История Смотрителя Маяка и одного мира - Анна Удьярова

на входе нескольких хмурых охранников, которых не было, когда он приходил.

– Мэйлорис Таэлир… Сэйлори передаёт вам просьбу зайти к нему, – с поклоном неловко пробормотал Голари, пряча глаза от внимательного и неприятного взгляда.

– Благодарю вас, советник, что передали просьбу отца, – любезно, но чуть насмешливо отозвался принц и направился на аудиенцию к королю.

По всей вероятности, юный наследник престола играл в прятки с людьми Малума по-настоящему: выглядел он в точности как преступник, пойманный после побега из тюрьмы. Не хватало только нескольких живописных синяков и ссадин на лице, но даже у беглых принцев оставались свои привилегии.

Оланзо медленно оглядел вошедшего и отвесившего церемонный поклон принца, но зная, что его суровый королевский взгляд на сына не действует, сразу нарушил молчание, не предлагая, впрочем, принцу сесть:

– Дорогой сын мой, не соизволишь ли ты объяснить, где пропадал всё это время?

– Я гулял по городу, Мэйлори. Всего лишь, – опустив глаза в пол, ответил Таэлир. Его голос был чуть хриплым: вероятно, он простыл, проведя ночь в каком-нибудь сыром подвале.

– А ты не мог предупредить меня? – с трудом сдерживая гнев, спросил Оланзо. – Или ты считаешь, что Птицеловам больше нечем заняться, кроме как разыскивать тебя, опасаясь покушения на наследника престола, пока ты изволишь прогуливаться?

Голос отца на поверхности отражал раздражение и злость, но за верхним слоем Таэлир уже научился узнавать спокойные волны бесконечной усталости и апатии, поэтому не мог воспринимать этот гнев всерьёз, а, напротив, мечтал хоть раз вывести отца из себя по-настоящему.

Оланзо снова с неудовольствием вспомнил о королеве Эйрил, поскольку он не мог даже сказать своему сыну что-то вроде: «Твоя мать чуть с ума не сошла от беспокойства, пока тебя не было», потому что это было очевидной неправдой; Эйрил только сказала, что Оланзо должен как можно скорее найти их сына. «У тебя ведь есть всё для этого, ты же король», – добавила она.

– Значит, больше нечем, – Таэлир поднял голову и посмотрел на Оланзо. Встретившись с суровым взглядом, который приводил в трепет советников, но принца совершенно не пугал, добавил, чуть улыбнувшись: – Хотя скоро у них должно прибавиться дел, судя по тем песенкам, которые твои подданные распевает про своего короля.

Разглядев нехитрую тактику принца, Оланзо улыбнулся в ответ:

– Надеюсь, что эти песенки остроумные. Тогда я только рад за своих подданных. И, кстати, если ты вдруг забыл – это и твои подданные тоже.

Таэлир усмехнулся, но промолчал, ожидая, когда отец выговорится и отпустит его. Хотя он и храбрился изо всех сил, но две ночи практически без сна и беспощадная погоня по узким торговым улочкам Тар-Кахола давали о себе знать железной, сбивающей с ног усталостью.

Оланзо тяжело вздохнул.

– Знаешь, после каждой твоей выходки я всерьёз жалею о том, что Эдуктий Первый подписал Указ о повсеместном запрете телесных наказаний и ограничении родительской власти, – признался он.

– Ну, Эдуктий Первый был великим и мудрым правителем, Мэйлори, – отозвался принц. И, хитро прищурившись, добавил: – К тому же, насколько я знаю, в отношении членов королевских семей этот запрет действует уже более четырёх сотен лет.

– Верно, – кивнул король, – но я-то думал, что ты предпочитаешь не пользоваться привилегиями, предоставленными принцу. Во всяком случае, свои обязанности принца и сына ты игнорируешь вполне успешно.

