно нарушало эту треклятую безмолвную белизну — своей непоколебимой законченностью не приемлющую любые проблески жизни.
Движущийся предмет приближался. Очень скоро Ролану удалось распознать в оном человеческую фигуру в белых одеждах. А затем даже взглянуть в ее лицо… не без труда, но узнав в оном черты своего покойного телохранителя.
Волосы у Крогера теперь были неестественно-светлые, под стать этому белому миру. Однако не седые — напротив, после смерти бывший капитан городской стражи Нэста казался моложе. Вероятно, из-за кожи: теперь она была бледно-розоватой, почти как у ребенка. Да, вдобавок, без морщин, следов загара и ничуть не обветренной.
Даже глаза Крогера казались белыми из-за почти выцветшей радужки.
— Крогер? Но ты ведь… — от изумления, переходящего в страх, слова и фразы выбирались изо рта Ролана, как незадачливый путешественник из трясины — короткими, неуклюжими рывками, — а раз так… то выходит… и я… тоже?..
К внутреннему его облегчению покойный телохранитель покачал головой.
— Не, вряд ли, — голос его прозвучал не по-человечески гулко и чуточку протяжно, — просто есть добрый человек. Он и устроил нам эту встречу.
— Добрый человек? — переспросил Ролан и сам удивился неожиданной громкости собственной речи. Захотелось даже уши зажать.
— Меня зовут Руэри, — еще один голос раздался у него за спиной, причем звучал куда привычнее, почти как в мире вещей и живых людей. Разве что с ноткой высокомерной иронии… к чему, впрочем, конфидент успел привыкнуть благодаря светским беседам на балах в Каз-Рошале.
Принадлежал голос невысокому и щуплому молодому человеку с копной курчавых волос, придававших его облику что-то женское. Хотя… так ли молод был этот Руэри? Во всяком случае, взгляд его был взглядом изрядно пожившего и даже чуточку уставшего человека.
— Брат Руэри, — не спросил, но, скорее, уточнил Ролан, — отступник из Братства Прирожденных.
Упоминание о предательстве, казалось, ничуть не смутило невысокого кудрявого человека. Но хоть слегка, но задело.
— Первое: никаких братьев у меня нет, и не было, — произнес он сухо, — в семье я рос один. А теперь, тем более, нет у меня и семьи. Не знаю, сколько я проспал, но думаю, вряд ли мои родители все еще живы. Ведь они были простыми смертными. Простыми людишками, копавшимися в грязи и не помышлявшими о большем. Теперь второе. Как по мне, так называемое Братство — лишь горсть могущественных недоумков. Могли ведь быть почти, как боги… но почему-то готовы свалить свои способности в нужник. Ради чего? Спасения смертных? Но смертные, во-первых, сами виноваты, а во-вторых, неплохо научились убивать друг дружку без всякого Повелителя. И если кто и предал так называемое Братство, то это само Братство, не я. Сами посудите… благородный господин. Как вы назовете… например, барона, бросающего перед лицом опасности родовое имение? Или полководца, удирающего с поля битвы? Конечно, предателем. Предателем и трусом.