Травница - Анна Йоль

Пробуждение было не из мягких: кто-то основательно решил вытряхнуть из меня весь дух и что-то рокотал на ухо. Я взвыла, когда больная рука ударилась об перила и зашипела.

— Ну наконец-то! — В тусклом свете ещё не вставшего солнца, я узнала хозяйку трактира.

— Что? Что происходит? — Я раздражённо потёрла глаза.

— По твою шкуру через час придут, травница.

Я замерла и испуганно уставилась на неё. Откуда, Рииг её возьми, она узнала?

— Я же не дура. — Прищурилась она. — Да и пьяный охранник обмолвился, что объявили награду на поимку девки-вуморта и хитрой травницы-отравительницы по совместительству.

— Хочешь меня сдать? — Мне пришлось постараться, чтобы голос звучал уверенно.

— Нет. — Решительно отрезала рыжеволосая. — Я спасаю твою шкуру, так что пошевеливай своей задницей и мчи к воротам, первая телега отходит через десять минут.

Я молниеносно начала запихивать вещи в сумку, не обращая внимание на вновь разнывшуюся руку. Чёрт, я даже на день их не опережаю. Пусть горят, синим пламенем эти Труда и Халвен. Ублюдки.

— Через окно лезь. — Женщина махнула рукой и заносчиво пояснила, — Так я смогу объяснить, как ты сбежала.

— Зачем ты мне помогаешь?

— Я не люблю гномов, — она выдержала паузу и подмигнув, продолжила, — и люблю Рииг.

Из декольте она приподняла знакомы красный камешек.

— Спасибо — искренне сказала я.

Женщина добродушно улыбнулась:

— Прощай и береги себя, — а затем, развернувшись, тихо вышла.

— Первое впечатление обманчиво, да? — прошептала я пустой комнате и выпрыгнула в окно.

Горькая жидкость обожгла язык и меня почти вывернуло, но позволять себе такую роскошь нельзя. Обезболивающего из зверобоя и полыни осталось на дне, а рука даже близко не зажила.

Я покинули Глушек, когда ещё не рассвело и понурый возница сообщил, что будет делать крюк через две мелкие деревни для набора людей. По своей дурости и чрезмерной сонливости, я проспала запланированные остановки и изнывала от боли следующие сутки. И сейчас, наконец, извозчик надумал дать отдохнуть лошадям и пассажирам.

Я осторожно разбинтовала раненую руку и в недовольстве поджала губы: красная, обожжённая по локоть кожа ныла, но уже кое-где начала розоветь. Кисть с трудом, но по немного разрабатывалась. С медицинскими возможностями моего мира, заживление можно было ускорить вплоть до месяца, и главное, убрать постоянную режущую боль. Но в Валараме, увы, не было ни морфина, ни новокаина, ни раствора глюкозы, как только обошлось без ожогового шока. Здесь моим лечением были: чёрная бузина, зверобой, кора дуба и молитвы к Рииг.

Во рту продолжало зудеть, и я отпила глоток своего драгоценного чая. Запасы еды, денег и медикаментов истощались пугающе быстро. Из-за недееспособной руки мои знахарские возможности были на нуле, а вместе с ними и вероятность заработка. «Ты в заднице!» — охарактеризовала бы Мика моё сегодняшнее положения. Да, точнее, и не скажешь.

Сколько же недель я в дороге? Всего полторы недели, как я покинула Красный Лист и первых по-настоящему добрых ко мне… существ. А казалось, что прошла вечность.

Пока я обрабатывала рану, воспоминания плавно текли в моей голове.

Первые обрывки памяти были составлены из страданий в моей тёмной комнате. В голове был туман, но тело горело и рука, словно опущена в лаву, доводила до агонии и хрипов, из-за боли я периодически теряла сознание.

В бреду мне виделась семья: мама недовольно бурчала, сводя брови в раздражении и отчитывая меня за неосторожность, а папа же сочувственно гладил по плечу. Я отчётливо помню, как будто это въелось в меня, что странная женщина стояла у ног и просто смотрела. Её красивое лицо было из камня, и только в синих глазах бушевало пламя. Тогда я подумала, что смерть пришла за мной, но моргнув, я увидела только Тиву. Заплаканная женщина смазывала меня чем-то дурно пахнущим, и каждый раз теряя сознание, я отмечала, что вместо цветков Поуса, нужно было положить зверобой…

Отдавать себе отчёт и сносно мыслить, я смогла лишь через несколько дней. Землистое лицо Тивы и её припухшие глаза снятся мне каждую ночь, я у неё в неоплатном долгу за спасение жизни. Она обхаживала меня все недели, которые я не могла нормально есть, ходить и даже говорить. А бедняжка Укко… Он страдал вместе со мной.

