Наш человек в гестапо. Кто вы, господин Штирлиц? - Эрвин Ставинский

— Что слышно о Тельмане?

— Тельман жив, здоров, содержится в тюрьме Моабит. Я видел его издали, когда мы водворяли в камеры группу Шеера. Если вновь попаду в тюрьму, постараюсь собрать побольше сведений.

— Что происходит в городе? — спросил Клесмет.

— Штурмовики распоясались, бесчинствуют, убивают людей. Карательные отряды создаются стихийно и каждый из них стремится урвать как можно больше. В первых рядах штурмовиков выступают «старые бойцы», которых мы раньше ловили и сажали в тюрьмы.

Перед глазами Вилли возникли события сегодняшнего дня. Пытаясь хоть как-то упорядочить действия штурмовиков, Дильс собрал группу из чиновников полиции, в которую попал и Леман, и направился с ним инспектировать их логовища. Первой оказалась пещера пыток на четвертом этаже дома НСДАП. Картина ужасная… Полы в комнатах устланы соломой. Обнаруженные жертвы умирали от истощения. Много дней подряд они провели в узких шкафах, где у них выбивали признания. Дюжина головорезов через каждые несколько часов их избивала резиновыми жгутами и железными палками. У всех были выбиты зубы и переломаны кости. Когда полицейские вошли, эти живые скелеты лежали рядами на гнилой соломе. Не нашлось ни одного человека, на теле которого не было бы синих, желтых и зеленых полос от жесточайших избиений. У многих совершенно заплыли глаза, под носом были кровавые струпья. Не слышно было ни стонов, ни жалоб — все безмолвно ждали смерти или новых мучений.

На Кантштрассе отряд СА мучил и христиан и евреев. Жертвы, у которых были деньги, откупались и ускользали. Те искалеченные, кто выходил на волю, не осмеливались произнести ни слова.

Самым неприступным логовом оказался «Колумбия-хауз». Там хозяйничали эсэсовцы, а начальником был некий Тойфль, садист такой, что его побаивались даже свои подчиненные.

Дело не ограничивалось подобными «дикими концлагерями». Время от времени штурмовики устраивали уличные побоища, как, например, резня коммунистов в рабочем пригороде Берлина Кеппенинге. Там коммунистов и социал-демократов заставляли пить серную кислоту, одну из жертв поджарили на открытом огне, других зверски избивали плетьми.

Едва группа вернулась с обхода, как наткнулась на пьяного Карла Эрнста со штурмовиками в коридоре полицай-президиума. Эрнст во всю глотку орал на Артура Небе, начальника отдела. Небе робко пытался его успокоить.

— Я вас выпорю как собаку, — закричал в ответ Эрнст, — Я знаю все ваши уловки. Подлец, от злости вы аж пожелтели!

Увидев Дильса, Эрнст кинулся к нему:

— Пусть этот хитрец жалуется на меня идиоту Далюге, шефу прусской полиции. Ведь Далюге покровительствует ему, не так ли?

— В чем дело Брюгге? — обратился Дильс к чиновнику, спрятавшемуся за спины товарищей и имевшему весьма потрепанный вид.

Оказалось, что Эрнст со своими молодчиками проник в здание полиции и избил Брюгге, который осмелился задержать одного из штурмовиков Эрнста за шантаж.

— Как он посмел! — ревел Эрнст. — Свинья! Арестовать старого борца!

— Ну, хорошо, Эрнст, успокойтесь. Будем считать, что это недоразумение, — сказал Дильс. — Успокойтесь, стоит ли расстраиваться из-за таких пустяков!

— Ладно, — заявил Эрнст. — У вас виски есть?

И со всей свитой он повалил в кабинет Дильса. Туда пошли любопытные чиновники, хотелось узнать, чем вое это закончится.

— Вот так, мой дорогой Эрнст, — с улыбкой заявил Дильс, наливая ему в стакан виски. — Я застал вас на месте преступления. Вы избили и пытались запугать представителя государства. Это недопустимо!

— Ха-ха-ха! Государственная власть! — начал заводиться Эрнст. — Государственная власть — это мы! Да я тебя сейчас убью, скотина! — взбеленился он и потянулся рукой к кобуре за пистолетом. Друзья схватили его под мышки и потащили из кабинета.

— Знай! Пуля для тебя отлита! — кричал он, пытаясь вырваться из объятий друзей.

