Свадьбы не будет. Ну и не надо! - Ирина Меркина

– Дорогая Беата, – начала наконец Алла. В этой семье она явно была спикером. – Позвольте мне называть вас так – дорогая Беата! Вы, конечно, хотите знать, чем вызвано наше желание познакомиться с вами поближе.

Беата сделала заинтересованное лицо:

– Я, кажется, догадываюсь. Никита будет поступать в институт, и ему нужны дополнительные занятия.

Алла рассмеялась и шутливо замахала руками:

– Уверяю вас, если бы Никита нуждался в занятиях, к нашим услугам были бы лучшие университетские педагоги. Нет, дорогая, как преподаватель вы нас не интересуете.

Беата сохраняла любезную улыбку, хотя ей уже хотелось огрызнуться. Алла продолжала как ни в чем не бывало:

– Может, для вас это прозвучит неожиданно. Дело в том, что мы не вполне обычная семья...

«Не пора ли бежать?» – подумала Беата, глядя через голову Аллы на прикрытую двустворчатую дверь.

– ... То есть сейчас-то мы ничем не отличаемся от других семей. Но когда мы начали жить вместе, мне было двадцать пять лет, а Андрюше – шестнадцать. Да-да. Представьте себе. Я работала учительницей в школе, где он учился. Ему едва исполнилось восемнадцать, когда родился Никита.

Алла улыбнулась, словно приглашая гостью разделить эту радость. Потом снисходительно вздохнула:

– Не буду вам рассказывать, сколько трудностей мы пережили. Общество не любит всего, что выходит за рамки. И даже те, кто не пытался бросить в нас камень – а таких людей было немало, можете мне поверить, – даже наши так называемые друзья были уверены, что наша «неправильная» семья продержится не больше года, в крайнем случае двух. Но вот уже скоро двадцать лет, как мы вместе. Мы счастливы. Андрей...

Она повернулась к мужу и сделала поощрительный жест.

– Я быстро повзрослел, гораздо быстрее своих ровесников, – подхватил Андрей, кажется впервые нарушив молчание, – и многого достиг. – Он обвел внимательным взглядом комнату, словно проводя учет своих достижений. – Все оттого, что у меня была семья и рядом всегда находилась умная женщина, верный помощник и советчик. Мне очень повезло.

– У меня замечательные родители, – добавил свои пять копеек и Никита.

Беата чувствовала себя на презентации рекламного проекта «Счастливая семья».

– Мальчик вырос, – с нежностью сказала Алла. – Ему уже семнадцать, как было его отцу, когда мы встретились. И вот он влюбился. Этого следовало ожидать. Дорогая Беата...

Спасайся, кто может!..

– Беата Мстиславовна! Эти слова надо говорить наедине, но у меня нет секретов от мамы и папы. Вы самая прекрасная, самая умная и удивительная. Я люблю вас. Я прошу вас стать моей женой.

Слава богу, от нее не ждали ответа. Замечательные родители готовы были на все ответить сами.

– Мы не враги своему ребенку и не будем повторять ошибок наших близких. Вы нам очень нравитесь, Беата. Мы просим вас принять предложение нашего сына. Он добрый, умный и способный мальчик. Его ждет блестящее будущее. Сейчас он, правда, не в состоянии содержать семью. Но это готовы делать мы, пока он не встанет на ноги. Вы ни в чем не будете нуждаться. У Никиты уже есть собственная квартира. Вы сможете уйти из школы или остаться, как захотите. Когда появится ребенок...

«Да он уже появился! – захотелось крикнуть Беате. – Вот он, сидит весь в белом и собирается играть для меня на белом же рояле. Вы что, ребята, с ума сошли? Мне ведь даже не двадцать пять – мне без пяти минут тридцать! Просто тональный спрей от Cristian Dior и рубиновый лазер...»

– Когда вы... когда ты говорила о «Лолите»... что это книга о любви. Тогда я понял: мы созданы друг для друга, – проникновенно сказал Никита.

Какой хороший мальчик. Из него действительно вырастет классный мужик, и можно позавидовать девочке, которой достанется это сокровище. Но как же объяснить его любящим родителям, что у жизни не один счастливый сценарий, а немного больше...

В комнате стояла выжидающая тишина. И в этой тишине Беата робко произнесла:

– А мне всегда казалось, что первая любовь должна быть неразделенной.

В ответ вновь расцвели улыбки Панчиных.

Они долго хором разубеждали ее. Папа Андрей доказывал, что его успехи объясняются еще и тем, что он в юности не знал разочарований, от которых никакой пользы, кроме вреда.

– Сколько времени я потратил бы, бегая за девушками-ровесницами! Сколько сил и нервов убили на неразделенную любовь мои друзья, пока я работал, учился, делал карьеру!

