Искатель. 1970. Выпуск №5 - Аркадий Адамов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут вдруг Лобанов заметил, что Семенов неожиданно вздрогнул, снова задергалась кожица около глаз, а худые его пальцы торопливо и ненужно натянули халат на впалую грудь. «Ну, голубчик, — подумал Лобанов с ожесточением, — можешь больше ничего не говорить. Кажется, я уже догадался…» И он тем же тоном закончил:
— …Да, судить. И вы, кстати, тоже вчера кричали: «Судить! Всех судить!» Помните? Вы, наверное, не хотели, чтобы вас судили одного?
— Правильно, правильно… — забормотал Семенов, не поднимая головы. — Всех судить… Я меньше их виноват… Я почти ничего такого и не сделал… И вообще я их не знаю… И не желаю знать…
Лобанов, помедлив, спросил:
— Петр Данилович, почему вы боитесь назвать Ивана?
Семенов бросил на него затравленный взгляд.
— Я… я не боюсь, я просто… не знаю, что отвечать… У меня голова кругом идет… Никогда еще не попадал в такое положение…
— Верю. И я вам скажу, что отвечать. Это вам сейчас посоветовал бы и любой добросовестный адвокат: отвечайте правду, только правду. Это для вас сейчас самое выгодное.
— Правда?.. — нервно переспросил Семенов. — Ну, пожалуйста! Пожалуйста! Я видел Ивана! Там, на вокзале, в толпе. Он мне указал того парня. Глазами указал, правильно! И все. Исчез. Больше я его не видел, клянусь вам!
Семенов тыльной стороной ладони вытер испарину со лба и откинулся на спинку стула.
— Когда Иван был у вас последний раз, он не говорил, есть у него в городе еще знакомые?
— Нет, не говорил.
— Где они тогда собирались ночевать?
— В гостинице, насколько я помню.
«Да, так оно и было», — подумал Лобанов.
— А в первый свой приезд где он ночевал?
— У меня. Он тогда ничего не привез.
— Договаривался?
— Вот именно. Это… это, я вам скажу, страшный человек… Он может на все пойти… Ему убить — что плюнуть. Да, да…
Семенова всего трясло от страха, он расширенными глазами смотрел на Лобанова и никак не мог запахнуть халат дрожащими руками, пальцы не слушались его.
«Какая же ты мразь!» — брезгливо подумал Лобанов.
— Вам уже нечего его бояться, — сказал он.
Разговор был окончен. Больше Семенов ничего не мог сообщить, даже если бы захотел, Так, по крайней мере, показалось Лобанову, ибо, сам не замечая этого, он торопился, слишком торопился и под конец этого трудного разговора думал уже совсем о другом.
Семенов, еле волоча шлепанцы и придерживая худой рукой расходившиеся полы халата, вышел из комнаты. А спустя минуту вслед за ним вышел в коридор и Лобанов. «Надо все-таки ее повидать», — в который уже раз подумал он.
И сразу увидел Волошину. Она стояла невдалеке, около окна, и разговаривала с низеньким полным человеком в очках и белом халате, из кармана которого высовывались резиновые трубочки стетоскопа.
Лобанов нерешительно двинулся в их сторону.
— Здравствуйте, Наталья Михайловна, — подходя, произнес он.
Волошина с улыбкой кивнула ему.
— Здравствуйте. Я сейчас освобожусь, одну минуточку.
— Ну, я пойду, коллега, — сказал человек в очках. — Мне надо еще проконсультироваться у хирургов. А вы, — он поднял пухлый, розовый палец, — обратите внимание на его кардиограмму. Она мне решительно не нравится. Этот зубец вы помните? И ЗАБФ отрицательный и приподнят. Полагаю, Евгений Васильевич напрасно самоуспокаивается.
— Конечно, Семен Яковлевич. Мне она тоже не нравится.
— Прекрасно. Мы будем с вами союзники, — галантно поклонился толстяк. — Это меня успокаивает.
«Чего он выламывается? — неприязненно подумал Лобанов и тут же устыдился своих мыслей. — Только не будь уж окончательным болваном», — сказал он себе.
— Вы мне хотели что-то сказать? — спросила Волошина, когда ее собеседник удалился.
— Я?.. Я много чего хотел вам сказать, — неожиданно для самого себя сказал Лобанов.
Она рассмеялась.
— Много не удастся. Мне надо ехать в горздрав.
— Правда? Так я вас подвезу. Можно?
— О, это будет замечательно. Я уже опаздываю.
— Все. Я вас жду. Там, в саду.
— Да, да. Я сейчас.
Выйдя из больничного корпуса, Лобанов глубоко вздохнул и огляделся. «Что же это такое? — растерянно подумал он. — Ведь она сейчас выйдет ко мне!» Он вдруг так заволновался, словно должно было произойти событие необычайное.
А когда ее фигурка в темном пальто с пушистым белым воротником и белой вязаной шапочке появилась в дверях, Лобанову показалось, что ничего прекраснее он не видел, он даже задохнулся от внезапной радости и несмело пошел навстречу.
В этот момент Наташа чуть поскользнулась, и тогда Лобанов осторожно взял ее под руку. Лобанов не узнавал самого себя: он не мог начать разговор.
— Вы все успели сделать? — спросила Наташа.
— Да. Конечно, — ответил Лобанов.
Если бы он знал, что самого главного вопроса он так Семенову и не задал, хотя, как показали дальнейшие события, задать его следовало непременно.
Черная сверкающая «Волга» с двумя желтыми противотуманными фарами впереди и дополнительной штыревой антенной вылетела на улицу Горького и, сделав крутой разворот, стремительно понеслась вверх, к площади Пушкина, легко обгоняя двигавшийся в том же направлении поток машин.
Около площади Маяковского машина свернула вправо, на Садовое кольцо, которое москвичи называют так лишь по привычке, ибо давно уже не осталось там садов и бульваров, и само кольцо, укатанное асфальтом, превратилось в широкую, скоростную транспортную магистраль с подземными тоннелями и виадуками.
Черная «Волга» птицей пролетела огромный виадук, чуть притормозила, затертая другими машинами, возле Колхозной площади, а потом возле Лермонтовской.
— Никакой езды не стало, — досадливо проворчал молодой паренек-водитель.
— Погоди. То ли будет, когда «Жигули» пойдут и новый «Москвич», — усмехнулся Коршунов.
— Сергей Павлович, — наклонился к нему сидевший сзади Светлов, — уточнить бы приход поезда.
— Через три часа он должен быть в Рязани. А мы — через два с половиной. Так, что ли, Гена?
— Так точно, Сергей Павлович, — кивнул водитель, не отрывая напряженного взгляда от ветрового стекла. — Только бы из Москвы выскочить, долетим быстрее электрички.
— Гена-то не подведет, — заметил Светлов. — А вот поезд, шут его знает. С ним могут и напутать.
Коршунов поправил теплое мохеровое кашне, выбившееся из-под расстегнутого пальто, и сдвинул с потного лба пушистую меховую шапку.
— Ну и печка у тебя, — проворчал он и уже деловитым тоном добавил: — Сейчас узнаем насчет поезда.
Он снял трубку радиотелефона, нажал на одну из клавиш и негромко спросил: