Травница - Анна Йоль

Я искала спасение в тени ив и прохладе озера. В те дни, когда меланхолия и скука продолжали быть моими основными спутниками, оно было для меня океаном… Но иногда у Укко и Яримы получалось изгнать их и заменить собой. Мы подолгу дурачились у воды, разговаривали и лепили песчаные замки. Бывало, я представляла себя одним из них: показательно крепкий и стойкий, но от малейшего толчка рассыплется в пыль. Как и на любого человека, на меня периодически находила безысходность и некое отчаяние: зачем я все это делаю? Такие мысли нужно гнать с первой секунды, ибо потом они незаметно обосновываются глубоко в груди и начинают пожирать тебя кусок за куском.

Этот день был одним из таких, вот я и вытащила Укко с Яримой на озеро, лишь бы не оставаться наедине с мыслями. Тут даже чай мой не сильно помогал.

— Ярима, а что на том конце озера? — я пыталась рассмотреть, но различала лишь рогоз, — ни разу там не была.

— Серьёзно? — парень собирался уже выходить из воды, но остановился. — Небольшой лесок и деревянный мостик.

В голове мелькнула озорная мысль:

— А давай, кто быстрее переплывёт озеро?

— Ну я не знаю, там глубоко. — Колебался рыжий.

— Ладно, тогда я сама. — И я резко нырнула и поплыла в противоположную сторону.

Плыла я под водой, пока лёгкие, не загорелись от нехватки воздуха, но и потом не останавливалась ещё минут. И только тогда я развернулась в сторону берега: Ярима взволнованно бродил на мелководье, Укко злобно махал руками. Я усмехнулась и, помахав им рукой, продолжила плыть.

Вода обволакивала и снимала с меня тяжесть дней. Я чувствовала только расслабленность и спокойствие. Почти доплыв до деревянного мостика, о котором говорил Ярима, перевернулась на спину и прикрыла веки.

Сколько я так проплавала — не знаю. Может, время текло быстро или наоборот тянулось и тянулось. Открыла я глаза, когда почувствовала, что солнце перестало припекать — пора возвращаться.

Я подплыла к мостику и попыталась подтянуться, но штанина за что-то зацепилась. Да, я купалась в штанах и плотной рубахе, иначе Ярима не пережил бы эти походы на озеро.

Подёргав так и этак — штаны намертво за что-то зацепились. Нырнув, я заметила, что это был сук и их уже не спасти, благо брюки были старые. Пришлось их снять и оставить озеру на память.

Вот так без штанов, я, наконец, забралась на мостик и замерла. Холодок пробежал по спине — меня пробрало до мурашек. Напротив меня сидела самая настоящая шишига. Да, та кем меня обзывал Укко. Под его описание подходила на все сто: нагая, горбатая растрёпанная женщина с сучковатыми руками, только брюха не было. Её длинные темно-коричневые волосы были перепутаны и все в тине, они свисали толстыми кнутами по плечам. Болотные глаза с перевёрнутым зрачком смотрели на меня не менее удивлённо, чем я.

«Шишиги нападают на пьяниц, съедают и обгладывают их косточки. Временами они озорничают: подкрадываясь к купающимся, и утаскивают их под воду» — вспомнились слова Укко и я сглотнула.

Шишига же перестав изумляться, хищно сощурила глаза и принялась жадно рассматривать меня — какой кусок меня съесть первым. Вариантов отступления у меня не было: обратно в воду, но она явно плавает лучше меня, убежать тоже не получится — нужно пробегать через неё. Она сразу меня убьёт? Или будет держать живой, чтобы мясо посвежее было.

Шишига шумно втянула воздух и… закашлялась.

— Тра-а-авница, — булькающим голосом выплюнуло существо. — Воняет, да и полукровка — невкусно, жёстко.

Последние слова прозвучали обиженно. Но, «воняет, невкусная и жёсткая» для меня звучали словно песнь соловья, как лучшие комплименты. Появилась надежда, что меня не сожрут.

Горбатое существо поглядывало на меня с отвращением и разочарованием. Я попробовала двинуть, но она зашипела и я обмерла.

— А спросить? — строго спросила шишига. Я непонимающе и с мольбой уставилась на существо. Я могу поклясться Рииг, что оно закатила глаза. — Дозволение идти, травница.

— М-можно мне пойти? — голос дрожал, зуб на зуб не попадал. — Пожалуйста.

Шишига демонстративно помолчала, будто взвешивая все за и против, словно на суде Анубиса, когда моя душа противопоставлялась невесомому белому перу. Я чувствовала, как колотиться сердце в груди.

— Ладно. — Существо равнодушно махнуло рукой. — Иди.

