Стихотворения - Саша Черный

На кладбище

Весна или серая осень?Березы и липы дрожат.Над мокрыми шапками сосенТоскливо вороны кружат.

Продрогли кресты и ограды,Могилы, кусты и пески,И тускло желтеют лампады,Как вечной тоски маяки.

Кочующий ветер сметаетС кустарников влажную пыль.Отчаянье в сердце вонзаетХолодный железный костыль…

Упасть на могильные плиты,Не видеть, не знать и не ждать,Под небом навеки закрытымГлубоко уснуть и не встать….

<1910>

У Балтийского моря

1

Ольховая роща дрожит у морского обрыва,Свежеющий ветер порывисто треплет листву,Со дна долетают размерные всплески и взрывы,И серый туман безнадежно закрыл синеву.Пары, как виденья, роятся, клубятся и тают,Сквозь влажную дымку маячит безбрежная даль,Далекие волны с невидимым небом сливаютРаздолье и холод в жемчужно поющую сталь.А здесь, на вершине, где крупная пыль водянаяОсыпала старые камни, поблекшие травы и мхи, —Поднялся лиловый репейник, и эта улыбка цветнаяНежнее тумана и дробного шума ольхи…

2

Гнется тростник и какая-то серая травка,Треплются ивы по ветру – туда и сюда,Путник далекий мелькает в песках, как булавка,Полузарытые бревна лижет морская вода.Небо огромно, и тучи волнисты и сложны,Море шумит, и не счесть белопенных валов.Ветер метет шелестящий песок бездорожный,Мерно за дюнами пенье сосновых стволов.Я как песчинка пред этим безбрежным простором,Небо и море огромны, дики и мертвы, —К тесным стволам прижимаюсь растеряннымвзоромИ наклоняюсь к неясному шуму травы.

3

Ветер борется с плащомИ дыханье обрывает.Ветер режущим бичомЧерный воздух рассекает.В небе жутко и темно.Звезды ежатся и стынут.Пляска волн раскрыла дно,Но сейчас другие хлынут.Трепыхаются кусты —Захлебнулись в вихре диком.Из бездонной пустотыВеет вечным и великим.Разметались космы тучИ бегут клочками к югу.На закате робкий лучХолодеет от испуга.Волны рвутся и гремят,Закипают тусклой пеной,И опять за рядом рядНалетает свежей сменой.Только лампа маякаРазгорается далеко,Как усталая тоска,Как задумчивое око.

4

Еле льющаяся зыбь вяло плещется у пляжа.Из огромных облаков тихо лепятся миражи.Словно жемчуг в молоке, море мягко, море чисто,Только полосы сквозят теплотою аметиста.Солнце низко у воды за завесой сизой тучиШлет вишневый страстный цвет,тускло-матовый, но жгучий.Мокрый палевый песок зашуршит, блеснет водою,И опять сырая нить убегает за волною.Горизонт спокойно тих, словно сдержаннаянежность,Гаснут тени парусов, уплывающихв безбрежность, —Это тучи и вода с каждым мигом всё чудеснейЧуть баюкают закат колыбельной сонной песней…

5

Видно, север стосковалсяПо горячим южным краскам —Не узнать сегодня моря, не узнать сегодня волн…

Зной над морем разметался,И под солнечною ласкойВесь залив до горизонта синевой прозрачной полн.

На песке краснеют ивы,Греют листья, греют прутья,И песок такой горячий, золотистый, молодой!

В небе облачные нивыНа безбрежном перепутьеСобрались и янтарятся над широкою водой.

<1910>

Снегири

На синем фоне зимнего стеклаВ пустой гостиной тоненькая шведкаСклонилась над работой у стола,Как тихая наказанная детка.

Суровый холст от алых снегирейИ палевых снопов – так странно мягко-нежен.Морозный ветер дует из дверей,Простор за стеклами однообразно-снежен.

Зловеще-холодно растет седая мгла.Немые сосны даль околдовали.О снегири, где милая весна?..

Из длинных пальцев падает игла,Глаза за скалы робко убежали.Кружатся хлопья. Ветер. Тишина.

Декабрь 1910 или начало 1911Кавантсари

Из Флоренции

В старинном городе, чужом и странно близком,Успокоение мечтой пленило ум.Не думая о временном и низком,По узким улицам плетешься наобум…

В картинных галереях – в вялом телеПроснулись все мелодии чудес,И у мадонн чужого Боттичелли[197],Не веря, служишь столько тихих месс[198]…

Перед Давидом[199] Микеланджело так жуткоСледить, забыв века, в тревожной вереЗа выраженьем сильного лица!

О, как привыкнуть вновь к туманным суткам,К растлениям, самоубийствам и холере,К болотному терпенью без конца?..

<1910>

Война

Песня войны

Прошло семь тысяч пестрых лет —Пускай прошло, ха-ха!Еще жирнее мой обед,Кровавая уха…Когда-то эти дуракиДубье пускали в ходИ, озверев, как мясники,Калечили свой род:Женщин в пламень,Младенцев о камень,Пленных на дно —Смешно!

