Время для жизни 2 - taramans

ни спрятаться, ни укрыться! Не за чем! Вот — вообще! — отмахнул рукой Ильичев, как будто ставя точку, подтверждая, что укрытия — не было.

Ильичев закурил. Косов подумал и тоже достал портсигар.

— А я ж буквально перед этим… в комсомол вступил, отделенного мне дали. Стыдно как-то! И вот так… как-то… все вместе — и страшно, аж зубами скрипишь! И стыдно! Вот я и рванул вперед, как на соревнованиях, от души… Тут же как… я ж думал меня ребята поддержат. Они чуть сзади лежали. И понимаешь… повезло! Суки эти замешкались — обойму в пулемете меняли… А я вот тут… тут как тут! А дальше… как — то кино… когда пленка рвется… и дергано все — мельтешит-мельтешит. Как я там крутился… вот веришь- нет ли… сам не пойму. В общем… в отнорке том… трое были. Два пулеметчика и еще… пехотинец. Вот я их и… кого штыком, кого — застрелил. А потом огляделся — итить твою! А я ж — один! И знаешь… стоять на месте — еще страшнее! Аж волосы на загривке от страха дыбом встали! Лучше, думаю, уж вперед… Чем так — на месте дожидаться, что там дальше будет. Не… не смог бы я на месте! Вот я и рванул вперед, по траншее! Хоть винтовку перезарядить ума хватило. Первый из-за поворота, я в него — бах! Потом второй… того уж штыком. А дальше… там у них такой навес был, над траншеей. Блиндаж, не блиндаж… хренотень такая. А оттуда на меня офицерик их. Сам, сука, мелкий… от горшка два вершка. Но говнистый оказался! Почему он в меня из пистолета не стрелял — вот уж не знаю. Может сам, как и я испугался? Да пацан по виду-то… И с саблей своей на меня. Представь! Он с саблей, я с винтовкой! В окопе, блядь! Неудобно же, узко! Вот мы с ним, как два дурака, и пыряли друг друга! Кому повезет, в общем… Я ору, он — орет! Машем оба… он сабелюкой своей, а я — «винтарем»! В общем… снова повезло мне. Достал я его штыком, винтовка же длиннее… но он ловкий гад был… все выпады мои отбивал сначала. Вот! — Степан снова закурил.

Было видно — ушел сержант в себя, аж капельки пота на лбу выступили. Или то — от перцовки?

— А дальше что? — напряженно спросил Иван. Эмоции Ильичева как будто частью передались ему. Аж мурашки по коже побежали, и спине холодно стало!

— А дальше… А дальше сомлел я. Эта мартышка сумел-таки меня порезать… и руки… но руки-то ладно! Там порезы просто. А вот по боку он меня приложил здорово. Я так думаю… меня окоп спас. Были бы на открытом месте, он бы меня ломтями нарезал! Ловкий! Да и так… за малым кишки не выпустил! Ребята меня подобрали. Они, рассказывали потом уже, полежали-полежали… послушали, как я в траншее ору, вот и решились… А я уже, значит и дальше пробежал… Вот так и пошли за мной…

Когда уже доедали пельмени, посмотрев с сомнением на остатки в тарелке, потом — переведя взгляд на пустой графинчик, Ильичев сказал:

— Мало взяли… еще по столько — было бы в самый раз! — взял в руку графинчик, и поболтал им в воздухе.

Мадам глупостью и невнимательностью — не страдала. Графинчик был заменен если не моментально — то близко к этому.

— Все же, Степа… Не отблагодарить женщину… будет форменным свинством! — подколол Степана Косов. И — чтобы сбить неприятные, карябающие где-то и что-то внутри от рассказа Ильичева, ощущения. Страшно стало…

— Да вот же… у самого в голове это же крутится! Ладно… как уходить будем, спрошу, как она здесь работает, что у нее за график. Пусть созреет! Меньше потом времени тратить!

— Тут, скорее… перезреет! — отвернувшись от прилавка, чтобы не увидела женщина, фыркнул Иван.

— Не… нормально! Ты прав… хоть она и не в моем вкусе… но — знакомство будет полезное!

Второй графинчик закусывали чебуреками. Пусть и подостыли уже, красивые такие, но пошли — замечательно!

— Степ! Может… старшине чебуреков возьмем? Вкусные же!

Ильичев, похоже отошел уже от своего рассказа, улыбнулся и кивнул.

«Вот же мудень! Улыбка эта его… вот отчего бабы с ума сходят!».

Рассчитавшись с буфетчицей, упаковав тщательно завернутые в бумагу чебуреки и поллитру перцовки в ранец, Косов вышел на улицу. Закурил, дожидаясь Ильичева, который — «Две минуты, не больше!», остался «наводить мосты» с образовавшейся поклонницей.

«Урбанский! Евгений Урбанский, точно!» — всплыло в голове, — «Ага… похож!».

— Ну что? Пошли? — вышел сержант.

— Ну как — договорился? — хмыкнул Косов.

— Не… просто проявил интерес, и выспросил про график работы. Пусть созревает! — с улыбкой отмахнулся Степан.

Выйдя за ворота рынка, пошли, разговаривая ни о чем.

— Как тебе Омск, Степа? — интересно Косову, хотя сам он еще впечатление не составил.

— Большой город, — кивнул сержант.

— А у тебя есть с чем сравнивать?

— Ну-у-у… Чита, Хабаровск, Красноярск…

— А в Красноярск тебя как занесло? Ты родом из Забайкалья, или нет? — «парни вроде бы говорили», вспомнил Косов.

— Да, оттуда. А в Красноярск… да как… В Хабаровске в какой-то момент госпитали переполнились… вот и начали нас, тех, кто вроде бы на поправку пошел, отправлять — кого куда. Вот я так аж в Красноярске оказался… На полгода! — с досадой махнул рукой Ильичев.

— А чего так долго?

— Да-а-а… толи пока везли, растрясло меня. Толи еще что — только рана воспалилась. Вот и ну меня то резать, да чистить, то снова шить-зашивать! Медицина… это, брат Ваня, спасители наши, но лучше к ним не попадать, запомни!

— А сейчас что думаешь? Читал же в газетах — опять там японцы у Халхин-Гола лезут.

— Да что думать-то? Из тех газет — ни хрена ж не понять! Только про то, как доблестная Красная армия громит супостата! Только… думается мне, что не все так просто там. Ладно, не будем об этом…

— Ладно, не будем. А чего в Омск приехал? Ближе разве училищ нет?

— Да есть… Только там… и без