Недоделанный король - Дмитрий Старицкий

Даже не молитвы, а исполнение мной епитимьи. Отец Жозеф, наверняка по собственной вредности, оттого что сдернул я его с теплого места, задействовав непробиваемый административный ресурс епископа, с ходу взял дело окормления моей души в свои могучие руки и не отпускал уже. Его не волновало пешком я, верхом ли, на привале или только из кустиков явился, оправимшись. Время пришло — тверди латинские молитвы. И те, которыми меня нагрузил монсеньор за грех гордыни и те, что достались мне в наказание за прелюбодеяние от падре из Эрбура. Да не как пономарь торопливо пробубнеть, а читать их с чувством с толком с расстановкой. От сердца. Иначе ждет меня персональная проповедь, во время которой весь отряд двигается шагом. А времени у меня не так чтобы много, можно сказать — вообще в обрез, вот и приходится стараться, чтобы не вылететь из графика. Король это вам не лобио кушать, король — это обязанности, обязанности и еще раз обязанности. Не всегда приятные.

Зря я, что ли этот рок-н-ролл кручу по землям басков? Представьте себе только на секунду, что я сразу с корабля ломанулся в По. Сам, только с Микалом, Саншо, горсткой ближников и тремя сотнями золотых в кармане. Ну и… Что меня там ждет? Кому подчиниться гвардия, мне или маман, которая пока в Беарне официальная регина? Вот то-то же. А так я уже оброс вполне людьми с оружием, которые его применят против тех, на кого Я укажу. Даже против маман. И хинетов, этих местных казаков с фронтира, обязательно найму не меньше сотни. Хотя бы для психической атаки на собственных придворных. У хинетов репутация еще тех отморозков. А эти еще и баски.

Напрасно историки утверждали, что в средневековье жизнь текла медленно. Да я тут за две недели столько виражей намотал, столько дел сотворил, что иным и на годы хватит. А куда деваться? Жить-то хочется. По хроникам меня отравили. Но я уже сколько дел наворотил, что боюсь с этими хрониками мне уже не никак не состыковываются. Впрочем, хроники гасконские весьма скупы на подробности. Так что вполне можно ожидать, что и до отравления могут всадить в мой организм четверть метра хорошо заточенной стали. Что ни разу не радует. Главное, не угадаешь с какой стороны прилетит.

Кто меня встретит в По?

Неясно.

Кто будет мне верен из тех, что охраняют двор?

Не знаю.

Так что хожу и стелю солому, даже не там где планирую упасть, а тупо везде ровным слоем. А это совсем нерационально. Ресурсы нужно концентрировать на острие главного удара. По крайней мере, так учил отец стратегии фон Клаузевиц, которого тут не знают, а Николо Макиавелли только еще первые черновики марает к своему знаменитому ‘’Государю’’. Скандал готовит. Напишет откровенно то, что все политики делают, но в чем никогда не сознаются аж до двадцатого века. Аморально, видите ли.

Морально соблюдать Божий мир, как повелел римский папа. С понедельника по четверг воюем, друг друга зверски режем, а с пятницы по воскресенье вместе вино пьем и по маркитанткам млядовать ходим после воскресной мессы. Только в Реформацию в войнах с протестантами забудут про Божий мир, как забыли давно его в войнах с мусульманами. Морально государю соблюдать христианские заповеди и ценности, которые не совместимы с политикой изначально, поэтому тут реальная политика делается втихаря.

И вообще сейчас время революционное. Переход от феодализма к абсолютизму. К концентрации государственных ресурсов. Иначе невозможна ни постоянная армия, ни регулярный флот. Ни нормальная разведка с контрразведкой. В этой тенденции, что Луи Паук в Турени, что Иван Великий в Москве, что Фердинанд Католик в Барселоне — все одним миром мазаны — объединители. И никто из них не гнушается ничем для достижения своих целей. И они, и дети их, и внуки будут давить оппозицию и ее ‘’феодальные свободы’’ как смогут и чем смогут. И чем сильнее фронда, тем кровавее будет ее принуждение к миру. И ведь у всех земли объединены в перспективе в многонациональные государства. И после феодального вопроса будет решаться национальный вопрос. В России и Испании его решили на религиозной почве, во Франции подошли с точки зрения шовинизма — запретили на всей территории Франции все языки кроме лангедойля, того на котором говорил сам Луи Двенадцатый, ныне герцог Орлеанский и его двор. Им так было удобнее.