Теперь наука – мой мясник,Уже средь облаковПорой взлетает хриплый крикНад брызгами мозгов.Мильоны рук из года в годЛьют пушки и броню,И всё плотней кровавый ледПлывет навстречу дню.Вопли прессы,Мессы, конгрессы,Жены – как ночь…Прочь!

Кто всех сильнее, тот и прав,А нужно доказать, —Расправься с дерзким, как удав,Чтоб перестал дышать!Враг тот, кто рвет из пасти кость,Иль – у кого ты рвешь.Я на земле – бессменный гость,И мир – смешная ложь!Укладывай в гробПрикладами в лоб,Штыки в живот, —Вперед!

Между 1914 и 1917

Сборный пункт

На Петербургской стороне, в стенах военного училища[200],Столичный люд притих и ждет, как души бледные – чистилища.Сгрудясь пугливо на снопах, младенцев кормят грудью женщины, —Что горе их покорных глаз пред темным грохотом военщины?Ковчег-манеж[201] кишит толпой. Ботфорты чавкают и хлюпают.У грязных столиков врачи нагое мясо вяло щупают.Над головами в полумгле проносят баки с дымной кашею.Оторопелый пиджачок, крестясь, прощается с папашею…Скользят галантно писаря, – бумажки треплются под мышками,В углу, невинный василек, хохочет девочка с мальчишками.У всех дверей, склонясь к штыкам, торчат гвардейцы меднолицые.И женский плач, звеня в висках, пугает близкой небылицею…А в стороне, сбив нас в ряды – для всех чужие и безликие, —На спинах мелом унтера коряво пишут цифры дикие.

1914

На фронт

За раскрытым пролетом дверейПроплывают квадраты полей,Перелески кружатся и веют одеждой зеленой,И бегут телеграфные нити грядой монотонной…Мягкий ветер в вагон луговую прохладу принес.Отчего так сурова холодная песня колес?

Словно серые птицы, вдоль нарНикнут спины замолкнувших пар, —Люди смотрят туда, где сливается небо с землею,И на лицах колеблются тени угрюмою мглою.Ребятишки кричат и гурьбою бегут под откос.Отчего так тревожна и жалобна песня колес?

Небо кротко и ясно, как мать, —Стыдно бледные губы кусать!Надо выковать новое, крепкое сердце из сталиИ забыть те глаза, что последний вагон провожали.Теплый ворот шинели шуршит у щеки и волос, —Отчего так нежна колыбельная песня колес?

Август 1914

На этапе

Этапный двор кишел людьми – солдатскою толпой.Квадрат казарм раскинул ввысь окошек ряд слепой.Под сапогами ныла грязь, в углу пестрел ларек, —Сквозь гроздья ржавой колбасы дул вешний ветерок.Защитный цвет тупым пятном во все концы – распух,От ретирадов[202] у стены шел нудный смрадный дух…Весь день плывет сквозь ворота солдатская река:Одни – на фронт, другие – в тыл, а третьи – в отпуска…А за калиной возле бань в загоне – клин коров.Навоз запекся на хребтах… Где луг? Где лес?Где кров?..В глазах – предчувствие и страх. Вздыхают и мычат…Солдаты сумрачно стоят, и смотрят, и молчат.

Между 1914 и 1917

Атака

На утренней зареШли русские в атаку…Из сада на бугреВраг хлынул лавой в драку.

Кровавый дым в глазах,Штыки ежами встали, —Но вот в пяти шагахИ те и эти стали.

Орут, грозят, хрипят,Но две стены ни с места —И вот… пошли назад,Взбивая грязь, как тесто.

Весна цвела в саду.Лазурь вверху сквозила…В пятнадцатом годуПод Ломжей[203] это было.

Между 1915 и 1917

Один из них

Двухпудовые ботфорты,За спиной – мешок горбом,Ноги до крови натерты.За рекой – орудий гром…Наши серые когортыИсчезают за холмом.

Я наборщик из Рязани,Беспокойный человек.Там, на рынке, против бани,Жил соперник, пекарь-грек:Обольстил модистку Таню,Погубил меня навек…

Продал я пиджак и кольца,Всё равно ложиться в гроб!Зазвенели колокольцы,У ворот мелькнул сугроб…Записался в добровольцыИ попал ко вшам в окоп.

Исходил земные дали,Шинелёнка – как тряпье…Покурить бы хоть с печали,Да в кисете… Эх, житье!Пленным немцам на привалеПод Варшавой роздал всё.

Подсади, земляк, в повозку,Истомился, не дойти…Застучал приклад о доску,Сердце замерло в груди —Ветер рвет и гнет березку,Пыль кружится на пути.

За оврагом перепалка:Пули елочки стригут…Целовала, как русалка,А теперь – терзайся тут!Хочешь водки? Пей, не жалко!Завтра всё равно убьют.

Между 1914 и 1917

Привал