Восстанавливалась я долго и плохо — Тива, по незнание лечила меня не тем. А когда я смогла исправить её, правая рука, которой, не отдавая себе отчет, оттолкнула горящую балку, была самой воспалённой и я опасалась, что дальше могу остаться и без неё. Но спасибо Рииг, не так страшен черт, как я думала и у меня получилось её немного «починить». Хотя способность делать что-то ею была почти утрачена. Надеюсь не навсегда…

Свою боль и переживания я продолжала «запивать» чаем, постоянно экспериментируя с различными добавками.

В фильмах и литературе часто описывают поворотные часы, когда жизнь проносится перед глазами. Я не верила в это до того злополучного дня. В тот момент, когда я чётко осознала, что со мной произошло и по чьей вине, во мне открылось второе дыхания, и я пообещала себе — сделаю все, что в моих силах, чтобы жить. Хотя бы назло одной змее.

Так, мы и познакомились со Старостой: я представилась, а он сообщил неутешительные новости. Обычного роста для гнома, представительный шатен с сединой, слегка тронувшей виски, был вежлив и сострадателен, несмотря на все, он обещал, что больше проблем в деревне у меня не возникнет. Я лишь улыбнулась, зная, что это не в его силах. Домочадцы старались подбадривать меня и всячески утешать, но напряжение и тревогу охватившую их было видно в непроизвольных жестах и глазах. На все мои конкретные вопросы они «разводили воду» и отшучивались.

Всё вскрылась, когда я смогла самостоятельно передвигаться и не была так уж бессильна.

— Всё хуже, чем мы думали… — За полночь, около кухни, за закрытой дверью услышала я усталый голос Старосты. Вовремя мне захотелось пить.

— Насколько? — Серьёзно спросил Вайкей.

— По слухам, Труда, отправила птицу своему зятю, а он не последний человек в Лесной Долине.

— И что именно она хочет наплести?

— Ты что её не знаешь? — Огрызнулся староста. — Отравительница, лихой вуморт, опасаться и не пускать никуда. Возможно, предложат плату за поимку.

Я обессилено, прижалась к стене. Нет, ну точно нужно было Халвена отравить. Хотя бы было за что страдать.

— И мы не можем ничего сделать? — Сдавленный, тусклый голос Тивы отдался резью в сердце.

— Дело в том, что ничего! — Раздался грохот, наверное, Халвен стукнул по столу. — Разве держать её в поле зрения и оберегать. Но не очень у нас вышло.

— Да и проблем не оберёмся мы из-за этого. — Сухо добавил Староста.

— Ты предлагаешь бросить её на растерзание Труде? — Возмутилась русоволосая. — Так нельзя!

— Да знаю, что нельзя. Но лучше бы ей, вообще, из Лесной Долины бежать. Эта волочайка ей жизни не даст.

— Куда она раненая такая поедет? — В голосе Тивы чувствовались слёзы. — Она беспомощна, как ягнёнок…

— Успокойся, милая, мы что-то да придумаем. — Утешал её Вайкей.

Дальше я не слушала, а вернулась в свою комнату и собрала пожитки. Грамота, накопленные деньги, одежда, нужные припарки и заварка для моего особого чая, были аккуратно утрамбованы в добротный мешок, купленный на ярмарке. Времени было много — возница отъезжает на рассвете, так что я не торопилась.

Я привела в порядок вещи, которые не брала с собой и принялась писать прощальное письмо. Я вылила все, что у меня было на душе: мои благодарности Тиве, Вайкею, Старосте и Яриме, пожелала им всех благ и процветания. Лично Яриме — найти достойную девушку, а не убиваться за дылдой мной. И приписала, что оставляю Тиве травнические книги и, надеюсь, что они ей пригодятся. Слез не было, а только странное чувство пустоты.

С тоской окинув моё пристанище, тихонько, никем незамеченная, ушла навсегда.

Медленно идя по улочкам, почти родной деревни, я думала о том, как бы сложилась моя жизнь, «упади» где-то в другом месте. Меня бы там сразу как ведьму сожгли? Или чуточку подождали?

Так же я не попрощалась с одним важным для меня валарамцем, но я знала, что он ещё меня нагонит:

— И, даже пока не скажешь, расщеколда? — Раздался знакомый бранчливый голос.

— Да, надоел ты мне. Хоть вздохну спокойно.

— Ишь, какая! — Заворчал вигт. — Ничего-ничего. Поймёшь свою утрату, все свои серые глазища выплачешь от горя.

— А я чайка своего выпью. — Притворно весело отвечаю я, но горько улыбаясь.

Потом несколько минут мы шли молча, наслаждаясь последним временем вместе.

— Не зря ты шишигу встретила… — Тихо сказал Укко.

— Ты знал? — Не удивляясь спросила я, давно понимая, что от вигта ничего не скрыть.