А якобинцы конца восемнадцатого века добавили. И так добавили, что ‘’коренные языки’’ и говорящие на них народности Франция со скрипом признала только в 1982 году. Так что французы известные шовинисты. Впрочем, в нацизм, как те же немцы, они умудрились не скатится. Может просто потому, что немцы сильно опоздали с объединением.

Мне же достаточно только не отдать франкам народ, говорящий на васконских диалектах, а объединить его, хоть реальных предпосылок — экономических в первую очередь, для такого объединения еще нет. Как и самого единого языка. В наличие девять диалектов языка басков и гасконский язык — тот же эускара слегка подпорченный окситаном. Суржик по сути. А письменный язык только еще предстоит создать. Чувствую себя просто свидомым укром. Но те просто по жизни опоздуны. То, что нормально в веке пятнадцатом совершенно неприемлемо в двадцать первом.

Но это моя стратегия и цель, а вот тактика пока в тумане войны. Такая мешанина в моих мозгах, что просто порой руки опускаются. Куда бечь? Кого хватать? Брожу как в потемках там, где моей тушке все должно быть ясно и понятно. Просто на рефлексах. Потому я и изображаю из себя, черт его знает кого, но пока мой многозначительный вид и двусмысленные ответы прокатывают. Надолго ли?

Слава богу, что отец Жозеф в душу ко мне не лезет с принуждением меня к исповеди, памятуя, что у меня свой духовник есть. Есть, наверное, где-нибудь. Не может не быть. Только я его не знаю пока. Надо у Микала поинтересоваться, где этот крендель обитает и с чем его едят. Сразу его увольнять или, чуток погодя, удавить по-тихому.

Вот еще один мой окромилец — отец Жозеф. Этот вообще колоритная фигура, а в походе он меня впечатлил так просто до глубины души. Хоть и знал я, что в молодости монах воевал, но… одно дело ожидать, совсем другое воочию видеть как он привычно себя чувствует в походной обстановке. Как может парой соленых слов поднять настроение бойцам и заставить их с радостью делать тяжелую работу. Настоящий комиссар. Повезло мне.

Падре пришел к отправке отряда полностью собранный в дорогу с двумя крупными пегими мулами — я таких еще не видал. Конечно они не рыцарские дестриеры по размеру, но очень большие животные. Все правильно. Даже моему боевому андалузцу такой корпусный и тяжелый всадник как отец Жозеф был бы не под силу. Да и вроде как не по уставу монаху-францисканцу на лошадях кататься.

Второй мул был у него вьючный и нес как поклажу самого священника, так и поклажу его помощника — молодого монашка, что прислуживал святому отцу при богослужениях в поле. Я не говорил о нем, не? Тоненький такой хухусик пятнадцати лет с цыплячьей грудкой, соплей перешибить можно. Ряса на нем как парус хлопала при ходьбе. А выбритая тонзура на светлых волосах в придачу к конопушкам на скулах выглядела просто смешно. Наивный еще. Надо ли догадываться, что этот монашек быстро стал в нашей банде объектом для незлобивых шуток и розыгрышей, которые он сносил со стоическим смирением. Звали монашка брат Иероним, потому как обеты малой схимы он уже поторопился принять.

Этот монашек передвигался на черном ослике с белой мордой. И как оруженосец за рыцарем таскал за падре большой деревянный крест, который они устанавливали там, где вся наша банда должна была молиться богу. И несмотря на то, что до этого я особого религиозного рвения за своими богохульниками и скабрезниками не наблюдал, эти импровизированные моления под открытым небом не вызывали у бойцов никакого недовольства. Наоборот, многие радовались, что не остались без духовного окормления в походе и воздавали за это хвалу почему-то не отцу Жозефу, а мне, своему сюзерену, который озаботился не только об их желудках, но и об их душах.

Они и исповедоваться к капеллану добровольно ходили по вечерам в сторону от лагеря. Приходили потом к кострам с сияющими просветленными лицами с искрой в глазах. Меня аж зависть брала.

Прохладный ветер нес по дороге палые листья, крутя из них небольшие смерчики. Кони фыркали, всхрапывая, и все норовили прибавить шагу, чуя постой и полные ясли зерна. В лесу летали между деревьями паутинки. Еще день-два и начнется активный листопад

Несмотря на осень, трава ярко зеленела. На лысых пригорках паслись овцы. Отар пять по видимой округе, сопровождаемые крупными собаками и пастухами, неспешно гуляющими за неторопливыми животными. Пастораль.

Вицеконде де Базан в сопровождении трубача из свиты дона Саншо, резво ускакали вперед требовать от благородных Лопесов приюта для меня и инфанта, как то и полагается по рыцарским понятиям.