Принц скривился и промолчал, что на языке Таэлира означало если не извинение, то признание причинённых им неудобств. И отец перешёл в наступление:

– Когда тебе исполнится девятнадцать, а у меня закончится терпение, смотри, женю тебя на какой-нибудь знатной зануде, чтобы она присматривала за тобой.

– Это будет неразумно, Мэйлори. Я вам не раз уже говорил, что меня не привлекают девушки и, тем более, семейная жизнь.

Король махнул рукой: продолжать взаимные попытки уязвить друг друга не имело смысла.

– Когда у меня закончится терпение, твои предпочтения не будут иметь никакого значения, – устало пригрозил Оланзо. – Ладно, Таэлир. По крайней мере посадить тебя под домашний арест пока ещё в моих силах. Два дигета, будь любезен, не выходи за пределы своих покоев.

– Как прикажете, Мэйлори, – равнодушно отозвался принц, но втайне был доволен: он не сомневался, что ему легко удастся сбежать из-под домашнего ареста. В общем-то, всю свою сознательную жизнь он только этим и занимался.

– Дашь мне слово, что не сбежишь, или приказать выставить охрану? – спросил Оланзо.

– Слово принца! – мгновенно отозвался Таэлир.

И всё-таки король не настолько плохо знал своего сына. Он покачал головой:

– Нет, мне нужно настоящее слово – слово Таэлира, моего непутёвого сына.

Оба замолчали.

– Такого слова у меня нет, – сказал, наконец, Таэлир. Король вмиг развалил его прекрасную комбинацию и забрал себе все козыри: теперь он знал, что Таэлир собирается сбежать, и утвердился в том, что принц не нарушает слова, данного от собственного имени.

– Хорошо, значит, охранять тебя будут Птицеловы, – улыбнулся король.

Сэйлорис про себя помянул Окло-Ко и повторил, уже без улыбки:

– Как прикажете, Мэйлори.

«Если правитель сверх меры самоуверен, то рано или поздно он ошибётся, и враги обнаружат его слабую сторону. Если правитель недостаточно самоуверен, то он сам становится своей слабой стороной».

Глава 2

2.1 Realibus

2.1.1 Alea jacta est21

Когда Тэлли увидела на пороге Унимо, дрожащего и испуганного, весь её гнев от того, что он явился так поздно и заставил её волноваться, исчез, растаял без следа, как лёд, брошенный в стакан горячего чая. Этот мальчик совсем не был виноват в том, что она лежала без сна, думая, что с ним что-то приключилось, что она подходила к окну и, щуря глаза, всматривалась в лиловые сумерки до тех пор, пока тёмные фигуры людей не начинали появляться повсюду, дорисованные воображением в густевшей, как сметана в маслобойке, темноте, что теперь перед её взглядом снова проносились воспоминания – те, которые она так старательно и кропотливо зарисовывала мелкими узорами повседневной суеты все последние два года. Поэтому Тэлли только вздохнула и отправилась заваривать согревающий и успокаивающий чай из мяты, шалфея и листьев зеленики.

– Тэлли, ты не поверишь, я видел того флейтиста! – с порога воскликнул Унимо, возбуждённо размахивая руками. – Того, который хотел нас убить.

Тэлифо стояла, облокотившись на стойку, и в ответ только пожала плечами:

– Я тоже его видела – он часто бывает в Тар-Кахоле, вроде бы он из Лесной стороны, но путешествует с тар-кахольскими бродячими музыкантами. Он, пожалуй, лучший флейтист Королевства.

Унимо непонимающе уставился на Тэлли, его серые глаза в чёрную крапинку удивлённо расширились:

– И ты… и ты не хочешь узнать, почему он напал на нас?

Тэлли отвернулась, шумно поправляя в печи большой чугунный чайник, и не ответила. Унимо забрался на высокую табуретку перед стойкой и беспокойно забарабанил пальцами.

– Мята помогает от бессонницы и тошноты, шалфей и можжевельник – от больного горла и простуды, ромашка – от боли в животе, а зеленика