Искатель. 1970. Выпуск №5 - Аркадий Адамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тот человек рассказывал, откуда он едет, куда?
— А! — пассажир досадливо махнул рукой. — Вели какой-то пьяный, глупый разговор. Я, признаться, не прислушивался. Помню только, что этот, — он снова кивнул на спящего, — называл его Иваном.
— Иваном?
— Да, это я точно помню. И… вот еще что. Перед самым Борском он начал шарить у себя по карманам. Сказал, что потерял адрес родственника. Вдруг, мол, тот не встретит на вокзале. При этом ругался, конечно, последними словами. В общем грязный тип. Что-нибудь натворил?
— Да. Пытался украсть чемодан на вокзале.
— Похоже. Весьма похоже.
— А сам он ничего случайно тут не оставил?
— Ну как же, — брезгливо усмехнулся пассажир, — вон там бутылки пустые насовали, — он указал на угол под полкой.
Коршунов нагнулся и осторожно, одну за другой, вынул три пустые бутылки из-под водки.
Пассажир снова усмехнулся.
— Отпечатки думаете обнаружить?
— Конечно. Может статься, старый знакомый, — тоже усмехнулся Коршунов. — Тут, знаете, вся биография может отпечататься.
— М-да. Неприятное у вас занятие, — покачал седой головой тот. — А главное, бесперспективное.
— Ну почему же? — возразил Сергей. — Посидит, одумается. Большинство все-таки одумывается. Это ведь тоже наука. Розыск, перевоспитание, предупреждение. Последнее должно быть, конечно, первым.
— Знаю, слышал и читал неоднократно, — махнул рукой тот. — Криминология, криминалистика. А преступность… Я вот раньше только в книгах о преступниках читал. А недавно жену брата ограбили, нагло, прямо, знаете, в подъезде. Да я вам тысячу случаев таких приведу. Вы их лучше меня знаете.
— Положим, тысячу не приведете. И отдельными фактами тут ничего не докажешь! — невольно втягиваясь в спор, ответил Коршунов. — Вы, кажется, ученый, вы должны это знать.
— Моя специальность очень далека от вашей. Но вы правы. Тут нужна точная статистика, нужен строго научный анализ. Вывод мой, конечно, некомпетентен. Он скорее обывательский, чем научный. И все-таки это явление многих тревожит, согласитесь.
— Конечно. И прежде всего нас самих. Хотя борьба с преступностью — дело всего общества, а отнюдь не только милиции. С этим, я думаю, вы тоже согласитесь.
— Это элементарно. Я даже больше вам скажу…
Внезапно на верхней полке заворочался спавший там человек, оттуда раздался протяжный зевок, послышалось какое-то бурчание, и сверху свесилась заспанная, измятая физиономия с всклокоченными волосами.
— Ага, — прохрипел человек, уставясь на Коршунова. — Прибыл, значит. Может, напоследок опохмелимся?
— Слезайте, гражданин, — строго сказал Коршунов.
— А чего?.. Фу ты, дьявол! Я думал, Ванюша сидит.
— Ну, слезайте, слезайте. Познакомимся.
— А чего?.. Меня Сема зовут. Мне и тут хорошо. Вот только голова, дьявол, трещит. У тебя, браток… Фу ты! Извиняюсь, конечно…
Он громко икнул и, откинувшись на подушку, внезапно захрапел.
— Да-а, — покачал головой седой пассажир, откладывая журнал, которым он как бы отгородился от происходившего разговора. — Тот, знаете, был покрепче. Когда в Борске выходил, так ни в одном глазу. Словно и не пил. Представляете?
— И покрепче и поопаснее, — сказал Коршунов и, в свою очередь, спросил: — А записку ту с адресом он так и не нашел?
— Так и не нашел. Не только карманы, все купе обшарил.
— М-да. Ну что ж, — Коршунов поднялся. — Извините. Скоро Москва, нам надо заканчивать работу.
— Бога ради. Желаю успеха.
Они простились.
Коршунов осторожно взял бутылки и вышел из купе. В коридоре его уже ждал Светлов.
Ничего интересного проводники ему не сообщили. Иван пил, много спал и, как оказалось, даже удерживал своего собутыльника, который пытался шуметь и ругаться. В Борске Иван спрыгнул на платформу первым, оттолкнув проводника, когда вагон еще даже не остановился окончательно. Он очень спешил и нервничал. И это Сергею было понятно.
Затем Светлов привел заспанного, оробевшего Сему, оказавшегося Семеном Петровичем Шатуновым, слесарем одного из московских ЖСК, следовавшим домой после законного двухнедельного отдыха, который, однако, судя по опухшей Семиной физиономии, большой пользы ему не принес. Сема клялся и божился, что, кроме имени, ничего о своем случайном собутыльнике знать не знает и, о чем разговоры у них были, он тоже не помнит, ибо в голове у него все это время шум и звон стоит невозможный. На работе он только премии и благодарности получает, «круглый год на Красной доске висит», начальство им не нарадуется, а тут вот позволил себе отвлечься от дел и забот. Все в его словах вызывало очевидное сомнение, кроме двух пунктов: пьян был все это время Шатунов безусловно, и такой преступник, как Иван, что-либо рассказать ему о себе, конечно, поостерегся.
Непонятна была только одна деталь в поведении Ивана, сообщенная седым пассажиром. Какой адрес потерял Иван, чей? Семенова? Иван сказал: «вдруг не встретит». А встречать его на вокзале должен был именно Семенов. Но его адрес Иван знал, он ведь был у него дома. Странно, странно. Над этим еще предстоит подумать…
Поезд подходил к Москве. Коршунов и Светлов аккуратно упаковали с помощью проводника обнаруженные бутылки и приготовились к выходу.
На площади перед вокзалом их уже ждала черная «Волга». Гена, отдохнув, успел все же приехать раньше, обогнав поезд.
Синие сумерки уже окутали город. Но еще не зажглись фонари на улицах, не светились витрины магазинов. На широком Садовом кольце только колючие белые огоньки подфарников машин и красные огни задних фонариков бесконечным роем неслись навстречу друг другу между сумрачными громадами домов. Силуэты людей уже плохо были видны на фоне темных, без снега, мостовых. Был самый трудный час для водителей машин.
И все же Гена, включив желтые фары и изредка сердито урча сиреной, стремительно летел на своей черной «Волге», ловко обходя попутные машины.
Только когда выскочили на улицу Горького, над головой начал разгораться голубой неон уличных фонарей.
— Значит, я на доклад к начальству, — сказал Коршунов и, улыбнувшись, добавил: — А ты сдаешь бутылки.
— Так точно, — ответил озабоченный Светлов, даже не уловив шутку. — При мне сделают. Следы для идентификации есть вполне приличные.
Машина лихо развернулась у широкого подъезда министерства, Коршунов выскочил и махнул на прощание рукой. Гена тут же рванул машину: уголовный розыск научил его быстроте и решительности.
Кабинет начальника управления был ярко освещен. Когда Коршунов вошел, комиссар поднялся — ему навстречу.
— Ну, с приездом, — сказал он, пожимая Коршунову руку. — Как добыча? Заодно давайте и ваши соображения по делу, — и с ударением добавил: — Товарищ полковник.