О случившемся Дильс доложил Герингу. Видя, что дело принимает дурной оборот и штурмовики выходят из под контроля, Геринг для начала поручил Дильсу ликвидировать созданные ими концлагеря…

— В полиции, — рассказывал Леман, — полный беспорядок. Отделы превратились в разбойничьи притоны. Его шеф Абдт передвигается по зданию с большой осторожностью, пользуется только черным ходом, двигаясь по лестнице, всегда держит наготове револьвер со взведенным курком. Недавно он очень ругал Лемана за то, что он ходит по лестнице держась за перила. Так, мол, меня хорошо видно сверху. «Я вам приказываю красться вдоль стены, — шумел он, — осторожно минуя простреливаемые участки, лестницы». Поскольку в полиции взяли моду арестовывать друг друга прямо в здании полицай-президиума, Абдт заготовил ордер на собственный арест. Если его остановят, чтобы арестовать, он сунет им, ордер и заявит, что давно арестован. Заминка на две-три минуты гарантирована, а за это время, считает он, можно выхватить оружие и скрыться за углом коридора. Пусть тогда достанут… Учитывая все это, — закончил Леман, — у меня есть личная просьба.

— Пожалуйста, Вилли, — насторожился Клесмет.

— Я хочу, чтобы вы знали. Я не боюсь работать и не отказываюсь от связи с вами, несмотря на такую обстановку в Берлине. Вы знаете, когда была возможность, мы с Эрнстом выносили много документов и многих людей предупреждали об арестах. Но сейчас, как никогда, наша работа должна быть четкой и осторожной. Если на меня падет хоть малейшее подозрение — мне грозит смерть на месте!

Леман замолчал, собираясь с мыслями.

— Так, так, Вилли, я вас слушаю, — подбодрил его Клесмет.

— Так вот, я хочу вам сказать — я боюсь сейчас встречаться с Эрнстом и, тем более, что-то ему передавать. Сейчас нужно работать без посредника, напрямую. И мне кажется, что в данный момент самое время перевести Эрнста на другую работу!

Леман замолчал, ожидая, что скажет по этому поводу Клесмет.

— Я полагаю, что вы совершенно правы, — сказал тот. — Давайте решим так: пока мы не определимся с Эрнстом, вы не будете брать на работе никаких документов и встречаться с Эрнстом. Главное для вас сейчас, следить за обстановкой вокруг себя!

— Понятно, — кивнул головой Вилли, — но есть еще один небольшой вопрос.

— Говорите, я слушаю.

— Мои коллеги на работе пристают ко мне, чтобы я вступил в националистический союз полицейских чиновников. Я сказал, что подумаю. Как считаете, стоит вступить?

— Конечно, надо вступить. Только не стоит проявлять никакой демагогической активности, что бы не вызвать к себе скрыто враждебного отношения сослуживцев.

— Понятно, — впервые за этот вечер улыбнулся Вилли. — А вообще, если меня уволят, я могу оказывать вам помощь в другом месте — на границе с Польшей. Моя теща владеет гостиницей в Швибуте. Это небольшой городок и крупная железнодорожная станция. По завещанию, теща отписала гостиницу на жену. Там тоже будет хорошее место для разведывательной работы.

Пора было прощаться. В последний момент Клесмету пришла в голову мысль.

— Послушайте, Вилли, — сказал он. — Ведь вы были, если мне не изменяет память, когда-то членом «Союза африканцев»? Республиканские власти считали этот союз реакционным? Так? Расскажите при случае об этом нацистам. Такие мелочи сейчас имеют решающее значение.

И они пожали друг другу руки.

Позже в своем отчете в Центр, Клесмет писал:

«Провел совместную беседу с А/70 и А/201 по поводу отделения первого от второго. А/70 согласен начать новую работу по отдельным заданиям. Он догадывается, что его отделение связано не с желанием его лучше использовать, а со стремлением А/201 от него избавиться. Открыто об этом он не говорит и занимает пока выжидательную позицию. Руководить им необходимо с учетом его слабости — склонности к выпивке. Как сотрудник он, безусловно, опытный и знающий.

Учитывая опасения провала со стороны А/201 и его угнетенное состояние в связи с общей обстановкой в стране и по месту работы, я постарался успокоить обоих источников, прежде всего путем детального обсуждения вопросов безопасности их работы и повседневной жизни. Со встречи они ушли более уверенными.

Мне представляется возможным использовать для А/70 прикрытие — неофициальный компаньон в маленьком кафе. Подходящая кандидатура компаньона подобрана. Стоить это будет 300–400 марок. Деньги небольшие. Сообщите ваше мнение.

Вилли остановил свой выбор на небольшой сумке из крокодиловой кожи с замком из топаза. Это было как раз то, что должно было понравиться Маргарет. Подарок предназначался ко дню рождения.

Пока приказчик заворачивал коробку с сумочкой, Вилли докурил сигарету. Курить на улице было невозможно, моросил мелкий, холодный дождь.

Выйдя из магазина, Вилли в нерешительности остановился: может воспользоваться близостью «Кемпинского»[17] и зайти перекусить? Посмотрел на часы: до встречи с советским куратором еще оставался целый час.