Время для жизни 2 - taramans

Косов аккуратно подвинул Ильичева чуть в сторону, улыбнулся буфетчице:

— Девушка! Нам бы с товарищем сержантом перекусить чего. Что можете посоветовать?

«Девушка» мельком глянула на Косова и снова перевела масляный взгляд на героя.

— Так что Вы нам посоветуете?

— Что могу посоветовать? А! Ну да… пельмени у нас хорошие…, - снова перевела взгляд на сержанта, — вкусные у нас … пельмешки! Чебуреки есть, свежие, горячие даже! Очень рекомендую…

— Ага… по порции пельменей, значит! И по два… да, Степа? Да! По два чебурека!

Улыбаясь Степе, буфетчица спросила:

— А пить что будете, молодые люди?

— А что у Вас есть? — вновь вмешался Косов.

Дама мазнула по Косову чуть раздраженным взглядом:

— Водочка есть, хорошая. Есть перцовка. Но — это — на любителя, острая очень! Коньячок есть… но… просто — неплохой такой…

«А тут что — коньяк уже поделывают? Или просто «булыжат»?».

— Тогда нам по… по сто, да, Степа? Да! Нам по сто перцовки!

Косов рассчитался, буфетчица несколько разочарованно проводила их взглядом до столика. Как раз хороший, в углу, под фикусом освободился!

Пельмени пахли… обалденно! Да и выглядели — на «ять»! Крепенькие такие, без прорывов чуть желтоватого теста, правильной формы.

«Ну да — их же еще «вручную» лепят!»

И размера были тоже правильного — на укус! Не большие, как манты, но и не меньше, чем надо — не как всякая модная в будущем заграничная мелочь!

Чебуреки — были чебуреками! Желтые, с коричневыми пятнами, с чуть подсохшей гранью «рубчиком». И запах издавали — божественный.

«И правда — горячие такие, что в руки-то не сразу ухватишь!».

Поднос с пельменями, чебуреками и маленьким графинчиком перцовки, им принесла сама буфетчица. Даже бумага оберточная, нарезанная в стакан свернута, вместо салфеток, наверное. Судя по нескольким удивленным взглядам завсегдатаев — ситуация сия не была банальной.

— Вы, товарищ военный, может еще чиво хочите? — задержалась она у их столика.

«М-да, Ваня! В этом случае, ты — просто пустое место! Не закомплексовать бы…».

— Может… компотику еще, товарищ сержант? — сгоняя с губ улыбку, спросил Косов.

— Компот? Ну-у-у… в общем-то — можно компоту, да! — решил героический парень Степан, — И еще… хлеб мы забыли у Вас взять, красавица!

— Сейчас принесу… Минуточку!

Дождавшись, когда мадам упорхнет за стойку, Косов притворно вздохнул, покачал головой, и с укоризной сказал Ильичеву:

— Ее — хоть сейчас еби! Где-нить в подсобке. Вот что Вы сделали с женщиной, това-а-а-рищ сержант!

— Да-а-а? Хоть сейчас… говоришь, — Степан задумчиво посмотрел в сторону прилавка, — Не… не в моем вкусе. Мне хоть и крепенькие такие нравятся… но все же… не такие пухлые!

— Да? Уже начинаешь капризничать? А представь, как она тебя кормить будет! Это же… что не встреча — то пир горой! — продолжал подкалывать сержанта Иван.

— Считаешь? Х-м-м… с этой стороны я как-то на это… не смотрел. А ведь… есть смысл тогда… Надо подумать!

Дождавшись, когда буфетчица принесет заказанное, они разлили перцовку по лафитникам:

— Ну! За здоровье! — поднял рюмку Ильичев.

— Не пьянки ради — аппетита для! — поддержал его Косов.

«Ух ты! Бляха-муха! И правда… острая! Перца туда не пожалели!».

Пришлось давится пельменем, а тот… зараза… тоже ни хрена не холодный! Но компотом же не запьешь — это же лицо потерять, мля! Свежий горячий сок внутри пельменя обжег язык! Правильные пельмени, только б еще — не такие горячие!

«Держим покер-фейс, закусываем чинно, не торопясь!».

— Степ! Извиняюсь, если что не так… но — очень интересно! Это — за Хасан? — кивнул Косов на медаль на груди Ильичева.

— Ну да… — поморщился Степан.

— Что, неприятно рассказывать?

— Да не то, что неприятно… Просто уже столько раз рассказывал, что… надоело!

— Ну… не хочешь — не говори…

— Да ладно, чего там. Меня уже предупредили, что и потом, когда занятия начнутся, придется выступать перед курсантами. А какой из меня «выступальщик»? Я-то, по-хорошему, и двух слов связать не сумею. А там же еще — это говорить можно, вот это — нежелательно, а это — и вовсе нельзя! А правильно говорить — то-то и то-то!

«Вот тут, похоже, он — лукавит, что двух слов связать не может! Вполне связная, даже грамотная речь у него!».

— Хотел спросить… Страшно было? — чуть помедлив, спросил Косов.

Ильичев удивленно уставился на Ивана, потом подумал, как будто решаясь:

— Знаешь… иногда — очень страшно. Под артобстрелом если… Хочешь жить — будешь зарываться, как тот крот! А если — бомбежка… то — вообще… тут как бы не обосраться! — хохотнул сержант. Но смех этот был невеселый, — Наши летчики их гоняли… самолеты эти самурайские. Но — не всегда успевали вовремя. В общем… доставалось нам. Бывало.

— Ну а медаль-то за что? — все-таки настаивал Косов.

Степан вздохнул, взял графинчик, посмотрел на него на свет, разлил остатки по стопкам.

— Ну… давай!

Выпили, закусили.

— Эти… суки желтомордые… вцепились в эту горушку. Наших скинули. А там… Мы немного в стороне стояли. И перед нами парочка таких сопочек… То есть, чтобы к той, большой сопке подойти, нам эти взять надо! Так себе сопки, ничего особенного, как прыщики. Но эти… успели закопаться, пулеметы выставили. Артиллеристы наши их «причесали», конечно, но… как-то слабенько, без души. Вот батальон наш и бросили в атаку на эти холмики. Хорошо, что мы… ну — взвод наш… фактически на фланге были, как-то они нас пропустили… или решили, что не шибко-то опасны — меньше взвода с этой-то стороны. Все по центру били и били. Вот где страх-то был! Пулеметы так и долбили, так и долбили… А так получилось, что чесанули они по нам, когда мы уже метрах в тридцати, может сорока от траншеи были. Я сначала-то… припал к земле. Страшно же! А потом прикинул, что… блядь… мне ж назад — куда дальше, чем вперед-то! А так лежать… как тот кусок гавна на столе…