Мама Алла расписывала гордую красоту Сейшельских островов, куда они с мужем ездили в запоздалое свадебное путешествие, – а Никитка с Беатой могут лететь хоть завтра, плевать на школу. Еще они уговаривали ее не бояться сплетен и предрассудков. Вспоминали, как прятались от всех и вся, как боялись случайно встретить на улице учителей или ребят из школы. И спасались от них, знаете где? На речном трамвайчике! Бегом, бегом на пристань – и вперед! Увы, необитаемого острова для них тогда не нашлось, до Сейшел на речном пароходике было не доплыть. Редкие сочувствующие знакомые давали им приют. Но все кончилось хорошо, вот видите!

– Поймите, дорогая, это ваш шанс, – внушала Алла, уже слегка раздражаясь Беатиным упрямством. – Что же вам, так и сидеть в школе, стариться? Ведь это хуже, чем монастырь, я знаю. Сами говорите, вам уже почти тридцать. А ведь дальше будет сорок, пятьдесят. Пенсия, нищета, одиночество...

Андрей, сияя синими глазами, откровенно читал ей нотацию:

– Люди нашего круга ищут детям пару среди своих. Но раз так вышло – мы только рады. Мы уважаем выбор Никиты. Вы никогда не будете себя чувствовать бедной родственницей. Мы знаем, что отдаем сына в хорошие руки.

Надо же, удивлялась Беата, почти не обижаясь. Такая живая, необыкновенная, яркая история – и такие скучные, пошлые люди. Хоть помещай их, как есть, на рекламные страницы журнала «Ажур». Они учили ее жить, будто она и вправду была несмышленой старшеклассницей, ровесницей их сына.

Никита смотрел, смотрел на нее во все глаза – а потом вдруг встал, уселся за рояль и заиграл симфонию Рахманинова.

Влюбленные родители наконец замолчали и трогательно прислонились друг к другу. Мама Алла тихонько сказала:

– Не надо давить на девочку. Она все равно будет с нами. Я знаю.

«Блажен, кто верует, – тепло ему на свете», – подумала Беата как настоящий учитель литературы. И тихонько выскользнула из этого гостеприимного дома. Шлагбаум открылся автоматически, и она представила себе, как вежливый охранник вычеркивает ее фамилию из гостевого списка.

Дома опять ждали непроверенные тетрадки, тьфу!.. Школа – тюрьма народов. А не пора ли заканчивать просветительскую миссию, размышляла Беата за рулем. Как-никак, я получила предложение от достойного молодого человека из оч-чень хорошей семьи. Самое главное, семья не против...

Вечер только начинался, и у нее было две перспективы: тетрадки или клуб.

– И что ты выбрала? – спросила Татка, освобождая ей уголок стула: Беату не ждали и места не заняли.

В клубе яблоку было негде упасть, да яблок там и не было. Вместо яблок на стойках и столах аккуратными пирамидками лежали апельсины. Они катались по всем горизонтальным поверхностям, попадали в чашки и тарелки, стукали по коленкам и сваливались на пол. Официанты выхватывали рыжие шары из-под ног танцующих. Такой был вечер – апельсиновый, безо всякого политического подтекста.

Это место называлось «Пресс-папье», в просторечии – «Папка» или «Папа». Когда-то его организовали журналисты, и хотя с тех пор понабежало много постороннего народа – друзья друзей, которым все равно, – в частности, молодежи, не знающей традиций, но он по-прежнему считался местом оттяга «папиков», то есть солидных людей плюс-минус тридцать. Когда эти папики и мамики шли вразнос, младшее поколение, ух! – только жалось по стенкам и ноги поджимало.

Беата решила, что машину она оставит около «Папки», а домой поедет на такси. Завтра ведь воскресенье, ур-ра, не надо в школу идти! Чтобы согреться, она заказала Aztek Punch, напиток ацтеков, полный обжигающего мексиканского солнца, и пила его, как настоящие знатоки, без сахара. Не отставляя кружки, она танцевала по очереди с братишками-метросексуалами Митькой и Ванечкой. Ванечка один апельсин прижимал подбородком, а другой катал по Беатиной груди.

Все вокруг были пьяные и потные. Беате стало жарко. Она отдала Ванечке оба апельсина и вернулась за стол, где Татка за Campary Orange обсуждала демографическую ситуацию в мегаполисе с обозревателем модной интернет-газеты «Против всех». Пахло апельсиновыми корками. Молодежь зажигала без отдыха.

Рядом, жонглируя апельсинами, вырос Ванечка. Беата покачала головой. Ей хотелось отдышаться и выпить чего-нибудь холодненького. Обозреватель прервал свою агитацию «против всех» и галантно отправился за коктейлем Golden Sunset для дам.

– Иди потанцуй! – крикнула сквозь музыку Тата. – Не бойся, твои ученики тебя не видят.

«А Бог все видит, – подумала Беата. – Видит Бог, учителю обязательно надо ходить на тусовки. Чтобы проветрить голову, скрыться от всевидящего детского ока...»