Я бочком, потихоньку начала проходить мимо неё. Пройдя шишигу — уже готова была бежать со скоростью света, но она резко схватила меня за руку и притянула к себе. Я упала на колени, и лицо оказалось в нескольких сантиметров от её. Болотные глаза стали ярко изумрудными, а зрачки превратились в щёлочки. Я забыла, как дышать.

— Жди беды, травница. — Смешливый голос был тих. — Бойся людей, гномов и высоких, от других сущих Валарама можно откупиться.

Она отшвырнула меня и молниеносно исчезла в озере. Я же подскочила и сломя голову понеслась прочь.

Бежала я до противоположного берега, не сбавляя темпа. Меня успокоили только Укко и Ярима: они утомлённо сидели под деревьями. Я медленно перешла на шаг.

— Лена! Где ты так долго ходила? — увидев меня, Ярима тут же подскочил. — Несколько часов прош…

Парень ошарашенно вытаращился на меня и словно онемел.

— Ярима? — выдохнула я, но парень зарделся и как ошпаренный метнулся в сторону деревни. Укко захохотал, хватаясь за живот. Я непонимающе уставилась на него:

— Девка, ты где штаны потеряла? — вытирая слезы, спросил вигт.

Точно, а я думаю, что Ярима так убежал, только пятки сверкали.

— Лучше не спрашивай. — Усталость навалилась на плечи, как небосвод на Атланта. Еле волоча ноги, я поплелась в сторону деревни. Без штанов. Домой все не мог насмеяться. — Я больше в озеро ни ногой.

— Что, шишиги боишься?

— О, я прошу тебя, замолчи!

Враг — хорошее средство от скуки. Вот так, вместе с тоской, закончилась моя спокойная жизнь в Зелёных Низинах.

Началось все с уничтожения моего честно арендованного прилавка на рынке — снесли подчистую. Пояснять на кого пали подозрения, думаю, не нужно. Дождались же подходящего времени, когда староста, моё основное прикрытие, уехал с деревни.

Увидев своё варварски изничтоженное торговое место — впервые пожалела, что не отравила кого-то из них. Охранники ничего внятного мне объяснить не смогли: «Мы вот тута стерегли, а потом вот и нет ничего». Этих болванов тоже хотелось придушить. Но разбираться без старосты — не было смысла. Вот так раздосадованная и слегка гневная — устремилась домой.

Погруженная в невесёлые мысли о расправе, я не заметила, как что-то разбилось в моей перевязи. Лишь резкий спиртовой запах и ощущения как намокает моя правая штанина — заставили меня «очнуться». По запаху напоминало настойку от коликов и это разозлило меня ещё больше - её невозможно отстирать! А я только сшила подходящие мне штаны!

Через секунду казалось, что плечо кто-то ужалил: тело содрогнулось от волны боли. Я обернулась в поиске источника дискомфорта. И в это мгновение мне прилетело чем-то в голову, прямо в лоб. Сто очковый бросок, могу сказать, я сразу потеряла сознание.

Мне надоело уже терять сознание в этом мире! А самое обидное, что никогда не могу понять из-за чего. Плохая привычка, нужно закругляться с этим.

То, что я в своей комнате я поняла, даже не открыв глаза. Уж больно запах стоял «мой»: густой аромат отваров, их специфическая горечь и едкость, ну и спирт. О том, что от меня за версту несло этой композицией, говорить не стоит. Такая очаровательная пьяница, зажевывающая перегар полынью. Одежду ещё отстираешь, но волосы пропитавшиеся симфонией настоек и припарок, можно только отстричь.

А пробуждение, было хуже чем после похмелья: всё кружилось, голова пульсировала в месте ранения, меня тошнило и было больно от света, даже при закрытых глазах — сотрясения присутствует точно. Я застонала от жалости к себе.

— Лена? Ты очнулась? — негромко спросил знакомый голос.

Дневной свет ослеплял меня, и я долго моргала и жмурилась, но комната освещалась только свечкой. Вечер или ночь — неплохо я так провалялась, значит.

Перед глазами помахали рукой, заставив сфокусироваться на присутствующей женщине:

— Сколько пальцев? — Тива сначала показала два, а потом четыре. Это так банально, что я закатила глаза. Но это вызвало ещё один прилив головокружения, и я предпочла закрыть их снова. Но кареглазая не отставала: — Сколько пальцев, Лена?

— Ах, — сипло отозвалась я, горло жутко пересохло. — Два, а потом четыре.

— Ну все не так плохо. — Вздохнула она.

— А на самом деле сколько?

— Один и два.

— Что случилось? — говорить было тяжело.

— Не знаю. Мясник тебя притащил, сказал, что валялась у дороги в разбитых склянках. — Тива тревожно выдохнула. — Я уж думала — голову пробили тебе.